Отравленный памятью (СИ) - Манило Лина

Ради Никиты я бросила всё. И не жалела в тот момент об утраченных возможностях и разрушающейся постепенно жизни. Главным была возможность находиться рядом, дышать одним воздухом. Как это глупо, как избито и по?шло.

Пятнадцатилетняя беспросветная кромешная идиотка, мечтающая о принце на белом коне. Чёрт меня знает, где я нахваталась этой романтической чуши, но итог не сложно предугадать: влюблённая по уши малолетняя дурочка быстро Никите надоела, но отпускать меня он тоже не спешил, потому что такая дура, как я могла сгодиться для его изощрённых, порой даже и извращённых игрищ.

Я не сразу поняла, куда заводят эти отношения. Рядом всегда была верная подруга Ксюша, влюблённая в Никиту до печёночных колик. Да только её он почему-то не слишком жаловал, скорее просто терпел. Но та была, по всей видимости, ещё более звезданутой, чем я, поэтому неизменно тягалась за ним хвостом.

А тем временем с каждым днём больная фантазия Никиты цвела всё обильнее, пока не начался полный кавардак.

Стыдно ли мне об этом вспоминать? Да. А ещё больно. Но прошлого не воротишь, тем более не изменишь, поэтому приходится жить с тем, что засело внутри ржавым гвоздём и никак не хочет выходить наружу.

Я думала, что в тот момент, когда за Никитой захлопнется дверь клетки, я стану самым счастливым человеком на земле. Но я сидела в зале суда, скрытая от глаз знакомых и его подельников за непроницаемыми стёклами очков, прижимала под шерстяной накидкой к себе живот, слушала приговор и не могла понять, что чувствую. Никита стоял во весь свой немаленький рост, сжимал длинными пальцами прутья решётки и раздувал ноздри, словно нюхом хотел что-то уловить. Я знала, что он ищет меня, все это знали. В его обсидиановых глазах монохромно светилась ненависть. Ненависть была его топливом, движущей силой. Ненависть ко мне стала его идеей фикс и смыслом жизни.

И это было взаимно.

Об одном я просила судьбу: пусть он никогда не узнает, что под сердцем моим шевелится и трепещет новая жизнь. Жизнь, к зарождению которой он имеет самое непосредственное отношение. У меня никогда не было других мужчин, кроме Никиты и иногда я об этом чертовски жалею, потому что память о нём давно пора было вытравить новым опытом. Другие руки, губы, прикосновения смогли бы помочь, но вначале всё ещё любила этого урода и на что-то надеялась, а после того, как всё рухнуло, и земля поглотила гроб, в котором изувеченной оболочкой себя прежнего лежал мой дед, я ненавидела и боялась всех и вся.

И только сейчас, когда в моей жизни появился Арчи, я смогла что-то почувствовать. Симпатию, желание, интерес — целая гамма чувств, которые зародил в моей душе этот бритоголовый мужчина. И хоть мне всего двадцать три, но я уже успела поставить на себе крест, как на женщине, но Арчи...

С первого взгляда на него смогла поверить, что ещё не всё потеряно. Рано списывать себя со счетов. И пусть вероятность того, что между нами возможны отношения, ничтожно мала, но только за пробудившуюся душу могу быть благодарна.

И вот теперь, когда всё в моей жизни стало почти хорошо, прошлое решило напомнить о себе. Не знаю, сколько Никите понадобится времени, чтобы найти меня, но обещаю, что без боя не сдамся. Они не знают, что я родила сына, значит Женя в безопасности. Пока, во всяком случае. Надеюсь, так дальше и будет продолжаться.

Когда я на работе, Соня по-соседски забирает сына из сада, присматривает за ним. Воспитателей я предупредила, что никому, кроме меня и Сони ребёнка отдавать нельзя. Больше пока что ничего придумать не смогла, но, надеюсь, время ещё есть.

— Я не опоздала? — спрашиваю, входя в помещение "Арчибальда".

— Всё в порядке, не беспокойся, ещё целых полчаса до открытия магазина. — Ирма сидит за стойкой и по обыкновению разбирает бумаги. — Я до тебя всё утро пыталась дозвониться.

