Содержантка - Кейт Фернивалл

— Я тут, папа, — прошептала она. — Я вернулась.

— Чему ты, черт возьми, так радуешься? — раздраженно бросила Елена, глядя на Лиду.

— Я подумала, — сказала Лида, осматривая убогую комнатку, в которую они только что зашли, — слава Богу, что Алексея сейчас нет с нами. Ему бы это место ужасно не понравилось.

— Мне оно тоже ужасно не нравится.

— Ничего, на первых порах подойдет. Теперь, по крайней мере, у нас есть где остановиться. Я видела места и похуже, — рассмеялась Лида. — Да что там, я даже жила в местах похуже этого.

— Нашла чем гордиться, — проворчала Елена и уселась на кровать.

Металлические пружины отозвались тонким скрипом.

— Комната маленькая, признаю.

Лида принялась медленно обходить ее, пытаясь увидеть хоть что-нибудь такое, за что это жилище можно было бы похвалить. Воздух здесь был несвежим, он напоминал о давно умерших надеждах прошлых обитателей. Бумажные обои на стенах, покрытые многочисленными пятнами, кое-где отставали от стен. Оконное стекло пересекала трещина, а над одной из кроватей из стены торчал электрический кабель с пучком оголенных проводов. Лидии он показался ужасно похожим на змею с отрубленной головой.

— А потолок ничего, — заметила она. Потолок в комнате был высоким, с изящными лепными карнизами. — И пол. Может, он и потертый, но это настоящий паркет.

Елена брезгливо закатила глаза.

— Посмотри на эти тряпки!

— Да, половички немного староваты, но чего ты ожидала от коммуналки?

— Ничего, — буркнула Елена.

— Ну, это как раз то, что мы имеем. Ничего.

Это было не совсем так. Теперь у них была крыша над головой. Для Л иды это было главное, и ее не сильно беспокоило то, что находилось под этой крышей. Она научилась мириться с трудностями. Когда они с матерью жили впроголодь в Цзюньчоу, от того, лежали ли в синей чашке на каминной полке деньги за аренду, зависело, будешь ли ты есть, будет ли тебе где спать, будет ли тебе тепло или ты будешь страдать от холода. Жилье, которое им удалось подыскать, находилось в задымленном промышленном районе, и их дом был зажат между шинным заводом, изрыгавшим жуткие запахи, и небольшим кирпичным зданием, в котором какая-то семья изготовляла собачьи поводки, Сам дом был разделен на многочисленные квартирки, у него имелся свой внутренний двор, а у входа стояла будка сапожника, армянина с тремя золотыми зубами, который занимался еще и тем, что точил ножи и ножницы. Попков сразу объявил его осведомителем ОГПУ, но Лида не поверила казаку. Попков во всех видел сотрудников управления, но если бы это было так, спорила с ним Лида, просто не осталось бы, на кого доносить. Сейчас же она стояла, задрав голову, и осматривала потолок. Потолок был ровный, без трещин. Да, когда лежишь в кровати, можно подумать и о красоте, но сейчас важнее было то, что этот потолок хотя бы не протекал.

— Не жалуйся, Лена.

— Я сама решу, когда мне жаловаться. — Женщина уперла руки в широкие бедра. — Ты думаешь, мы втроем, ты, я и Попков, сможем жить в этой картонке и не поубиваем друг друга через три дня?

Лида расправила занавеску, разделявшую комнату на две половины. Когда они перестали видеть друг друга, создалось впечатление, что у каждой своя, отдельная территория.

— Не беспокойся, Лена, — рассмеялась она. — Я буду затыкать уши.

— Триста, триста двадцать, триста сорок… четыреста, четыреста десять…

— Лида, считай хоть всю ночь, от этого ничего не изменится. — Попков стоял, заслонив огромными плечами почти все окно.

Он был в длинном черном пальто с поднятым воротником и наблюдал за тем, как Лида на кровати раскладывает содержимое своего денежного пояса.

— Четыреста десять рублей, — невесело произнесла Лида. — Этого мало.

— Придется обходиться. Больше у нас нет.

— Разрешение на жительство и продовольственные карточки нам обошлись слишком дорого.

— У нас не было выбора.

— Я знаю. Ты говорил.

— Такая у них цена на черном рынке. Я пытался, Лида, но…

— Это не твоя вина.

