Эскадрон комиссаров - Василий Ганибесов

Так они отходили, все более и более приближаясь обратно к деревне. Через кусты уже видна ветрянка, там начинается поле, и такая «игрушка», как здесь, уже невозможна. Придется оторваться на окраину деревни, хотя там, вероятно, взвод уже занял оборону. Туго придется. «Синие» сильнее больше чем вдвое.

Мысли Курова оборвал подъехавший Исаков. Он приказал ему отходить на Белую Гору, на рубеже кустов оторваться от «синих», на карьере проехать за крайний дом, там свернуть вправо глубже в кусты и, обойдя «синих», догонять взвод.

«Это почему же он так решил? — думал Куров, удивляясь, что его предположения не совпали с решением командира взвода. — Зачем же он беспрепятственно пропускает «синих» в наш тыл? Может, он думает с фланга грохнуть их? Интересно».

Кустарник начал редеть, прогалины стали больше, и Курову приходилось изворачиваться труднее. Нужно сдерживать напор усиленного дозора «синих» и в то же время скрыть от них, что он на этой стороне дороги остался один, иначе они атакуют его, и ему не уйти. Он рвался по флангу от одного куста к другому, стрелял то здесь, то там, отскакивал вглубь и опять метался по флангу.

«Почему же они не атакуют взводом или всем эскадроном? Видимо, они боятся засады пулеметов, они еще не знают, сколько нас, и сейчас напирают, чтобы прощупать наши силы».

Последние кусты, за ними на пригорке выросла ветрянка, двести метров подстриженной телятами полянки и дома Белой Горы. Куров заложил последнюю из сунутых Исаковым обойм, расстрелял ее, заставив «синих» прикрыться кустами, повернул и, разом ударив шенкелями, метнулся через поляну к деревне. Взбулгаченные гуси, разбегаясь, ошалело хлопая по земле крыльями, подняли сплошной гогот; куцехвостая собачонка бросилась ему наперерез, но, увидев над своей пастью мечущиеся копыта, взвыла и ударилась в ближайшую подворотню. Вот дом, вернее избушка, ограды у нее действительно нет, это Куров помнит еще с разведки; на задах ее сразу начинаются кусты ольховника и березовой поросли. Сюда. Вдруг вырос плетень от маленького огорода избушки до соседнего дома... Ч-черт!.. Куров придержал лошадь и, нацелившись между кольями, повел ее на прыжок. Р-раз!.. Есть!.. Кусты... Кто это там? Исаков. Ждал, значит.

Равняясь с Исаковым, Куров перешел на рысь, так как кустами здесь заросло почти сплошь. Скоро кусты стали реже, оборвались вспаханной полоской, а за нею они по свежим следам выехали на пастушечью тропинку, дали широкую рысь и вскоре заметили маяка; тот махнул им вправо и поехал вперед, свернув с тропинки в заросли.

У обочины той дороги, по которой они ехали на Бронницы, встретили взвод, продолжавший разведку в первоначальном направлении.

— Все! — доложил подъехавший Исаков командиру взвода.

— Как оторвались от «синих»? — спросил командир.

— По-моему, они не поняли нашего маневра.

— Ну хорошо, присоединяйтесь ко взводу.

Взвод, просачиваясь через кусты, двинулся вперед. Присоединившийся Куров ломал себе голову над маневром командира, но все-таки не понимал, почему они обтекли «синих» и сейчас, находясь в тылу их разведывательного эскадрона или даже отряда, едут в самое пекло на главные силы.

— А как же этот противник-то? — спросил он у ехавшего рядом отделкома Самсонова.

— За ним трое уехали, если что — сообщат.

«Мало радости, что за ним трое уехали», — думал недовольный Куров.

Справа, сзади на дороге раздался топот галопирующей лошади. Куров привстал на стременах и в узенькую прогалину увидел мелькнувшего по направлению на Бронницы всадника. Он успел заметить припавшего к гриве бойца, у которого на затылке до воротника лежал козырек фуражки.

— Противник! — схватился Куров за поводья, готовый ринуться следом.

— Это, вероятно, с донесением, его сейчас поймают, — ответил отделком.

Через несколько минут пролетел еще один, а первого уже двое дозорных вели к командиру. Его взмокшая лошадь часто дышала, глаза ее, как от угара, помутились, с губ падала хлопьями пена.

— Донесение? — спросил командир у одного дозорного.

— Не успели, товарищ командир, он его изжевал и проглотил.

— Чего же вы... — нахмурился командир.

— И лошадь у него... — оправдывался дозорный. — Абрамова вышиб из седла, мне в зубы дал да еще за клинок хватался.

— Вы чего деретесь? — недовольно посмотрел командир на «пленного».

— Они сами меня за плечо хватали, — сердито ответил «пленный» Карпов. — А этот говорит: «Стой, говорит, а то зарублю».

— А у меня и шашка-то в ножнах была.

— А я видел, где она у тебя?

