Зеркальный вор - Мартин Сэй

В начале сентября прошлого года, за воскресной игрой в покер на ранчо в Нью-Мексико (или в Колорадо), ему вдруг пришло в голову, что эта его способность вполне может быть применима к игральным картам. Но с тех пор он не особо продвинулся в развитии этой теории, занятый другими, более насущными делами.

Отражение лунного диска колышется на воде, рассеиваясь множеством бликующих овалов и черточек; глаза Стэнли понемногу трансформируют все эти блики в однородный нейтральный фон. И вот уже в двухстах ярдах к югу, примерно на полпути до Брукс-авеню, вырисовывается пока что бесформенное темное пятно: рыжебородый человек с собакой. Они перемещаются не по прямой, а произвольными зигзагами. Стэнли начинает движение им навстречу, держась ближе к набережной, чтобы не упускать их из виду на фоне более светлого неба. Лица мужчины он разглядеть не может, но силуэт его вполне отчетлив. Кистень в боковом кармане натер ногу, и Стэнли перемещает его назад под куртку.

Сменивший направление ветер доносит до него облачко табачного дыма. Человек что-то напевает – то ли сам себе, то ли своей собаке – на непонятном Стэнли языке. Это не испанский, на котором говорит Клаудио, и не итальянский, который он слышал от соседки в Нью-Йорке, но в чем-то сродни им обоим. Теперь человек идет прямо на Стэнли; дистанция между ними быстро сокращается. Стэнли останавливается и молча ждет. Он видит оранжевый огонек затяжки, дрожание горячего воздуха над ним и уплывающую струйку дыма. Сама ночь кажется хрупкой, словно ее скрепляет незримая стеклянная арматура, – и вся эта конструкция может быть разбита вдребезги одним-единственным словом.

Человек замечает Стэнли, только оказавшись в пяти шагах от него. Он вздрагивает и останавливается. Собака натягивает поводок, принюхивается, затем подпрыгивает на месте как ужаленная и поднимает истошный лай.

– Привет, – говорит Стэнли. – Извините.

Мужчина перекладывает поводок в левую руку, а его правая рука смещается за спину (поверх свитера на нем твидовый пиджак). Стэнли судорожно сглатывает комок в горле.

– Я тебя отсюда не увидел, – говорит мужчина. – Нельзя так пугать.

Голос у него напряженный, хотя звучит ровно, без срывов. Похоже, он и впрямь напуган.

– Все в порядке, мистер, – говорит Стэнли. – Я ничего дурного не замышляю.

Рыжебородый, однако, не убирает руку из-за спины.

– Не советую бродить по пляжу среди ночи, – говорит он. – Тут небезопасно.

Стэнли выставляет перед собой раскрытые ладони, но мужчину этот жест не успокаивает. Его силуэт слегка сокращается в габаритах, – стало быть, сгруппировался, готовится. Того и жди, засветит ствол. Прежде Стэнли много размышлял над словами, которые скажет при этой встрече, но теперь, как назло, ничего не приходит в голову. Слова ускользают, не успевая оформиться во что-то связное, и он лишь беспомощно открывает и закрывает рот.

– Эдриан Уэллс? – произносит он наконец.

Человек замирает, не издавая ни звука, – темная клякса на серебристом занавесе неба и ночного океана. Так оба и стоят, онемев, невесть сколько времени. Тишину прерывает ворчание собаки, роющей лапами песок.

– Кто ты такой? – спрашивает мужчина.

Когда Стэнли отвечает, собственный голос кажется ему абсолютно незнакомым. Раньше бывало, что в моменты испуга он начинал говорить своим детским, тоненьким голоском, а в других случаях, когда он был очень расстроен или утомлен, его голос странным образом старел, превращался в голос того человека, каким ему еще только предстояло стать через много лет. Однако теперешний голос не похож ни на один из этих двух. Он принадлежит кому-то другому из совсем другой жизни. Вслушайся в него сейчас, ибо ты никогда не услышишь этот голос вновь.

– Вы Эдриан Уэллс? – спрашивает Стэнли.

Хотя он и так уже знает ответ. И он уже не боится.

22

Уэллс делает шаг назад, наматывая на руку собачий поводок. Его заметно потряхивает. Староват уже для ночных приключений.

– Не подходи ближе, – предупреждает он. – У меня пистолет, и, если что, я им воспользуюсь.

– Я вас искал, мистер Уэллс, – говорит Стэнли. – Ничего против вас не имею. И против вашей собаки тоже. Вообще-то, я хотел поговорить о вашей книге.

Слышно, как Уэллс переводит дух.

– Моя книга… – бормочет он.

– Да, сэр, ваша книга. «Зеркальный вор».

До сих пор Стэнли ни разу не произносил название книги вслух. И сожалеет, что сделал это сейчас, ибо, повиснув в воздухе, оно кажется каким-то вялым, безжизненным, не соответствующим тому, что оно обозначает.