Она сгребла в кучу оставшиеся деньги, погладила, перемешала, как будто от этого их количество могло увеличиться. Поэтому они отказались даже от самых дешевых гостиниц и сняли одну комнатку в многолюдной коммуналке на маленькой грязной улочке. Да и то им повезло. Они с Еленой несколько дней простояли на холоде в очереди у жилищного комитета, и жилье им досталось только после того, как мужчина, стоявший перед ними, свалился прямо у них на глазах с сердечным приступом, когда узнал, что ему наконец выделили комнату. Теперь каждый рубль, который проходил через пальцы Лиды, как будто прожигал дыру в ее желудке, и никакое количество плохо пропеченного черного хлеба, который продавался в московских магазинах, не могло заделать ее. Она вздрогнула, провела тыльной стороной ладони по губам и взялась за подбородок. Губы ее вдруг пересохли.

— В чем дело? — спросил Попков. За его спиной была видна луна, которая медленно приобретала тот странный оттенок серого, который бывает перед самым закатом. Голуби начали усаживаться на крыши. — В чем дело? — второй раз спросил он, не дождавшись ответа.

— Ни в чем.

— Не похоже.

— Ни в чем. Но спасибо, что спросил.

Он издал недовольный грудной звук, больше всего похожий на злобное рычание. Но Лида сосредоточилась на комнате, на голых стенах. Все четыре были на месте. Уж они-то никуда не денутся, хотя бы в этом она могла быть уверена. Трехэтажное здание с внутренним двором когда-то можно было бы даже назвать красивым, но несколько лет назад оно перешло в руки жилищного комитета, который разбил его просторные внутренние помещения на крохотные комнатушки и вселил туда жильцов. Нескольких квадратных метров хватало только на то, чтобы поставить кровать, а те, кому повезло, могли позволить себе личное кресло и сервант. Лиде не повезло. Она получила кровать, а Попков занял кресло.

Ванная и кухня были общими и располагались в конце коридора. Пользоваться удобствами и убирать места общественного пользования приходилось по графику. За соблюдением очередности зорко следил управдом, которого звали товарищ Келенский. Этот человек в плохо скроенном костюме и с неизменным выражением недовольства на лице ежедневно обходил с проверкой квартиры, и Лиде один раз уже попало за то, что она недостаточно тщательно вымыла лестницу. Она дважды, как было положено по инструкции, отдраила ступеньки, но потом, когда у нее уже с трудом разгибалась спина, соседский мальчишка прошелся по ним грязным мячом. Келенский заставил Лиду все перемывать. Пока она возилась с тряпкой, Попков сидел, уставив локти на колени, наверху крутой лестницы, как черноглазый апостол Петр у врат рая, напевал себе под нос частушки и лузгал семечки. Девушка не могла тогда сказать наверняка, зачем он там торчит: для того ли, чтобы в случае чего защитить, или же следил, чтобы она не наложила на себя руки.

Лида аккуратно сложила рубли обратно в пояс, потемневший от пота и местами протертый, и застегнула его.

— Твоему брату нужно было поделить деньги между вами поровну, — проворчал Лев.

— Он не доверял мне.

Окно загремело: порыв ветра налетел на разбитое стекло, и день стал еще больше походить на серую зимнюю ночь. Комната погрузилась в молчание. Лида надежно закрепила пояс у себя на талии, забралась на кровать с ногами, натянула на плечи одеяло и стала наблюдать, как великан достает старую потертую оловянную табакерку и неторопливыми привычными движениями скручивает папиросу. В его огромных пальцах самокрутка казалась совсем маленькой. Вставив ее между губами, казак с недовольным видом произнес:

— Каждый день ходить и ждать у церкви — пустая трата времени.

— Не надо, Лев.

— Я серьезно, Лида. Он не придет.

— Придет.

— Я не хочу… — Он осекся.

— Не хочешь чего?

— Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Опять. — Попков зажег сигарету, затянулся и принялся рассматривать ее горящий конец, чтобы не смотреть на Лиду.

Девушка сглотнула, она была одновременно тронута и обижена. Рассердило ее то, что казак сомневался в Алексее.

— Лев, Алексей придет. Я знаю, он придет. Завтра, или послезавтра, или на следующий день, но однажды я поднимусь по лестнице храма Христа Спасителя, и он будет ждать меня там…

— Нет. Он уже не вернется. И так для него же лучше.

— Не надо, Лев, — снова сказала она.

Он оторвался от подоконника, и его богатырская фигура как будто заполнила все свободное пространство. Елены не было, она куда-то ушла по своим делам, но даже без нее маленькая комнатка казалась слишком тесной. Тусклые стены словно давили. Лида расстегнула пояс, достала купюру и бросила ее на кровать перед казаком.