Отравленный памятью (СИ) - Манило Лина

Хочется швырнуть телефон о стену, открыть окно и дышать, дышать, дышать полной грудью, пока от переизбытка кислорода в крови не закружится голова, и не рухну на землю. Только сын останется в таком случае совсем один, а я ведь не для этого столько лет убегала от прошлого, чтобы вот сейчас так просто сдаться.

Но вообще этот звонок не слишком меня шокирует. Когда-нибудь это должно было произойти. Просто я не думала, что настолько скоро.

— Я отлично, лучше всех даже, — выдавливаю из себя, стараясь ничем не показать, что до смерти напугана. Неужели они меня нашли? Неужели всё кончено? А ведь только позволила себе расслабиться и даже решила быть хоть немного, но счастливой.

— Знаешь, я в тебе никогда не сомневалась. — Голос, обманчиво спокойный, но я так давно знаю эту девушку, что меня не провести. Её ненависть ко мне не знает границ.

— Что ты хочешь от меня? — говорю это, быть может, излишне резко, не задумываясь, что мой тон может каким-то образом обидеть звонящую. Но я давно перестала думать о её чувствах. Хватит, надоело.

— Узнаю свою дорогую подругу, — хмыкает, будто обдумывает, как ей дальше поступить. — Неужели совсем не рада меня слышать? Столько лет прошло...

— Нет, не рада. — Мои слова вызывают непонятный приступ веселья на том конце призрачного провода. Неясно, с чего именно она смеётся. — Вообще-то у меня нет времени вести долгие беседы. Говори, зачем звонишь.

— Не будь глупой, Кристина, — произносит Ксения, прекращая смеяться. Меня обдаёт холодом, когда она продолжает: — Мы так долго искали тебя, я искала. Мечтала тебе в глаза посмотреть. Поверь, у меня в запасе было достаточно времени, чтобы всё хорошенько обдумать и прийти к определённым выводам.

— И к чему ты в итоге пришла? Что это именно я во всём виновата, да?

— Ну, а как по-другому? — насколько могу судить, искренне удивляется Ксюша. — Ты и только ты стала виной тому, что Никита гнил все эти годы на нарах!

Стойте. Что значит «гнил»? Он сдох? Господи, я ни о чём никогда тебя не просила, но пусть этот урод сдохнет!

— Знаешь, я не собираюсь оправдываться. Уж точно не перед тобой. Ты в той истории была, не пришей кобыле хвост. Всё таскалась за нами, стараясь быть ближе к своему возлюбленному. Всё бесилась, что он выбрал не тебя. Но только никто в этом не виноват.

— Врёшь! — взвизгивает моя бывшая лучшая подруга, ненавидящая меня всеми фибрами души. Что, впрочем, взаимно. — Ты просто первая перед ним ноги раздвинула!

Господи, какая пошлость.

— Какая теперь уже разница, кто столько лет назад перед кем ноги раздвигал? Не будь смешной, не гонись за уехавшим поездом.

— И чего это он уехал? Никуда он не уехал. Чтобы ты знала, мы с Никитой давно вместе, он понял, что я его люблю и поэтому скоро у нас свадьба!

Вот это поворот. Свадьба. Неужели эта одержимая не понимает, что ничего хорошего из этого не выйдет? Ну, не меняются люди, никогда. Её возлюбленный — прогнивший изнутри подонок, неспособный на искренность. Он умеет только мучить и издеваться. Но разве Ксюше докажешь? Её больная любовь никогда не заржавеет.

— В стенах изолятора жениться будете или дождётесь, когда его выпустят?

— Ах, — произносит Ксения, и нотки былой романтичной мечтательности угадываются в её тоне, — ты же не знаешь ещё ничего. Я же так и не рассказала о цели своего звонка.

Неприятная догадка колит прямо в сердце, но я гоню плохие мысли прочь, потому что в противном случае сойду с ума.

— Говори быстрее, у меня дел куча.

— Да какие теперь у тебя дела? — хохочет в трубку Ксения. — Никиту выпустили уже, поэтому скоро жди гостей. Он очень по тебе соскучился, поэтому встреча обещает быть жаркой.

— Мать вашу, как?! — Мне не верится, что она говорит правду. Его не могли так быстро отпустить. Всего пять лет из положенных восьми? Разве таких как Никита выпускают досрочно?

— Обычно, — хихикает в трубку. — Деньги в наше время творят истинные чудеса. Поэтому иди, прими ванну с расслабляющей пеной, побрей ноги и жди гостей.