– Кто ты? Кто тебя сюда прислал? – спрашивает Уэллс.

Второй из этих вопросов удивляет Стэнли.

– Никто меня не присылал, – говорит он. – Я сам по себе.

Уэллс распрямляется, принимая более естественную позу, и произносит что-то на иностранном языке. По звуку похоже на иврит.

– Что, простите? – говорит Стэнли.

Уэллс повторяет фразу. Нет, это звучит не как иврит.

– Сожалею, мистер Уэллс, но я ни черта не понял из того, что вы сказали.

– Как тебя зовут, сынок?

– Стэнли.

– А полное имя?

Стэнли при таком слабом свете не может разглядеть выражение лица Уэллса. Его короткие пальцы все так же рассеянно перебирают собачий поводок. В очках отражаются желтые огни набережной, и каждая линза, рассеченная посередине вертикальной полосой, напоминает кошачий зрачок. Далеко не сразу Стэнли опознает в этих вертикальных полосах свое собственное отражение.

– Гласс, – говорит Стэнли. – Меня зовут Стэнли Гласс. Сэр.

Правая рука Уэллса появляется из-за спины. Он вытирает ладонь о полу пиджака и опускает ее на бедро.

– Я видел тебя сегодня, – говорит он. – В кафе. Почему ты не обратился ко мне там?

– Я не был уверен. То есть у меня возникла мысль, что это вы, но уже с опозданием. Э-э… может, вам стоит слегка отпустить поводок, мистер Уэллс?

К этому моменту уже почти весь поводок намотан на пальцы Уэллса, и собака, частично оторванная от земли, извивается у его ног, меся воздух передними лапами. Ее ворчание сменяется слабым хрипом.

– Ох, да, – спохватывается Уэллс.

Стэнли смотрит на океан, потом на песок и переминается с ноги на ногу. Он снова начинает нервничать. У него накопилась масса вопросов, но все они смешались в голове, образовали подобие лабиринта, ни один из путей которого не ведет к нормальной человеческой речи. Он и не предполагал, что это окажется так сложно.

– Я прочел вашу книгу, – говорит он.

– Понятно.

– И я хочу кое-что уточнить.

– Да, я слушаю.

– Но я не знаю, как правильно задать вопросы.

За спиной Уэллса негромко плещут волны. Далее по берегу, в районе гавани, завывает туманный гудок. Возможно, этот вой и не прекращался всю ночь, просто Стэнли раньше не обращал на него внимания.

– Ты не против, если мы вернемся на набережную? – говорит Уэллс. – Ночью по этому пляжу бродят наркоманы и всякая шпана, так что лучше не оставаться надолго в темноте.

– Хорошо, согласен.

Уэллс выходит на тропу, по диагонали удаляющуюся от воды; собака трусит за ним. Стэнли идет следом, а затем продвигается вперед, чтобы поравняться с Уэллсом.

– Сожалею, что наше знакомство началось не лучшим образом, – говорит Уэллс. – Недавние события вынудили меня позаботиться о своей безопасности, и, возможно, я слегка перестраховался. Впрочем, на то есть основания. Как бы то ни было, надеюсь, ты меня извинишь. Обычно во время прогулок я не забираюсь к северу от Виндворд-авеню, но сегодня, с дозволения Помпея, мы можем предпринять небольшую экскурсию по городу. Ты не против, старина?

Стэнли открывает рот для ответа, но в следующий миг понимает, что вопрос был адресован не ему, а псу. Последний никак не реагирует, плетясь позади и тихонько пофыркивая при каждом шаге.

С приближением к уличным фонарям все четче вырисовываются черты лица Уэллса: широкого, загорелого, с маленьким носом, морщинистым лбом и резкими складками вокруг рта. Большие голубые глаза. Седые пряди в волосах и бороде. В целом вполне заурядная внешность. По прикидке Стэнли, ему около пятидесяти.

Они выходят на набережную у северной оконечности длинной колоннады. Уэллс останавливается, прочищает трубку над урной и достает из кармана жестянку с табаком. Пес мочится на урну, задирая лапу почти вертикально и балансируя, как заправский эквилибрист. У него лоснящаяся бело-рыжая шерсть, глаза навыкате и короткая, на редкость уродливая морда. При взгляде вверх из-под мохнатых ушей он напоминает Уинстона Черчилля в парике а-ля Морин О’Хара.

– По твоим словам, ты меня разыскивал, – говорит Уэллс. – Не припоминаю, чтобы видел тебя в кафе до этого вечера. Ты живешь где-то неподалеку?

– Мы с приятелем ночуем в заброшенном доме на Хорайзон-Корт. Приехали сюда три недели назад. А до того работали на плантациях в Риверсайде.

– Но сами вы родом не из Риверсайда, я полагаю.