Поздний гость. Стихотворения и поэмы - Владимир Корвин-Пиотровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
У девочки прелестные глаза,Она умрет, решая уравненья,Над алгеброй взовьется стрекоза,В календаре отменят воскресенье.
Всё будет так. Чернильное пятноНа розовой тетради побуреет,Мать в трепете над ним окаменеет,Потом сосед — Но, впрочем, всё равно…
* * *
Опавший лист, скамью сыруюИ шум осенний узнаю, —И молодость мою — вторую —Как прежде, ветру отдаю.Туман и ночь плывут над садомМеж двух дорог, меж двух эпох,Я шлю всему, что дышит рядом,Любовный иль смертельный вздох.Во тьме ноябрьской непогодыОна взлетает не спеша,Лишь гулким воздухом свободыДышать согласная душа.
* * *
Как весело он бьет мячомО землю, твердую от зноя,Играет ветер над плечомМатроской легкого покроя.
И чем размашистей удар,Тем мяч подпрыгивает выше, —Вот он почти уже на крыше —Упругий, своевольный шар.
Ударь еще — еще паденьемПритихший день ошеломи, —Груз, становящийся виденьем,Рукой умелой подними.
Пускай за окнами бранитсяЖильцов унылая орда, —Или теперь, иль никогдаСтекло в осколки разлетится.
ПАН ЮРИЙ
Все дворы полны народа,Топчут лошади траву, —Сандомирский воеводаС дочкой выбрался в Москву.
Он словечка не обронит,Двинет бровью и молчит,Сивый ус платочком тронет,Шпорой в шпору постучит.
Эй, Марина, что там стали?— На ночь ехать не с руки, —С гиком шляхом поскакалиВерховые гайдуки.
Ей-то что? Плясать бы снова,Ходит ветер в голове —— Правда ль, пан, что ГодуноваХочет пострига в Москве?
— Трогай, черти! — В чистом полеЛюбо косточки промчать,По девичьей вольной волеСладко будет поскучать.
Всё бы важно, всё бы ладно,Только хмуро на полях, —Белым плечикам прохладноВ черно-рыжих соболях.
Что, невеста, загрустила,Смотришь будто не своя?Что головку опустила,Краля, ласточка моя?
— Эй, Марина, выйдет скороЦарская твоя судьба,Это, дочка, не СамбораБархатная голытьба.
Русь красна не пирогами, —Там для смеху млад и старЖемчуг топчет сапогами, —Видел я князей-бояр!
Целованья не нарушат,Силой нас не перегнуть,Не повесят, не задушат, —Выйдем в люди как-нибудь.
Пану Юрию обидноБыть слугой у короля,Пану Юрию не видноГлаз опущенных Кремля.
* * *
Подснежником белым и хлопьями снегаМосковская пахнет земля.Пан Корвин-Гонсевский и хмурый СапегаСквозь зубы бранят короля.Пора бы затеять потеху медвежью,Пустить вкруговую ковшиДа бодрым галопом, да по БеловежьюСкакать до потери души.О, громкое эхо рогов на охоте,Кровавый и пышный разбой, —Дубы в перетлевшей стоят позолоте,И лед в высоте голубой.Ты помнишь самборские вьюги, царица,Веселый мороз на щеке, —Пушистым хвостом заметает лисицаПролазы в сухом лозняке.— Не слушай, Марина, — для смерти и славыДороги везде широки, —Уже подымаются в сердце ВаршавыСтихов золотые полки.
Дрожат городские упорные стены,И ломятся в дыры дверейМазурка и марш похоронный Шопена —Двойная картечь бунтарей.
Уже в цитадели лохмотья кафтановЦветным ожерельем висят,Знамена безусых твоих капитановОрлиным крылом шелестят.
Она полуслышит разумные речи,Глядит на мерцанье свечи,И черные тени ей пали на плечи,Как складки большой епанчи.
АСТРОНАВТ
Так, — не на койке лазаретной,Не в лихорадочной мечте, —Я острой точкой межпланетнойПовис в чернильной темноте.Миров Эйнштейновских заноза,Гляжу в карманный телескоп, —Внизу лирический потоп,Меланхолическая розаВ луче наклонном, и рукаВ прощальном трепете платка.
Вот сердца страшная примета, —Вне узаконенной чертыОно уже не хочет света,Но высоты и пустоты.Еще твои шелка живыеЦветут привычной бирюзой,А я насмешливой слезойОчки туманю роговые.Так наши губы далеки,Что скоро высохнут очки.
Увы, земная память гложет,Но в славе новых скоростейМоя любовь уже не можетБыть перекличкой двух смертей.Мы не годами, не веками,Но звездами разделены, —В кольце космической волныПланеты ходят поплавками,И невнимательный рыбакИх наблюдает кое-как.
Летит, летит снаряд непрочныйМеж черных и хрустальных сфер,Уравновешенный и точный,Работает секундомер.Безглазый робот равнодушноПередвигает рычаги,Команда световой дугиПереливается послушноВ нули огромного числаНа фоне матовом стекла.
И я — один. Земное телоОсвободилось от земли,Земля как искра улетела,Распалась в четкие нули, —Чуть тронула магнитным токомВ приборе сложном провода,И в микрофоне — никогда —Пружина щелкнула с упреком.И фосфорической дугойЗажегся в трубке мир другой.
* * *
Когда-то мельница стучала,Купались дети на реке,Жизнь только вехи намечалаИ проходила налегке.А на плотине, где шумело,Кипело, брызгало — звездаОсколком мутным неумелоПрикладывалась иногда.Но воздух голубой Заречья,Но голос пушкинской луны,И соловьиные наречьяБелоцерковской стороны —Молчанье первое, прохлада, —Земля, орбиту изменя,Всю ночь была кружиться рада,Как бабочка, вокруг меня.То стройной девочкой касаласьСчастливо-томного плеча,То в омут мельничный бросаласьЦветным подобием мяча —Мой милый мальчик, друг мой дальний,И ты, быть может, в полуснеНад алгеброй иль готовальнейМечтаешь робко при луне.В окне черемуха белеет,И тополь, весь из серебра,Шуршит, вздыхает и жалеет —Покойной ночи. Спать пора —
* * *
Я, засыпая, плащ дорожныйКладу любовно на кровать,Ни сном пустым, ни клятвой ложнойНе разлучить, не оторвать.
Душа, ослепшая когда-то,На дальний берег посмотри, —Там легкий крейсер из КронштадтаВ тумане северной зари.
Дождливый ветер машет флагом,Морская пена брызжет в лоб, —Матросы замедленным шагом, —Плывет, качается мой гроб.
Не надо плакать, — поздней встречиВ цветах, в слезах, — еще ступень,Трубач торжественные плечиВ широкий расправляет день.
Еще ступень, — никто не смеет, —Неразлучимы навсегда, —О, как встает и пламенеетМоя Полярная Звезда —
* * *