На весах греха. Часть 2 - Герчо Атанасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но это же патология! — воскликнул Теодор.
— Общественная, — неожиданно заметила Мина.
На него произвела впечатление уверенность, с которой она произнесла это слово. По-видимому, эта девушка знает себе цену. Он спросил:
— Вы так считаете?
— По-моему, нужен общественный суд. Вы согласны?
Она знает обо мне, мелькнула в голове нелепая мысль, но он тут же ее отбросил.
— Согласен.
— Значит, мы единомышленники, — сказала Мина, мельком глянув на Елицу.
Если бы Теодор поймал этот взгляд, он наверняка уверился бы в своем предположении, но он его не заметил.
— Вы тоже изучаете философию? — спросил наугад.
— Я актриса. Играю роли инженю прошлого века.
— Да, понимаю, — неуверенно отозвался Теодор — Такие у нас времена.
«У твоего отца не все дома», — взглядом сказал Мина Елице.
Под вечер из села пришли Мальо с Иванкой, на груженные продуктами. Увидев Теодора, они засуетились: Елица успела их предупредить, чтобы они Не проговорились о ее припадке. Обменялись обычными вопросами, осведомились о здоровье, и Иванка начала:
— Страшное дело вышло с Няголом, Тео, черное дело. Еньо-то чуть не поубивал всех подряд!
— Мне рассказывали, Иванка. Просто не верится.
— Мы с Няголом за одним столом сидели, — сказал Мальо.
— Что же это он, нарочно?
— Сказать, чтобы нарочно, так нет. Как бы тебе растолковать… Ведь этот убийца, Еньо, значит, сто палок получил в полиции, а вот после победы спился. Сам он из себя был тощий, тщедушный, к тому же безбородый, женщины и не нюхал, вот и закрутил любовь с властью да с выпивкой.
— Ох и лют же был, — добавил Мальо, — на глаза не попадайся.
— Значит, он случайно напал на Нягола?
— Небось случайно, конечно! Они друг друга и знать не знают!
— Да нет, знают, — поправил жену Мальо.
— Ну что с того, что знают, кабы не пошли вы в пивную, ничего бы и не было. Сейчас Нягол сидел бы тут живой и здоровый!
— Невероятно! — моргал глазами Теодор.
— Да он бы и не палил в него, так ведь Нягол-то возьми и встань, чтобы его схватить, — пояснил Мальо. — Мы залегли на полу, а Нягол поднялся, чтобы зайти ему в спину…
— Знать, так было писано! — взволновалась Иванка.
Вошел Иван, братья обнялись и замерли.
К Няголу повалили посетители. Первым заглянул Гроздан. Он отделался легким ранением, но тоже получил осложнения и довольно долго пробыл вбольнице. Когда его выписали, к Няголу еще не пускали, Гроздан уехал в село и только сегодня выпросил короткое свидание.
Много повидал Гроздан на своем веку, но и он опешил при виде больного. Обуреваемый сомнениями, выдюжит ли этот человек, он несмело подошел к койке…
Нягол долго смотрел на него, пока наконец не узнал.
— Здорово, бай Нягол, — тихо сказал Гроздан, неожиданно прибавив к его имени почтительное «бай».
— Садись, Гроздан, — пошевелил губами Нягол.
— Садиться не буду, я только заглянул повидаться. Ну, как ты?
— Как видишь. Садись же.
— Ну и ну, — переступил с ноги на ногу Гроздан.
— Ведь как гром средь ясного неба, черт бы его побрал!
— Как остальные?
— Поправляются.
— А ты? — оглядел его Нягол.
— Я-то легче всех отделался… Слушай, говорят, у тебя тут строгая диета. Когда тебя выпишут, знай ни в какую Софию ты не поедешь. Заберу тебя в село до осени, до зимы — покуда душе твоей угодно.
Нягол улыбнулся.
— Кроме шуток, мы так решили. Тогда мы с тобой на такую диету сядем, что никакие весы не выдержат!
— Обязательно, Гроздан!
— Ты мужик двужильный, потерпи еще немного, пока перевал не одолеешь, о другом не думай, уж мы обо всем позаботимся. Сегодня я сказал нашему партсекретарю: нужно выгнать Еньо из партии, посмертно, чтобы надолго запомнилось!
Нягол слушал, словно издалека.
— А он говорит, что нет такого параграфа. Нет, так будет!
В дверях появилась сестра, и Гроздан коснулся руки Нягола:
— Выгоняют, бай Нягол. Смотри у меня: здоровье и только здоровье! Чтобы на следующей неделе уже был на ногах. Ну, пока!
И он вышел, не затворив за собой дверь.
Нягол опустил веки. Так было легче. Гроздан — прямо местного масштаба Стамболийский, только усов не хватает.
Вошла сестра, спросила, как он себя чувствует, не устал ли, потому что снаружи ждут писатели. Нягол удивился: какие писатели? Из Софии, главврач разрешил им зайти, но не надолго. Нягол кивнул и тут же услыхал голос Грашева:
— Ну-ка поглядим, кто тут лежит, не желает встречать гостей?
Шумно вошел Грашев, за ним Кира — когда-то они с Няголом были товарищами по РМС. Увидев больного, Грашев моментально сменил тон и походку.
— Здравствуй, — приглушенным голосом произнес он, подходя чуть ли не на цыпочках к пожелтевшему Няголу.
Нягол подал иссохшую руку.
— Здравствуй, дорогой, здравствуй, — сказала и Кира.
«Думают, что я уже на краю могилы», — решил Нягол, рассматривая их смущенные лица.
Сестра принесла стулья и вышла. Наступила неловкая тишина. Снаружи доносился звон металлической посуды.
— Угодил же ты, брат, в историю, — первым нару — шил молчание Грашев, — сильно похудел. Но выглядишь ты неплохо, что-то бодрое читается во взгляде.
— Значит, ты из Софии приехал за тридевять земель. Спасибо тебе, конечно, но не нужно было, — сказал Нягол. Грашев уловил в его голосе привычные басовые нотки и почувствовал себя увереннее.
— О чем речь, — отнекивался он. — Большое дело самолетом-то… Я говорил с главврачом, кризис проходит.
Нягол неопределенно кивнул.
— Честное слово, опасность позади, тьфу, тьфу, не сглазить! Рубикон перейден и путь на Галлию открыт! Кажется, так?
«Как раз наоборот, — подумал Нягол, — но какое это имеет значение?» Грашсву он ответил:
— Я не собираюсь воевать с римским сенатом.
Грашев и Кира не поняли иронии и многозначительно улыбнулись, думая каждый о своем: Грашев решил, что Нягол имеет в виду руководящий орган писателей, а Кира поняла под его словами местные органы власти, которых, как она считала, можно привлечь к ответственности за случившееся.
— Если надо, то и с сенатом сразимся, нам не впервой! — торжественно заявил Грашев.
Нягол кивнул.
— Особые приветы от