— Ладно. Не галдите, — прервал их командир. — Вы, пленный, езжайте с нами, а вы, — кивнул он дозорным, — езжайте обратно. Ухо не вешайте там, да смотри, чтоб без драки.

— Есть! Ехать обратно!

Куров с уважением посмотрел на маленького, белобрысого Карпова, не побоявшегося проглотить бумажку и до последнего бившегося со встречным «противником».

Вскоре привели еще одного. Оскаливший в улыбке зубы Илья Ковалев на конце-обнаженного клинка, который он нес, как свечу, перед носом, вез фуражку пленного. Последний, устало сгорбившись, ехал подавленный, видимо, уже изживший досаду и позор пленения.

Увидя Ковалева, командир досадливо поморщился. Вечно этот Ковалев что-нибудь удумает.

— Отдайте фуражку!

— Есть! На! — подал он ее с конца клинка «пленному». — Я ее, чтобы не убежал. Вот, товарищ командир, донесение, он его в фуражку положил, а потом, пока доставал, я у него и поводья схватил и фуражку отобрал.

Пока Ковалев болтал, подмигивая то взводу, то пленному, командир успел прочитать следующее:

Командиру Н-й дивизии

В одном клм от д. Белая Гора в/в мне РО встретил конный разъезд противника. Неся большие потери, он отступил в д. Б. Г., где и был окончательно рассеян. Д. Белая Гора мною занята. Не встречая больше сопротивления, РО двигается на Аракчеевку.

Вскоре кустарник оборвался. Перед остановившимся взводом открылось огромное поле, расчерченное узенькими ленточками крестьянских полосок. За полем серела полоса бронницких домов, над ними, вытянув журавлиную шею, во все стороны оглядывалась колокольня. Едва слышно у Белогорских высот вздыхала эскадронная труба: «Отбой! Отбой!»

Леонов, вставив в рот свисток и надуваясь до красноты, просвистел сбор взвода. Уже на дороге, собирая из кустарников пристраивающихся дозорных, взвод повернул обратно на Белую Гору и, баламутя дорожную пыль, зарысил на звук трубы.

На поляне у ветрянки перед спешенным и в каре выстроенным эскадроном Гарпенко подробно рассказывал ход учения, отмечая недостатки.

— Почему первый взвод не дал боя РО противника? По двум причинам: во-первых, этот бой для взвода был бы, наверное, проигран, так как противник во много раз превосходил его, а во-вторых, задача взвода — разведать главные силы противника. Взвод предупредил головной батальон своей пехоты о РО противника, и батальон, конечно, примет меры для соответствующей встречи. Зайдя в тыл, взвод собирал донесения РО, узнал из них о намерении РО и о расположенной в Бронницах дивизии. Не удовлетворившись ими, он бы проверил их разведкой. Понятна тема учений?

— Понятна! — откликнулись бойцы.

— Вопросы есть?

— Е-есть! — крикнул выскочивший из-за своей лошади Карпов. — Пусть первый взвод за гимнастерки не хватается, когда в плен ловют.

— За что же тебя хватать? — крикнул кто-то из первого взвода.

— Хоть за что! — огрызнулся все еще сердитый Карпов. Он нахмуренно взглянул на первый взвод и, увидев смеющиеся лица первовзводников, прыснул, прячась за лошадь.

Возвращались с песнями. Карпов, организовавший во взводе оркестр свистунов, собрал их вокруг себя и дирижировал ими, размахивая руками и в такт тряся головой. Эти восьмеро карповских свистунов собрали всех белогорских ребятишек, они заглядывали свистунам в рот, а от лихости главнеющего свистуна приходили прямо в восторг. Приплясывая рядом с эскадроном, ребятишки изо всей мочи подсвистывали сами. Проводив эскадрон, они, наверное, сейчас же возьмутся за репетицию, а завтра с утра будут злить белогорских гусаков ненавистным гусям оголтелым хоровым свистом.

2

В казармы эскадрон не заехал. Пройдя Мсту вброд, он, проезжая лагеря стрелкового полка, пропел еще две песни, проехал Новоселицы и, углубившись в лес, разбил бивуак на берегу маленькой безымянки. Там уже курилась кухня, фуражир Тихонов разгружал повозку, сортируя в одну сторону прессованные тюки сена, в другую — мешки с зерном. Шерстеников, приколовший к дереву фанеру с лозунгами и плакатами, поставил перед приехавшими красноармейцами вопрос: если они до обеда не дадут заметок в «Красную пику», он за выпуск ее сегодня не отвечает. И вообще ему надоело каждый день бегать, высунув язык, и просить заметок, пора самим знать. Раз занятия кончились — значит ясно, что надо выпускать «Красную пику» и писать заметки. Что в самом деле! И письма. Что он — почтальон? Каждому принеси да подай, а если нет письма кому-нибудь — сердятся, будто он виноват, что кто-то кому-то не пишет.