Стоять в огне - Богдан Сушинский

Беркут вопросительно взглянул на Отаманчука. Тот пожал плечами и задумчиво крякнул. Очевидно, тоже почувствовал: требовать от Гуртовенко, чтобы он вернулся к фашистам, уже не имеет смысла.

– Хорошо. Но только помните: трусов у меня в группе нет.

– Оттрусил я свое, командир. Ты уж извини…

39

Через час в землянке Беркута собрались Иванюк, Роднин, Отаманчук. Еще через несколько минут появился начальник штаба «Чапаевца» Долват, который только что вернулся с разведгруппой, выяснявшей обстановку на южных окраинах их лесного массива. Этот худощавый, почти мальчишеского телосложения адыгеец был непревзойденным наездником, проделывавшим на своем Мурате почти цирковые номера джигитовки. Тем не менее к его идее создать кавалерийский эскадрон Громов относился с той иронической благодушностью, с какой обычно относятся к бессмысленной, но совершенно безобидной прихоти.

И хотя своего отношения к этой затее Беркут не скрывал, все надежды на создание эскадрона Долват почему-то связывал именно с ним, с его группой, считая, что никто не сможет справиться с захватом румынской конюшни лучше, чем она. Вот и сейчас, войдя в землянку, он успел шепнуть Андрею:

– Имеем на примета конюшня, лейтенант. Конь настаящий, кавказский. Я к адному подкрадывался, по-адыгейски говорил – все панимает! Кавказский конь, точна говорю.

– Брось, Долват, не до циркачества сейчас, – вклинился в их «сговор» командир «Чапаевца». – Сам видишь: такое заваривается, что твой кавказец сгодится разве что на мясо.

– Я лучше свое мясо есть буду! Фашиста есть буду! Коня не трону! Понял?! – вскипел Долват. – Зачем так говоришь: кавказца – на мясо?!

Совещание затянулось. Сообщения Совы и Долвата вызывали тревогу.

– После боя с подсадным фашистским отрядом у меня девять убитых и семнадцать раненых, – нарушил тягостное молчание Роднин. – А всего раненых – двадцать семь. При том, что боеспособных – шестьдесят два бойца. Это уже не отряд, а полевой лазарет. Попробуй с таким обозом и таким прикрытием прорвать кольцо и добраться до соседнего леса.

– У меня тоже не лучше, – дымил самокруткой Иванюк. – Эти два отряда твоего друга Штубера обошлись нам слишком дорого.

– Подарили бы нам каратели еще один день. Можно было бы прорываться отдельными группами. Раненых вывели бы ночью, пристроили по селам.

– Но каратели не собираются дарить его нам, – заметил Беркут. – Они начнут в шесть утра. Чтобы дотемна закончить всю операцию. А сейчас уже половина первого.

– Возле Криничного мои ребята засекли четыре гаубицы, – добавил Долват. – Если фашисты еще вызовут этот свой «небесный глаз»…

– Раму, – подсказал Отаманчук.

– И он зависнет над нами…

– Хорошо, – хлопнул ладонью по столу Иванюк, – исходим из того, что нам отпущено пять часов. Значит, выход один: собрать все силы в кулак и потихоньку подкрадываться к краю леса, к Дроздовой долине. Если подойдем скрытно и на рассвете ударим все вместе – прорвемся малой кровью…

– А потом пять километров по каменистой долине… – мрачно развил его план Роднин. – С ранеными, с обозом. За это время немцы сто раз обойдут нас поверху и перестреляют. А кто уцелеет – встретят у леса. У них ведь рации, мотоциклы, машины…

– А здесь, в лесу, у них рации не будет? Испортится? Кроме раненых, у меня в отряде еще трое стариков, женщины, двое детей. Не было бы их, можно было бы разбиться на мелкие группы, помните, как прошлой осенью…

– Очевидно, придется оставить лагеря, забиться в Чертовы камни и держать круговую оборону. С двух сторон к ним подступает болото, а на самих камнях – скалы, валуны, пещеры, каменистые овраги. Покрутятся там фашисты дня два и уйдут. Цепью там не попрешь. Пушки близко не подтянешь. Раненых можно занести на болото, на остров, а тропу, которая ведет через болото к Чертовым камням, перекроем. Знаю удобное место.

– Таким войском они задушат нас и на камнях, – упрямо помотал головой Иванюк. – Подтянут пару минометов, отрежут от болота… Чтобы эти Чертовы камни удержать хотя бы сутки, нужен полк. Площадь их вон какая. А если мы впустим их в камни, там уже не сдержим.

Все молча посмотрели на Беркута. Хотя Иванюк и возражал против такой тактики, однако и он, и Долват с Отаманчуком понимали: ничего лучшего они сейчас не придумают.

– Ну что ж, – решился Андрей, осознавая, что пора кончать споры, нужно принимать решение. – По крайней мере, в Чертовых камнях можно дать бой. Хороший бой. Но, окружив там, фашисты нас уже не выпустят.

