Приди в мои сны - Татьяна Корсакова

– А когда тащить? – спросил Август и огляделся опасливо. Перспектива остаться одному в пещере ему очень не нравилась.

– Досчитайте до трехсот и, если я не выплыву, тащите.

– В такой холодной воде ты столько не продержишься. Да в любой воде ни один нормальный человек не продержится.

– Я не могу отнести себя к нормальным людям. – Игнат усмехнулся, подошел к краю озерца.

Есть ли у него вообще дно? Он в этом сомневался, но не делиться же этим с и без того напуганным Августом. В воду он вошел «щучкой», не оставляя ни себе, ни Августу времени для раздумий, и тут же задохнулся от холода. Вода в подземном озере была не просто холодной, Игнату вдруг подумалось, что он застрял в куске льда. Тело не слушалось, не шевелилось. Он даже не мог понять, спускается ли он на дно или так и болтается в толще враз замерзшего озера беспомощным истуканом. Он и не видел ничего – только холодный серебряный свет, такой яркий, что, кажется, заставил прозреть даже слепой глаз.

Холод выпивал из тела тепло и силы, медленно, каплю за каплей, высасывал жизнь, подменяя горячую кровь ледяной водой, все той же водой просачиваясь в легкие. Игнат умирал и ясно осознавал, что Август ему не поможет. Но страха не было. Не оттого ли, что слишком часто он умирал? Было обидно, что Желтоглазый снова его обманул, заманил в ловушку. И было обидно, что Айви теперь никто не сможет помочь. От осознания этого Игнат закричал. Он захлебывался озерной водой и сам превращался в воду, терял тело и форму. Потерял бы окончательно, если бы зубами не вцепился в ошметки памяти.

Он не вода!

Он Федор Шумилин…

Он Игнат Вишняков…

Он есть!

…Нижний мир принял его в свои объятья ласково, как родная мать непутевое дитя, качнул, уложил на дно мертвого озера рядом с чем-то сияющим, невыносимо ярким. Это сияющее оказалось змеиной чешуей. Большие серебряные пластины были отполированы до зеркального блеска, но сколько Игнат в них ни вглядывался, собственного отражения не видел. Видел чужие лица, и чужие жизни, и чужие миры, в каждый из которых вела одна-единственная дорога. Айви увидеть бы…

– …Увидишь. – Обещание не то шепотом, не то шорохом, а то и вовсе шелестом прямо в голове. – И она тебя увидит.

А желтые огни в пещере светят ярко, насмешливо…

– Покажись! – Игнат вскочил на ноги. Потревоженная серебряная чешуя мелодично зазвенела. – Я и тебя видеть хочу!

– Чтобы меня увидеть, нужен свет. Нету тут света. Разве ты забыл?

– Что тебе нужно? Чего ты хочешь? – Нельзя ему верить, но так хочется. – Ты знаешь, как спасти Айви? Говори!

– Знаю. Вот только говорить мне тяжело… Отвык за столько лет. Я тебе лучше покажу. Смотри.

Откуда в его руке взялась серебряная чешуя? Игнат не знал, но в зеркальную гладь ее всматривался очень внимательно, чтобы ничего не упустить, и чем больше смотрел, тем яснее понимал, чего хочет от него Желтоглазый, какую плату потребует за спасение Айви. Ладно бы жизнь Игнатову забрал. Нет, ему другое нужно, куда более ценное… Но торговаться бессмысленно и правила изменить не получится, а значит, придется согласиться…

Он согласился. Знал, что исполнит все, что от него потребуют, понимал, чем станет расплачиваться, но все равно согласился. И муторно теперь было на душе так, что хоть волком вой. Или нет у него больше души? Заложил? Обменял на другую, невинную душу?

– Хорошо, – прошуршало в голове. – Я тебя услышал, а теперь уходи.

И земля под ногами вспучилась, превращаясь в топкое болото, засасывая сначала по колено, потом по пояс, забиваясь в глаза и горло, не давая дышать. Убивая…

– …На живот его переверни! Вот так, вот так…

Набившаяся в горло грязь сделалась вдруг ледяной, рвалась наружу, и Игнатово нутро вслед за ней выворачивалось наизнанку.

– …Сколько он в воде пробыл?

– Триста…

– Что – триста?

– Не знаю, долго. Я тянул-тянул, а его будто не пускало что-то.

– Не пускало… Может, и не пускало. Эй, кунак, слышишь меня? Ты дыши, дыши, я тебе говорю!

А ледяная жижа из него все лилась и лилась, до тех пор, пока не вылилась вся, до последней капельки, и ему вдруг захотелось хлебнуть воздуха. До боли в истерзанных легких захотелось.

Вздохнул. Закашлялся и снова вздохнул.

– Вот и правильно. Давно бы так.

Цепкие руки перевернули его на спину, бесцеремонно ощупали немое тело.

– Ледяной, как сосулька. – А вот на-ка, выпей! – И к губам прижали что-то твердое, заставляя пить.

Этот обжигающий вкус он помнил. Как и руки. Как и голос.

– Спасибо, Тайбек, – прохрипел он и открыл глаза.

