Содержантка - Кейт Фернивалл

Он отдернул свой разум от этой мысли так же, как отдернул бы руку от раскаленного железа.

— Валентина… — прошептал он.

— Что еще за Валентина? — тут же поинтересовался Поляков.

В ту же секунду Йене возненавидел этого охранника за то, что он вернул в его жизнь надежду. Надежда была мертва. Давным-давно он уничтожил ее, уничтожил это многоголовое чудовище, которое делает жизнь в тюрьме невыносимой. Но теперь оно восстало из мертвых, чтобы снова мучить его. Карандаш в его пальцах хрустнул.

19

— Ее здесь нет.

— Когда она съехала? — спросил Алексей.

— Да давно уже.

— Неделю? Месяц? Как давно?

Консьержка покачала головой. Это была крепкая здоровая женщина, которая к работе своей относилась очень серьезно.

— Я не могу уследить за каждым шагом всех постояльцев.

Можешь, еще как можешь. Не сомневаюсь, что именно этим ты и занимаешься.

Но она явно не была настроена делиться информацией. Он не мог ее винить за это. Выглядел он ужасно. Грязная вонючая одежда и изможденное небритое лицо не располагали к доверию.

— Я ее брат.

— Ну и что?

— Я не мог к ней раньше приехать. Я думал, она все еще здесь, в Фелянке.

— Как видите, нет.

— Она ничего не оставила? Может быть, записку?

— Нет.

Алексей положил руки на ее стол и так сильно подался вперед, что даже сам понял: она могла подумать, будто он хочет ее поцеловать. Консьержка улыбнулась, но неприветливо.

— Я думаю, все же оставила, — уверенно произнес он.

Женщина на миг задумалась.

— Я проверю.

Она отодвинула стул, выдвинула ящик, сделала вид, что внимательно просматривает его содержимое, и наконец достала конверт. Крупными прописными буквами на нем было написано его имя: «Алексей Серов». Он вдруг понял, что за все то время, пока они вместе путешествовали, он ни разу не видел что-либо, написанное сестрой. И надо сказать, что почерк удивил его. Он был очень четким, но это не самое главное. Не ожидал Алексей увидеть такую мягкость линий, неуверенные окончания слов и слишком тщательно выведенную заглавную «С».

Ох, Лида, куда тебя понесло на этот раз? Почему ты не дождалась меня?

Его охватила тревога. Он подумал, что она могла поехать в лагерь и ее там арестовали.

— А мужчина, который был с нами? Высокий…

— Я помню его, — первый раз улыбнулась консьержка, и от улыбки лицо ее даже сделалось почти привлекательным. — Его тоже нет. Они вместе уехали.

Похоже, к ней возвращалась память, и Алексей решил вновь закинуть удочку.

— Я в своем номере оставил сумку. Она еще…

— Любые оставшиеся в номерах вещи хранятся три дня, после чего продаются для покрытия неоплаченных счетов.

— Но я уверен, что моя сестра оплатила все счета.

Однако женщина лишь с безразличным видом пожала плечами. Она начинала уставать от разговора.

— Что ж, спасибо, — вежливо произнес он и улыбнулся.

— Пожалуйста.

— А не могли бы вы проверить, может быть, моя сумка тоже затерялась где-нибудь и осталась в гостинице?

Произнес он это вполне любезным тоном, но одного взгляда Серову в глаза хватило, чтобы консьержка заколебалась. Она покачала головой, встала и скрылась в темном помещении у себя за спиной. Пробыла она там не больше минуты и вышла с пустыми руками.

— Нет, — сказала она. — Ничего.

— Спасибо, товарищ, за… помощь.

«Дорогой мой Алеша, я пашу в надежде на то, что ты еще вернешься сюда, в Фелянку. Мне бы очень хотелось, чтобы это письмо попало в твои руки. Я ждала тебя. Три недели. Но от тебя не было ни слова. Ты не вернулся. Где ты? Меня разрывают беспокойство и жуткая злость на тебя за то, что ты оставил меня. Неужели ты совсем не думаешь о том, что мучаешь меня?

О делах:

1. Я оставляю немного денег. На тот случай, если с тобой что-то случилось.

2. Твоей сумки в твоем номере не оказалось, поэтому я делаю вывод, что ты планировал свой отъезд. Попков обошел все пивные и кабаки в поисках тебя, но никто ничего не говорит. Может быть, они и правда ничего не знают.

3. Теперь главное: я еду в Москву. С Попковым и Еленой. В Елене я не уверена (почему она все время держится рядом с нами?), но, похоже, они с моим любимым медведем нравятся друг другу.