– Так что? – нетерпеливо перебил его Иванюк. – Твое решение?

– По данным разведки можно предположить, что фашисты попрут на нас со всех сторон. И кольцо сожмется где-то недалеко от вашего лагеря, Роднин. А значит, к болоту, к той неприметной тропе, которая ведет на остров, они подойдут раньше, чем те, с юга, к Чертовым камням. Это немного облегчает нашу задачу. Поступим так: вы оставляете в лагерях по десять бойцов. Их задача: открыть огонь еще на подступах к лагерям и, сдерживая фашистов, отступать к камням. Все остальные ваши люди, вместе с ранеными, стариками и женщинами, маскируются на тропе и на острове. Чтобы ни шороха, ни звука.

– А пятеро наших коней? – перебил его Долват.

– Да погоди ты, – остудил его Роднин. – Дай с людьми разобраться. – Допустим, так мы и поступим. Что нам это даст? Думаешь, фашисты нас не обнаружат?

– Прежде всего они обнаружат наш отряд. Мы с комиссаром, – тронул он за плечо Отаманчука, – выступим уже через час и, разбившись на группы, займем позиции по северному склону Волчьего оврага. Причем три группы Отаманчука, которые будут на правом фланге, первыми встретят фашистов и первыми начнут отступать, уводя их вдоль болота к Чертовым камням. А мы, три группы левого фланга, будем держаться более стойко и отойдем лишь тогда, когда группы Отаманчука будут у нас в тылу. Там, в камнях, мы соединимся и с бойцами, отходящими из лагерей. Причем бой завяжем сразу же, на рассвете, когда, судя по всему, еще не развеется утренний туман. Вы же, как только фашистские цепи пройдут мимо брода, выходите по тропе, пробираетесь к Волчьему оврагу и уходите по нему к Лебяжьим хуторам. Между ними, вы знаете, сады, перелески, овраги. Попытайтесь проскочить ими к Медоборскому лесу.

– А вы? – сразу же спросил Иванюк. – Как вы потом?..

– Это уже детали, – спокойно ответил Беркут. – У нас наиболее подготовленные люди. До вечера продержимся, а там – исходя из ситуации.

Иванюк и Роднин переглянулись и сразу же посмотрели на ручные часы.

– Думаешь, этот ганнибальский маневр удастся? – нерешительно спросил Роднин, однако Беркут понял: командир отряда задал этот вопрос только потому, что чувствовал себя неловко.

– Должен. Ведь другого пока не придумали.

– Ты, конечно, жертвуешь и собой, и группой, а ребята у тебя действительно подобрались что надо. Но жертвуешь, надо признать, мудро, расчетливо, по-партизански, так что…

– Зря теряем время, – остановил его Беркут, поднимаясь и давая понять, что пора расходиться. – Немедленно выводите людей на болото. Мы же займемся подготовкой своих групп.

– Крамарчук еще не вернулся? – первое, что спросил Беркут у Отаманчука, когда командиры отрядов и Долват ушли.

– Пока нет. Очевидно, не могут прорваться в лес.

– Скорее всего они не вернулись, потому что не сумели выполнить задание. Пока не сумели. Но, наверно, понимают: если лес оцеплен и готовится большая операция, Штубер с остатками своего войска тоже сунется сюда. Он в отчаянии. Уничтожив два подсадных отряда, мы уже списали его группу со счетов командования. А гауптштурмфюрер – человек самолюбивый, поэтому сам полезет в пекло. Только бы Крамарчуку и Мазовецкому не прозевать его.

– Они постараются. Как ваша нога, лейтенант?

– При чем здесь моя нога?

– С таким ранением трудно будет вести бой, а еще труднее – отходить к Чертовым камням. Думаю, вам следует остаться на болоте. Вместе с Родниным, Иванюком, с остальными ранеными.

Громов удивленно посмотрел на Отаманчука и, поиграв желваками, тихо, но властно приказал:

– Поднимайте людей, комиссар. Готовьте их к выступлению. Сколько у нас в строю, без группы Крамарчука?

– Восемьдесят семь.

– Разбейте на шесть групп. И постройте. Только очень быстро. Да, костры не гасить. Наоборот, получше разожгите. Если появится их самолет, пусть пилот считает, что мы в лагере.

…А ведь он мечтал навестить Марию. Фельдшер заверил Громова, что дней через семь рана окончательно заживет, и тогда… Где эта Гайдуковка? Очевидно, недалеко от Лазаревки, в которой Крамарчук и Мазовецкий оставили Кристич. Во время последней встречи (очень короткой, когда он ночью тайком пробрался в Квасное) они с Марией договорились, что, если она заметит опасность, сразу же уходит в Гайдуковку, к своей дальней родственнице.

Андрей понятия не имел, где находится это село, но расспрашивать у Марии уже не было времени. В отряде о нем тоже почему-то никто ничего толком не знал. Одни говорили, километров за сорок, другие – за шестьдесят. Впрочем, где бы эта Гайдуковка ни находилась, он найдет ее.