Короткие гудки не дают шанса выяснить, когда именно состоится эта жаркая встреча, но даже одного упоминания об этом хватает, чтобы жгучая, лишающая рассудка паника разорвала сознание на мелкие кусочки. Я не знаю, во что превратится моя жизнь, когда Никита доберётся до меня. Не знаю, будет ли вообще у меня тогда жизнь. Но самое страшное, что он доберётся и до Жени, которого вряд ли пожалеет. О, нет, у этого человека нет чувства жалости ни к кому — истинный, неизлечимый психопат, он умеет только копировать чужие эмоции и подстраиваться под обстоятельства, показывая себя всегда с наиболее выгодной стороны. Этот упырь способен очаровать любого, была бы только выгода от этого.

Как странно устроена жизнь. Ещё несколько минут назад мне казалось, что самая большая моя проблема — возникшая некстати симпатия к Арчи, но, как оказалось, у судьбы на меня совсем иные планы. Но это в любом случае должно было когда—то случиться.

Сижу на стуле, всё ещё сжимая в руках злополучную трубку, теперь замолкшую. Закрываю глаза, а перед мысленным взором, вместо привычной темноты пляшут образы прошлого, которое было таким болезненным, что от воспоминаний порой трудно дышать. Неужели всё начинается сначала? Неужели этот кошмар никогда не кончится? Я не хочу, видит бог, снова убегать. Не буду срываться в ночи, увидев на улице очередного дружка Никиты, будто бы выслеживающего меня. Будь, что будет. Сколько можно скрываться, если рано или поздно этот урод меня всё равно найдёт?

Главное, чтобы не тронули Женечку. Не за себя, за него боюсь, из—за него вечно убегаю, потому что ребёнок не виноват, что его мамаша спуталась однажды не с тем, и родила его не от хорошего парня, с которым бы в любви прожила всю жизнь, а от уголовника, в душе которого нет ни грамма добра.

Зато вот моя невменяемая подружка жить без Никиты так и не научилась, и теперь пятки готова ему лизать. Конечно, меня-то в его жизни уже нет. Теперь Ксения рыщет кругом, названивает, словно если принесёт ему на блюде мою голову, кому-то от этого станет лучше. Не понимает, что возлюбленный использует её в своих гнусных целях.

Не знаю, известно ли им, что у меня есть сын. Очень бы хотелось верить, что нет, но не слишком ли это наивно с моей стороны?

В одном только я уверена сейчас: убегать больше не стану. Пусть делает со мной, что хочет. Придумаю как-нибудь, как спасти от него Женю. А о большем и не переживаю. Что моя жизнь значит? Ровным счётом ничего.

После того звонка меня оставили в покое. Надолго ли?

Прошло две недели, а ни от Ксении, ни от Никиты ничего не слышно. Затаились, чего-то выжидая — так мне кажется, но воспалённый переживаниями мозг — плохой помощник.

Ксюша, ворвавшись в мою жизнь, что-то явно перепутала.

Я уже не та наивная и запуганная девушка, которая боялась каждого шороха. Привычка быть осторожной, прятаться, сливаясь со стенами, находить приют там, где не стoит даже помышлять найти спасение — вот то, чему я научилась за пять лет своих странствий. И вот сейчас, когда жизнь постепенно стала налаживаться, меня снова решили уничтожить. Но только вот хрен им.

А вообще я сама виновата. Нужно было уезжать на другой конец страны, а не селиться в соседнем городе. О чём только думала? До сих пор понять не могу, но факт остаётся фактом: сама себя подставила. И своего сына.

Я всё ещё до боли, до рези в глазах боюсь Ника. Он тот, кто способен причинить такую боль, которую представить сложно.

А ведь когда-то любила его. И мне даже казалось, что это взаимно. Во всяком случае, он всё сделал для того, чтобы я, пятнадцатилетняя идиотка, поверила в это. Его красота, показное чувство юмора, способность и мёртвого уговорить — вот то, за что полюбила без оглядки. Но было в Никите ещё кое-что, что казалось мне настолько привлекательным и манящим, что устоять не смогла бы при всём желании. Сейчас понимаю, что это просто гниль и тлен, но тогда это казалось чем-то таким, что делало его неповторимым. Дух захватывало от одного только взгляда на Никиту. И я шла за ним, словно кролик за удавом, отплясывая странные танцы под невидимую дудку.