— Я телефон дома забыла. — И это правда, потому что Женечка с самого утра пребывал в наиактивнейшем из своих состояний, поэтому несчастный аппарат так и остался лежать на кухонном столе. И почему это должно было случиться именно сегодня, когда Ирме так срочно что-то от меня понадобилось? — Всё в порядке?

Чувствую, как гулко стучит сердце, потому что каждый раз, приходя в магазин, кажется, что вот сегодня случится что-то, что поставит крест на моей карьере. Это невыносимое напряжение, которое рано или поздно должно будет ослабнуть. Главное, освоиться и привыкнуть, а всё остальное — полная ерунда.

— Всё замечательно, не переживай, — улыбается Ирма, и вокруг становится будто светлее. Она так красива, что дух захватывает. Так выглядеть в её возрасте, наверное, мечта любой женщины. — Я сама виновата, нужно было вечером тебя предупредить, но иногда меня совершенно неожиданно посещают безумные идеи. Так, собственно, и в этот раз произошло. Мне подумалось, что тебе не помешал бы лишний выходной. Само собой, с сохранением жалования.

Вот это номер. Неожиданно.

— Меня твоя работа полностью устраивает, поэтому, думаю, ничего не случится, если в знак признательности за отличное начало ты сегодня отдохнёшь.

Не верю своим ушам. Неужели я действительно справилась? В самом деле, Ирма довольна мною? Это настолько приятная новость, что затмевает собой все проблемы и тревоги прошедших дней. Хочется подпрыгнуть до потолка, звонко рассмеяться и изобразить какой-нибудь полубезумный танец победителя, как в американских сериалах. Или броситься на шею этой замечательной женщине, в которую за три недели уже успела влюбиться.

— О, замечательно, — выдавливаю из себя самое глупое, на что оказался способен мой мозг.

— Действительно, — смеётся Ирма. — Так как твой испытательный срок окончен, а сегодня у тебя выходной, то давай подпишем документы о приёме на работу и попрощаемся до завтра.

Словно в тумане направляюсь за Ирмой в её кабинет, где уже приготовлена целая стопка бумаг, в которых я, не глядя, ставлю свою роспись-закорючку. Каллиграфия никогда не была моим талантом, особенно сейчас, когда от радости трясутся руки.

— Отлично, — произносит Ирма, когда заполнен последний документ. — Добро пожаловать, Кристина. Всё-таки я была права, когда предполагала, что мы сработаемся. Так оно и вышло.

— Я так рада, спасибо большое. Надеюсь, и дальше у вас не будет повода быть недовольной моей работой.

— Почему-то я больше, чем уверена, что всё будет замечательно.

Некоторое время стою и наблюдаю, как она складывает подписанные бумаги в отдельную папку и ставит её на полку. Гордость распирает изнутри: я смогла! У меня вышло!

Хотя первые дни выдались безумно тяжёлыми. Я носилась по магазину, пыталась запомнить, где что висит, лежит и хранится. Несмотря на драконовские цены в "Арчибальде", поток покупателей не прекращался. Иногда не было времени даже присесть, не говоря уже о том, чтобы поесть. Но я знала, что унывать или сдаваться не имею права — мне слишком нужна эта работа. И вот сейчас, стоя в кабинете, понимаю, что всё было не зря.

Одно только расстраивало: за всё это время ни разу не видела Арчи. Он словно сквозь землю провалился. Каждый раз, когда по помещению торгового зала разливалась мелодия дверного колокольчика, я вздрагивала, в тайне надеясь, что это он пришёл. Но неизменно это оказывался кто-то другой. Каждому улыбалась, с каждым старалась быть приветливой, но глубоко внутри росла досада. Наверное, он даже не помнит, что я такая существую на свете, а с матерью предпочитает видеться в других местах. Иногда после работы захожу в ту пекарню напротив магазина. Всеми силами убеждаю себя, что только ради булок, но на самом деле, кого я обманываю? Но всё это оказывается зря, потому что его нигде нет. А спрашивать у Ирмы неловко — не хочу слышать, с кем он и где проводит время.

— Кристина, подойди, пожалуйста. — Голос Ирмы заставляет очнуться, и я чуть вздрагиваю и направляюсь к столу. Она что-то набирает на клавиатуре, потом нажимает какую-то кнопку, и из принтера с тихим жужжанием вылезает лист бумаги. — Распишись, пожалуйста. Это точно последний.