4. Почему в Москву? Папа там. Подумай только, Алексей, папа в Москве, а не в какой-нибудь угольной шахте. Когда я узнала об этом, я готова была рыдать от счастья. Мне передали число: 1908. Сначала я подумала, что это год, но оказалось, что нет. Попков сказал, что это название секретной тюрьмы в Москве. Слава Богу, что у нас есть Попков!

Сегодня мы уезжаем. Как жаль, что ты не с нами. Будь осторожен, мой единственный брат. Если ты найдешь это письмо и решишь ехать в Москву, ты найдешь меня в полдень у храма Христа Спасителя. Я попытаюсь каждый день бывать там в это время.

С любовью… и злостью,

Лида».

Денег в конверте не было. Разумеется. Консьержки как никто умели вскрывать над паром запечатанные конверты. В советской России этот факт был так же известен, как и то, каким становится цвет снега в пригородах, когда ветер дует со стороны заводов. Все об этом знали. Кроме Лиды, похоже.

Деньги исчезли, и не существовало способа доказать, что они там когда-то были. Но сейчас это волновало его меньше всего. Алексей сидел на железной скамье в пустынном парке с красивыми фонарными столбами из кованого железа и допивал водку. Он хотел этой жидкостью выжечь густой комок, который застрял у него где-то пониже горла.

Мой любимый медведь.

Слава Богу, что у нас есть Попков.

Так писала она. Ну и черт с ним, с этим тупым казаком. Как, наверное, радуется сейчас эта скотина. То, что он был когда-то слугой в доме ее деда и перенес свою собачью преданность на Лиду, не дает ему права командовать и везти ее за семь верст киселя хлебать. В Москву! Он что, не понимает, насколько это опасно? Да и не может быть, чтобы Иене Фриис оказался там. Эта затея — страшная трата времени и денег. И что самое непонятное: как поступить ему? Остаться здесь, в Фелянке, дожидаясь их неминуемого возвращения, или же попытаться догнать их и вернуть обратно?

Неужели ты совсем не думаешь о том, что мучаешь меня?

Я думаю, сестренка. Я думаю.

Дело было в волосах. Густая и блестящая мягкая волна, ниспадающая на плечи, и несколько темных прядей, заколками собранных наверху в замысловатую прическу. Алексей узнал их сразу же, хотя поначалу не смог вспомнить, кто эта женщина.

Близился вечер, день был серым. Железно-серым, под стать железному городу, сказал себе Алексей с кривой улыбкой. Он шел по главной улице Фелянки, стараясь держаться подальше от пышных зданий и обходя кучи грязного снега, сваленного вдоль тротуара. Направлялся он в районы попроще, где уличные торговцы не заламывали таких цен на свои товары. Он устал. Чувствовал себя нездоровым и был ужасно голоден. Уже два дня он ничего не ел. В кармане у него лежало несколько рублей, но он не хотел их тратить.

Тогда-то Алексей и увидел эти волосы и длинную серебристую шубу, которая покачивалась, когда женщина двигалась. Она собиралась перейти оживленную дорогу, стоя в том месте, где снег был расчищен для прохода пешеходов. Женщина крутила головой в стороны, и на какой-то короткий миг их взгляды случайно встретились.

Соображал он медленно. Лихорадка и истощение сделали свое дело, и реакция Алексея замедлилась. Если бы он был сыт, если бы у него было что-то такое, что придало бы ему силы, прояснило мысли, возможно, все сложилось бы иначе. Посмотрев на Серова, женщина отступила от края дороги и так уверенно зашагала по замерзшему тротуару в его сторону, что он понял: ей что-то от него нужно.

— Вижу, у вас неприятности.

Не такого приветствия он ожидал. Женщина не улыбнулась, а принялась осматривать его сверху донизу, как какое-нибудь платье на вешалке. Тут-то он и вспомнил, кому принадлежали эти темные волосы. Это была жена начальника лагеря.

— Добрый день, — произнес Алексей. — Странно, что вы узнали меня. — Он провел рукой по щетинистой бороде. — Но вас, — галантно добавил он, — забыть невозможно.

Она посмотрела ему в глаза.

— Не лгите. Вы не сразу вспомнили, кто я.

— А вы наблюдательны, — улыбнулся он. — Прошу прощения, я болел.

— Это заметно.

— Вы же выглядите даже лучше, чем обычно.

— Просто прическу сменила. Нравится? — Она прикоснулась к уложенным прядям, и ее карминовые губы растянулись в ожидании комплимента.

— Очаровательно. — Он обвел жестом улицу. — Здесь это особенно заметно. Вы словно яркое пятно на фоне всеобщей серости. — Алексей внимательно осмотрел ее узкое ухоженное лицо и заглянул в глубоко посаженные глаза, как будто специально спрятавшиеся в тень. — Наконец-то на улицах Фелянки увидят, что такое элегантность.