Отравленный памятью (СИ) - Манило Лина

При мысли об этом уроде сердце сжимается. Чувствую, что судьба просто дала мне отсрочку, но совсем скоро всё рухнет. Да только вот пока он до меня не добрался, планирую пожить так, как никогда не позволяла себе раньше. Хватит. Я поступила правильно, что бы они с Ксюшей там не думали. Поступила так, как должна была и просто не имею права чувствовать себя виноватой. Да и как могла сделать по-другому, зная о том, что он вытворил с моим дедом? Имела ли право смолчать? Нет.

— О чём задумалась? — спрашивает Арчи, когда мы присаживаемся на одну из лавочек. — Ты такая тихая сейчас.

— Да я в принципе так себе болтунья, — улыбаюсь, глядя как красиво ажурная тень падает Арчи на лицо. — А сейчас так тем более.

Арчи приподнимает одну бровь и, чуть прищурившись, смотрит на меня.

— Почему сейчас тем более?

— Ну... — пытаюсь как-то сформулировать, чтобы он понял, но как рассказать, что волнует меня сейчас? Как сказать, что меня тревожит он, и из-за этого чертовски трудно сосредоточиться, потому что я, чёрт возьми, не знаю, что с этим всем делать. — Жарко очень.

Ну, да. Ничего умнее всё равно не придумаю.

— Жаркая ты женщина, — ухмыляется, растянув губы в усмешке. — Пошли к воде, что ли? Там должно быть прохладнее.

Снова киваю. Вот почему я не могу просто, как все нормальные девушки, открыть рот и говорить всякие глупости, смеяться из-за ерунды, спрашивать? Почему мне в горло, будто воск залили, запечатав внутри всё, что там гниёт, не зная выхода?

Мы идём по узким дорожкам, в окружении сочной изумрудной зелени, и совсем скоро перед глазами предстаёт небольшой пруд, где на неподвижных водах мягко покачиваются кувшинки — большие, с белоснежными упругими лепестками и ярко-жёлтыми сердцевинками. От этой красоты захватывает дух.

— Ох, — произношу и слышу тихий смех Арчи. — Спасибо тебе.

Это вырвалось так неожиданно, что я даже не сразу осознаю смысл сказанного, а когда до меня доходит уже слишком поздно.

— Не за что, — снова смеётся Арчи, и этот звук отдаётся внутри лёгкой вибрацией. Позвоночником ощущаю, что он стоит за моей спиной — совсем близко. Слишком близко. — Рад радовать.

Он дотрагивается до моих волос — легко, невесомо — и проводит пальцами по длинным прядям. Потом наклоняется к уху и, обдав тёплым дыханием, произносит:

— Я очень люблю этот пруд, но, знаешь, ты первая за долгие годы, с кем мне захотелось оказаться здесь, вдвоём.

И как, скажите, пожалуйста, я должна реагировать на эти слова? Да проще в обморок рухнуть, чем найти достойный ответ.

— Мне это должно льстить? — спрашиваю, горлом ощущая дрожь голоса.

— Это так, просто никому не нужная информация, — произносит, почти касаясь губами. — А теперь давай присядем и поедим, а то мне тоже жарко.

Раз, и он уже копошится в большом пакете на расстоянии нескольких шагов. Вот как можно так бесшумно двигаться, обладая такими габаритами? Его же плечами можно горизонт закрыть!

Смотрю, как Арчи собранно и деловито раскладывает на клетчатом пледе провиант. Минута и на воле оказываются вино, фрукты, сыр, шоколад. И, конечно же, круассаны.

— Присаживайся, — говорит, похлопывая по земле рядом с собой.

Не знаю, чего он добивается, но на всякий случай приземляюсь чуть дальше обозначенного им места. Хоть он и нравится мне, но липнуть к нему что-то не хочется. Сев, подгибаю под себя ноги и замечаю изучающий взгляд зелёных глаз, скользящий по моему лицу, плечам. Если начнёт пялиться на грудь и гадко ухмыляться, дам ему в глаз — противопоказано же так девушек смущать.

— Что-то не так? — спрашиваю, потому что понять не могу, что он там рассмотреть пытается.

— Всё даже слишком так, — задумчиво произносит мой спутник. Он сидит, согнув одно колено и облокотившись на него. На руке напрягаются мышцы, а татуировки на загорелой коже видны, кажется ещё ярче.

Замечаю чёрного ворона, сидящего на плече у стройной девушки. Чуть ниже созвездие раскинуло по его предплечью свои лучи, венчаные точками-вспышками. Ещё виднеются какие-то руны, смысла которых мне не разобрать. Понимаю, что слишком пристально, наверное, рассматриваю чернильные узоры и отвожу глаза. Сама вот жаловалась, что он на меня пялится, а туда же.

