Пламя в джунглях - Николай Сучков

— Отставить! Бросай оружие, сволочи! — крикнул в ярости Алекс.

Те застыли с нацеленными пистолетами. Алекс поднял автомат и сыпанул длинной очередью вверх. Только тогда пьяные солдаты бросили оружие.

Алекс недоумевал: на улице по-прежнему никого. Неужели этот шум не встревожил их? Куда все подевались? Что здесь происходит? Алекс хотел зайти к старосте, но дверь сама отворилась. Вывалилась беспорядочная ватага взлохмаченных людей. Билл и Рэджи, оказавшиеся впереди, попятились назад, удивленно моргая заплывшими глазами.

— Командир! Алекс! — заорали они разом и полезли обниматься.

— Хватит, хватит, ребята! — Алекс отстранился от них, дышащих на него алкогольным перегаром. — Вы лучше скажите, что у вас здесь творится. Что это за гульба? По какому случаю?

Билл открыл уже рот, как вдруг увидел двух своих солдат в кольце воинов. Его взгляд уперся в третьего, который тихо стонал, держа на весу раненую руку. Джонни пытался сделать ему перевязку.

— Не трогать, собаки! — взревел Билл, хватаясь за кобуру, висевшую на животе. — Тысяча чертей вам в глотку! Да как вы, черномазые скоты, смели! Это же мои солдаты, мои часовые. Убью!

— Назад, Билл! — Алекс схватил американца за плечо и дернул на себя. — Они выполняют мой приказ.

— Ах, так это твой приказ, сэр? — Билл повернул свое опухшее в рыжей щетине лицо к Алексу. — Не успел заявиться с того света и уже командуешь! Есть, сэр! Слушаюсь, сэр! Что прикажете, сэр? — с каждым новым словом Билл вытягивался, прикладывал ладонь к своей рыжей шевелюре, пытаясь отдать честь. Потом громко расхохотался в лицо Алекса. И тут он замер, узенькие глазки его расширились, уставившись на носилки, где лежал окровавленный Том Молчун. Как котят, отпихнул он товарищей, пытавшихся увести его, и тяжело плюхнулся на колени перед трупом друга.

— Том, братец! Как же ты? Что же с тобой сделали? — его голос буравил уплотнившуюся тишину. Билл как-то сразу сник, ссутулился. Провел ладонями по лицу, словно снимая паутину пьяного дурмана. Медленно поднялся на ноги и глухо спросил, не поднимая глаз:

— Кто убил?

— Билл, пойдем, дорогой! — обхватил его за плечи Рэджи, — Потом все выясним. Он не уйдет он нас, этот убийца.

— Нет, я хочу знать сейчас. Вы думаете, я вдрызг пьяный и ничего не понимаю? — он отвел руку Рэджи, взгляд его колючих глазок трезвел, перебегая с Джонни на Алекса и обратно. Остановился на девушке. — Ага, вот она, дрянь! Она долго водила за нос Тома, а теперь завела в западню, к командирскому холую. Они убили Тома, — взорвался Билл, бросаясь на Джонни и пытаясь выхватить револьвер из кобуры. Джонни с девушкой отступили за стенку воинов, взявших оружие наизготовку.

Билл налег на дула автоматов мощной грудью, но достать молодых нага уже не смог. Он отпрыгнул назад, затравленно озираясь по сторонам. Среди его собутыльников поднялся ропот, раздалась ругань.

— Братцы, наших бьют! — взвизгнул кто-то.

— Отставить! — крикнул Алекс. — Довольно галдеть, как бабы на базаре! Солдаты вы или щенки слепые? Слушай меня! Внимание! Смирно! Рэджи, ведите свою команду домой! Когда протрезвеете, будем говорить.

— Слушаюсь, сэр, — произнес Рэджи.

— Снова ты за черномазых и против нас, — шагнул к Алексу Билл. Встал рядом с ним, грудь в грудь. — Ты же насквозь красный, я давно это заметил. Жаль там поздно узнали. — Наливаясь гневом, он повернулся к своим и заорал: — Ребята! Кого вы слушаете? Да это же красная сволочь! Чего нам еще ждать? Давай!..

— Билл, пачкун несчастный, назад! Застрелю, как бунтовщика! — взревел Рэджи. Хладнокровие и выдержка изменили ему. Обернулся к Громову с заискивающей улыбкой. — Извини его, командир, он рехнулся.

— Заберите с собой товарища и похороните, — сухо сказал Алекс. — Молчун сам провалился в яму, когда ловил девушку. Мы все видели это. А трех хулиганов, пьянствующих на посту, я посажу под арест. Ступайте! — приказал Алекс.

Он смотрел вслед наполовину протрезвевшей компании, уходившей во главе с Рэджи, начальником штаба отряда, и тревожные предчувствия зарождались в нем: «Что они задумали? Неспроста болтал Билл и призывал разделаться со мной, как с красным. Очевидно, Калькутта дала знать и сюда».

С молниеносной быстротой распространилась по Хванде весть о возвращении Алиссандербонга. Люди несмело выглядывали из хижин. Озираясь по сторонам, собирались кучками. Улица оживала. Сиеми подходили, здоровались. Начинались расспросы, разговоры.