– Живой, – сказал Тайбек с мрачной удовлетворенностью. – А мастер Берг кричал, что помер. Так громко кричал, что Тайбек с берега услышал, прибежал.

Август сидел тут же, мокрый с головы до пят. Неужто лазил за ним в озеро? Вид у него был испуганный, и зубы отбивали чечетку.

– Ж-ж-живой! – повторил он за Тайбеком и икнул.

– Вот, для сугреву. – Тайбек сунул Бергу свою флягу.

Архитектор выпил все одним глотком и даже не поморщился, за что удостоился от татарина уважительного взгляда. Сам же он смотрел только на Игната.

– Ты утонул, – сказал, зажимая озябшие руки под мышками. – Камнем вниз ушел, а веревка все разматывалась и разматывалась, хорошо, я успел конец к камню привязать. – Он кивнул на обмотанный веревкой валун. – И начал считать, как ты и велел. А потом кричать и веревку тянуть, а она ни в какую. Испугался я, Игнат. Знал бы ты, как я испугался! Хорошо, что Тайбек мимо проходил…

– Мимо проходил? – Игнат бросил быстрый взгляд на татарина, тот пожал плечами.

– Мы с ним вместе стали тянуть, только все равно ничего не получалось. Тебя будто держал кто-то.

Держал… Желтоглазый на дне Нижнего мира удерживал его обещаниями. А потом отпустил.

– Когда мы тебя вытащили, ты как каменный был, неживой. – Август посмотрел на него с укоризной. Игнат его за это не винил. Во всем, что случилось и еще случится, виноват только он один.

– А зачем ты нырял? – спросил Тайбек, деловито сматывая мокрую веревку.

Игнат надел штаны, подошел к озеру. Со дна его, если в этом подземном озере вообще есть дно, что-то медленно поднималось. И он знал, что.

Водяной пузырь вздулся и лопнул, выпуская на поверхность серебряную змеиную чешую.

– Вот за этим, – сказал он, вылавливая одну чешуйку за другой, заворачивая их в рубашку.

– Что это? – спросил Август. Он тянул шею, но с места своего не вставал и подходить близко к озеру опасался.

А вот Тайбек не боялся, на гигантскую чешую смотрел с превеликим интересом. Видел ли он то же, что видел сам Игнат?

– Это чешуя, – сказал Игнат, не оборачиваясь. – С его шкуры чешуя. Только вам, мастер Берг, на нее смотреть не надо.

– Почему? – Любопытство в Августе медленно побеждало страх.

– Не знаю, но уверен, что для простого человека это опасно.

При этих словах Тайбек хмыкнул, многозначительно приподнял седые брови. Ему, тоже помеченному Полозовой кровью, бояться было нечего. Они оба это понимали.

– И зачем нам эта… чешуя? – спросил Август и покосился на Тайбека. Наверное, гадал, как следует относиться к татарину, который, оказавшись в такой необычной ситуации, не задавал никаких вопросов. Да и случайно ли он появился в пещере? Все это читалось во взгляде Августа.

– Я вам потом объясню, – пообещал Игнат, доставая последнюю, девятую чешуйку и завязывая рубаху узлом. – А теперь пойдемте, пока псы нас не хватились. Нам ведь еще и переодеться надо. – Он обернулся к Тайбеку, сказал: – Спасибо, снова вы меня спасли.

– Сочтемся, кунак. – Тайбек хитро сощурился. – Ты только дорогу мне не переходи, и все у нас будет хорошо.

Ничего у них не будет хорошо. Ни у него, ни у Тайбека. Обоих их отравила горькая месть. Вот только враг Игната далеко, а Тайбека близко. И не нужно быть гадалкой, чтобы понять, кто этот враг. А ведь давно уже мог убить, со своими-то умениями. Но не убил, значит, смерть готовит лютую. Но это его дело, не Игната. Значит, есть за что наказывать и расплаты ждать терпеливо, как награды.

– Придет время, – Тайбек смотрел ему прямо в глаза, – и я тебя кое о чем попрошу. Обещай, что не откажешь.

Он не стал спрашивать, о чем просит его Тайбек, просто молча кивнул в ответ.

В поезде разместились в двух соседних купе: Настя с Ксенией и Венечкой в одном, Виктор Андреевич с Трофимом и Теодором в другом. Хотя Тео не признавал ни границ, ни закрытых дверей, то и дело норовил из купе удрать. Сейчас, когда с Настей была Ксения, путешествовать, да и просто жить стало намного проще. Особенно днем. Ночью снова возвращались страхи, выползали из темных углов, окружали плотной стеной, не позволяли уснуть. Днем Настя бодрилась, убеждала себя, что всему научится и жить станет как любой нормальный человек. Вот и с тростью она управляется ловко, на стены и мебель почти уже не натыкается, научилась пусть не видеть, но чувствовать пространство, людей различала по звукам и запахам. Трофим пах самосадом, Ксения и Венечка – молоком, Тео, как и положено, собакой, а от Виктора пошел запах металла. Так пахли папины серебряные часы, хотя кому-то могло показаться, что все это глупости – и металл ничем не пахнет. Пахнет! Настя знала.