— А у тебя есть татуировки? — спрашивает Арчи, когда наши глаза встречаются.

— Нет, но я не против заиметь парочку.

Это правда. В моей жизни есть несколько событий, память о которых мне хотелось бы увековечить не только в сознании, но и на теле. Словно через физическую боль смогу отпустить боль душевную.

— Надо тебя кое с кем познакомить, — как-то странно улыбается, глядя на меня, чуть прикрыв веки.

Знать бы ещё, что в его голове происходит. Обычно, я неплохо разбираюсь в людях, умею считывать эмоции и угадывать настроение собеседника — безрадостные прошлое научило этому, но с Арчи у меня решительно ничего не выходит.

Мне нравится здесь, но я не знаю, как это описать словами. Арчи тянется за бутылкой, откупоривает одним движением и наливает в стаканчик — смешную пластиковую чашу с нарисованной на боку белкой.

— Мне эта белка чем-то тебя напомнила, — улыбается и протягивает мне стакан. Не знаю, обижаться на схожесть с грызуном или радоваться комплименту. — Ещё я не знал, какое ты вино предпочитаешь, взял рислинг — на свой вкус.

Вино медово-жёлтое, словно кусочек солнца, запертый в бутылке.

— Не понравится, можешь не пить. — Арчи достаёт из-за голенища нож с красивой посеребрённой ручкой и нарезает сыр. Интересно, а дробовик он в заднем кармане не носит? — Но мне почему-то показалось, что рислинг тебе придётся по душе?. Есть в вас что-то общее.

Хм, то белку я ему напоминаю, то вино. Как у этого мужчины мозги устроены, понять не могу.

— Сам пить не будешь? — спрашиваю, потому что не привыкла к одиночным возлияниям. Да вообще не очень умею пить, не люблю напиваться, но, нервничая, могу не рассчитать и дать лишку.

— Не буду, — кивает Арчи, водружая между нами пластиковую тарелку с сыром, порезанными дольками грушами и шоколадом. — Я за рулём. Ну, на это мог бы наплевать, хотя не сто?ит. Не суть. Однако, интересный факт: впервые за долгое, слишком дорогое время мне не хочется быть в хламину. Понимаешь меня?

Ничего я не понимаю.

— То есть именно сегодня ты хочешь быть трезвым?

— Именно сейчас. Сегодня — слишком долгосрочное понятие.

— А чем это сейчас отличается от сотни других моментов?

О, как. Не успела выпить, а уже горожу чушь всякую. Всё-таки Арчи очень странно на меня влияет.

— В этом «сейчас» есть перспектива, в то время как в сотне других моментов лишь унылая безысходность.

Он меня точно с ума сведёт! Где он этого нахватался?

— За что пьём? — интересуюсь, когда Арчи наливает себе минеральной воды точно в такой же стакан как у меня, только на его посудине нарисован милейший ёжик.

— За решимость, — произносит, и мы соприкасаемся «бокалами».

— Отличный тост. — И он действительно таков, потому что каждому из нас, так или иначе, не хватает этой самой решимости. — Мне нравится.

Вино действительно очень приятное: свежее, чуть терпковатое, с лёгкой кислинкой. Не знаю, чем оно напомнило меня, но сравнение не хуже прочих.

— А что ещё тебе нравится? — Арчи ложится на бок, вытянув крепкие ноги в чёрных потёртых джинсах, и кладёт голову на широкую ладонь. — Расскажи мне о себе, Кристина.

Он произносит моё имя, чуть растягивая слоги — лениво, расслабленно, а мне кажется, что ещё ни разу, ни в чьих устах оно не звучало прекраснее. Но потом туман романтических бредней рассеивается, и до меня доходит смысл вопроса. Рассказать о себе? Вот так вот сразу? А если и рассказывать, то, что именно? Но смотрю в его глаза и понимаю, — каким-то внутренним чутьём, на уровне подсознания — что Арчи можно доверять.

24. Арчи

И она рассказывает мне.

О том, что в детстве любила лазить по деревьям, растущим вдоль дороги на городской площади; как разбивала колени в кровь — до самого мяса, бегая по крышам гаражей, но никогда не плакала; о маленьком мальчике с синими глазами, который так трогательно подкладывал ромашки в почтовый ящик. О своём деде, воспитавшем её, но так рано ушедшем из жизни, что это стало самой большой и жгучей болью. Она не говорит об этом напрямую, скрывая тоску под полуопущенными тёмными ресницами, но мне, потерявшему однажды, понятно и без лишних пояснений.