— Пошли слухи, что вы все погибли, — говорил старик с окладистой бородой. — А вы живые и с ружьями. Очень хорошо.

— Великий Саламандра услышал наши мольбы, — вторил другой. — Он охраняет тебя, потому что ты нужен народу, вождь Алиссандербонг.

— Твои солдаты обижают нас. О, прости несуразного, сын грома и молний! — теребил его за полу пледа сморщенный старичок.

— Это правда, кадонги, — выскочил вперед молодой крепыш. — Они взяли мою жену только на день постирать им белье и не хотят возвратить обратно. А меня избили, когда я пришел за ней.

— Алиссандер, брат! — к Алексу, энергично расталкивая толпу, пробился Нгамба. Крепко сжал его в своих могучих объятиях. — Жив, здоров. А говорят, тебя бритты убили. Э-э! Захотелось змеенышу проглотить слона. Подавились! Ха-ха-ха!

— Я же заговоренный! — смеялся вместе со всеми Алекс — Твоими молитвами, брат! А где Гаро? Что здесь у вас происходит?

— Гаро с Гайлубой в горах. Вождь ласи позвал их на встречу горных племен. Они хотят объединиться с нами. Маунг Джи болен. Вчера белые опять встречали большую птицу. Получили вино и еду, теперь гуляют, празднуют. Они отделились. Все, что прилетает им по небу, оставляют только для себя. Переманивают наших воинов в свою группу вином и мясом. Подожди, брат! — спохватился Нгамба. — Ты же главного не знаешь. У тебя родился сын. Понимаешь? Сын у тебя, наследник твой! Гаудили еще больна. Она ждет тебя. Она не верит, что ты ушел в дом Ялу. Пойдем!

Скорым шагом пересекли улицу. Завернули в проулок, прошли, и Алекс увидел с десяток новых деревянных домов, выходящих фасадом на просторную в пятнах зеленой травки площадь. Площадь кипела народом. Слышались резкие команды, пестрая масса быстро рассасывалась в ломаные шеренги, загибаясь на флангах.

Нгамба оторвался от Алекса, встал перед колыхающимся волнами строем.

— Эо-яр-р! — хлестнула по рядам жесткая команда, строй замер.

Обернувшись к медленно приближающемуся командиру, Нгамба раскинул руки, словно готовясь обнять весь мир, запрокинул радостное лицо к небу, и взмыл над притихшей площадью ликующий клич привета и победы!

— Хо-хо, хо! Хэйо! — гаркнули в ответ гаронды.

Алекс вытянулся перед строем, развернул плечи и, набрав полные легкие воздуха, во всю силу крикнул:

— Здравствуйте, братья гаронды!

— Хэй-йо, хэй! — дрогнула площадь.

Зарокотали барабаны. Нгамба затянул какой-то стих. Он начинал глубоким низким голосом и возносился до неимоверно высокой ноты, а воины заключали оглушительным «Хэй-йо!»

Алекса осторожно тронули за плечо. Рядом стоял Джонни. Скуластое простое лицо его расплылось в улыбке. Он протягивал младенца, завернутого в черное. Розовое личико морщилось под яркими лучами солнца.

Алекс взволнованно принял драгоценный сверток. Ребенок смешно таращил глазенки и ворочал головкой, словно что-то мешало ему. Грянуло новое «Хэй-йо», и младенец заплакал.

Слабый детский плач вплелся в торжественный гул, сотрясавший землю и небо. Били все барабаны Хванде. Воины ревели во всю мощь своих молодых глоток, размахивая оружием, колотя копьями о щиты. И Алекс, ошеломленный, радостный, шагал вдоль рядов, подняв над головой ребенка.

— Мой сын! Это мой сын! — повторял он.

Обойдя площадь с сыном на руках, Алекс поспешил к жене.

Гаудили лежала на низком топчане у слабо горевшего очага. Увидев Алекса, она приподнялась, молча протянула к нему руки. По ее заострившимся щекам медленно катились слезы. Алекс бросился на колени:

— Галюша!

Гаудили потянулась к нему, и он прижал к своей груди два дорогих существа — жену и сына.

Из темного угла медленно выступила Маури. Она еще больше высохла и согнулась. Щурила узкие глазки, стараясь разглядеть вошедшего. Алекс передал сына жене, подошел к своей крестной матери, ласково обнял. Почувствовал, как сухое слабое тело старушки задрожало. Он поцеловал ее в темную цвета армейского сухаря морщинистую щеку. Маури беззвучно плакала.

— Не надо, матушка! Успокойся! Я вернулся живой и здоровый.

— Это от радости, — бормотала Маури. — Ялу не взял тебя. Жить тебе вечно, сын мой! — и старушка захлопотала у домашнего очага.

После плотного завтрака уложили сына спать. Посидели, прижавшись друг к другу.

Гаудили нехотя высвободилась из объятий мужа. Подняла свое побледневшее лицо с поджатыми губами. Меж нахмуренных бровей ее врезалась крохотная прямая складка. Гаудили с усилием выдавила: