Поздний гость. Стихотворения и поэмы - Владимир Корвин-Пиотровский

ПОРАЖЕНИЕ

Задворками разбитых дачКоней вторые сутки мучим, —За мной вихрастый штаб-трубачКачается в седле скрипучем.Какая скучная война, —На фронте ни врага, ни друга.И душу гложет мысль одна —Не слабо ль стянута подпруга.А солнце южное печет,Густая пыль забила поры,В глаза горячий пот течет,Жмут сапоги, обвисли шпоры —И вдруг — внезапный поворот,За ним прудок, покрытый тиной,Гусиный выводок, и вот —Русалка с длинной хворостиной.Цветная кофточка узка,Но так пленительно прильнула,А из-под легкого платкаТакая молния блеснула —Как подтянулся эскадрон!Как избоченился спесиво,Как солнцем вылощен красивоЗолотокованный погон.И, пламенным сверкая оком,Срывая ногу так и так,Приплясывая, скачет бокомМой горбоносый аргамак.И враз, почти без уговора,Небрежной удали краса,Гремят разведческого хораПодобранные голоса.И тенор, заливаясь свистом,Уже ликует вполпьянаО том, что в поле, поле чистомНам рано гибель суждена.

У смертников удел особый —Жизнь щедро одарила их, —Ворчит тюремщик узколобый,Но он лишь тень среди живых.Здесь все минуты на учете —Полней живи, полней дыши, —На смену сгорбленной заботе —Стремительный полет души.И вот она с недоуменьемГлядит с воздушной высоты,Над временем и над забвеньем,На всё, чем был когда-то ты.И узелок твой за плечамиКак птичий голос невесом,И твой почти не бывший домВдруг весь осветится лучамиИль свежевымытым окном.

Тогда воскреснувший ПугачЕще примеривал движенья,Во тьме невидимый трубачТрубил надменно пораженья.Потомки рыцарей стальныхОвчину смирную топтали,В боях дневных, в боях ночныхСчитать героев перестали.И мы, влюбляясь на ходу,Привычно кровью истекали,Мы благосклонную бедуГубами жадными искали.Но стихотворная сиреньИ романтические розыПодчеркивали скудость прозыОкрестных сел и деревень, —В окопы заползала лень.

Война хотела передышкиИ обновленья прежних чувств, —Мы знали счастье понаслышкеИ по свидетельству искусств.Мы верили и в пенье птицы,И в верность розовых невест,В рифмованные небылицыИ в непреложность общих мест —Мне грустно, грустно — Столько жараТы, сердце, расточило зря,А в горных сумерках ТамараВстает как горная заря —И над вершинами Кавказа,Где туч сверкающих гряда —Язык военного приказаНадоедал нам иногда.

Еще дремота в мире бродит,Меняет стрелки на часах,А в дом разведчик звонко входитС туманным утром в волосах.Он передаст пакет с приказом,Парадно шпорами рванет,И ахнут пулеметы разом,И пушка яростно зевнет.И в памяти мутнеет где-тоДвиженье ветки за окном,Клочок приснившегося летаВ воздушном шарике цветном —Душа становится скупее,Письмо становится судьбой, —Элегия и эпопеяВ решительный вступают бой.

Нет новой темы о войне,Она не правда, но преданье,В ней всё согласно старине —И вдохновенье, и страданье,Но есть худые сапоги,Лоб, запотевший в лихорадке,За рощей выжженной врагиВ каком-то грозном беспорядке.Один герой неутомим,Он скачет, рубит, напирает —Конь в серых яблоках под нимНоздрями тонкими играет.Он пышно выгнул хвост дугой,Храпит, копытом землю роя, —Но хлопнул выстрел, и другой,Герой упал, и нет героя.

О, ротмистр! Вы ль тайком вздохнули,Как бы задумались душой,Забыли сабли, пики, пулиДля этой тишины большой.Лесная узкая дорогаИз галицийского селаВ страну немого диалогаНас незаметно привела.Вы отпустили длинный повод,И ваша трубка не дымит,Пчела прилежная иль оводВ зеленых сумерках шумит.Как мягко лошади ступаютПо медом пахнущей траве, —В неомраченной синевеБез ветра листья закипают —Два всадника, и тени две.

Закат, закат — Прости нам БогЗа то, что мы порою пьяны,За элегических дорогНепоправимые изъяны.За петербургский кавардак,За верность шарику цветному,За блиндированный чердак,За счет столичному портному.Так много накопилось их,Счетов и подлинных и ложных,Из первых рук, из рук вторых,Совсем простых и очень сложных —Без риторических затейНева Аврору колыхнула,Натужно вздулась и пальнулаВ толпу непрошеных гостей,В Петровых и своих детей.

Ты помнишь странную тревогу,Предчувствие глухих шагов?Нева буравила дорогуСреди гранитных берегов.Она бурлила и кипела,Трепала ветром вымпела,Обломком льдины заскрипелаИ в дымных кольцах отошла.Летали брызги над мостами,И тротуары без гулякОбледенелыми пластамиВ свистящий пролегали мрак.Торжественное разрушенье,Величественный вид пустынь,Громоподобное крушеньеНесокрушаемых твердынь.

Нахмурив брови, Всадник МедныйНа вздыбленном своем конеВнимал, как рвется мат победныйК дворцовой рухнувшей стене.Его лицо не потемнело,Лишь под копытами коняЗмея свивалась и шипела, —Рука державная, звеня,Над мертвым городом широкоЗловещий очертила круг,И смехом пламенное окоКак солнце вспыхивало вдруг.На зов его уже бежалиМальчишки с ближнего двора,И с криком радостным — ура! —Салазки быстрые съезжалиС подножий ледяных Петра.

Шумит гражданская гроза,Гигант стоит неколебимо,И только узкие глазаСледят за ним неутомимо.На загнанном броневикеЛадонь широкая разжата, —Есть сходство грозное в рукеС той, устремившейся куда-то.Штыки и снег со всех сторон,Пайки — и выстрелы вприправу, —Гранитный город обреченНа устрашающую славу.Гнездо истории горит,Птенцы раздавлены ногами,Скрипят века под сапогами —Внимание! Он говорит —

И загудел весь шар земной,Как мяч футбольный перед голом,Врываясь с треском в мир иной,Он лопнул с грохотом тяжелым.Заглохла наскоро войнаПровинциально и ненужно, —И та и эта сторонаЕе выплясывали дружно.Но от людей, но от вещейСон отлетал, и ангел серый,Уже бездомный и ничей,Блуждал готической химерой.Бессонница ко мне вошла,Присела скромно к изголовьюИ разговор про бедность вдовьюСо мной по дружбе завела —

Россия призраков разбита,Мы отступали в никуда,И только конские копытаРитм замедляли иногда.Не каждой буре сердце радо,Но с каждой бьется заодно,Оно стучало — надо, надо,Здесь все равны и всё равно.Дыши отныне как попало,Учись без пламени гореть,И если жизни было мало, —И в жизни — мало умереть.И вот — последняя граница,Скалистый берег и поток;Мы по команде — на восток! —Угрюмо повернули лица.

Над перелеском вдалекеЕще рвалась шрапнель дымками;Трубач понурый в башлыкеОкоченевшими рукамиВознес помятую трубуИ, запрокинувшись немного,В ночное небо иль в судьбуТрубил пронзительно и строго.Едва окрашенной чертойДень занимался над полями,Земля шумела пустотой,Метелями и ковылями.Я беспокойным голосамВнимал как бы прозревшим слухом, —Всем птицам, ангелам и духам, —И я отрекся трижды сам.

Куда бежать от осуждений,От жалоб и тифозной вши?Страна высоких заблужденийЕще открыта для души.Мы за большое пораженьеИ против маленьких побед,Мы принимаем униженье,В котором униженья нет.Побитые камнями чуда,Найдя в паденье уголок,Глядим без зависти оттудаНа тех, кто с нами пасть не мог.Междоусобицы гражданскойПолусозревшее зерно,Я по ветру лечу давно, —Но мне в долине ДагестанскойЛежать, быть может, суждено —

Европа бредила во сне,Ворочалась, звала, томилась, —Средневековой старинеМечта тяжелая приснилась.Безвестный всадник проскакал,И все мосты под ним дрожали,Конь злобно щерил свой оскал,За ним другие кони ржали.Всё убыстряя громкий скок,Всё больше напрягая жилы.Он задыхался, изнемог,И снова набирался силы.Где средиземная волнаБлеснула пеной шаловливой,Ездок рукой нетерпеливойНад бездной вздыбил скакуна.

Был горный берег солнцем тронут,Под солнцем — голубая мгла,И там, где горы в рощах тонут, —В воздушной пропасти скала.И, выправляя стан железный,Презрительно он посмотрелНа стены башни бесполезнойВ щетине золоченых стрел.— Наследство рабства золотого,— Веков окаменевший сон, —— Пускай ударит молот снова— По наковальне их времен.— Их песням скучным и тягучим— За нашим ходом не поспеть,— Мы спать бездельников отучим,— Жизнь станет пламенем летучим,— И это пламя будет петь.

Европа бредила, — но мыУже по-новому дышалиПривычным воздухом чумы, —Мы слушали и не мешали.Согревшись в беженской пивной,Мы вспоминали цвет сирени,Расстрел под северной луной,Садов взволнованные тени —Но и в скитальческой тоскеПоэты наши и пророкиДорожной палкой на пескеУпрямо выводили строки.Недолговечные слова,Косноязычное томленье, —Маститым критиком едваОтмеченное выступленье.

Изгнание. Мир без прикрас,Не искаженный именами,Здесь каждый локоть тычет в насИ окрик следует за нами.Но иногда, из-за угла,Мы отмечали влажным взглядом: —Вот тень Овидия прошла,Вот Данте приютился рядом.Давным-давно открытый путь,Дорога трудная свободы, —Равенны праздничная муть,Дуная пасмурные воды.На перекрестке двух эпохШаги, плывущие куда-то, —В бессмертье изгнанного братаРукопожатье или вздох.

Мы умирали не стареяНа европейских мостовых,В лазурной гавани Пирея,В парижских улочках кривых.И лежа на спине глядели,Не отводя хрустальных глаз,Как звезды синие редели,Как догорал зеленый газ.Мы дружбу с небом заводили,Чтоб быть подальше от земли.Мы уходили, уходилиИ, кажется, уже пришли.Коперника и ПтоломеяС печальным вздохом отмели, —Мы отплываем от землиК большим туманам Эмпирея,К садам в космической пыли.

Прощайте, ротмистр. Вы, бывало,Внезапно изменясь в лице,Любили мчаться где попалоНа сумасшедшем жеребце.Вы не вернетесь. У киоска,Жуя табачные усы,В плаще, заношенном до лоска,Вы молча сверили часы.А время, сроки нарушая,Бежит как горная река,И кажется — рука большаяС водой смешала облака.И кажется — в стремнине громкой,Ломая в щепы тарантас,Шальная лошадь иль Пегас,Полуудавленный постромкой,Глядит насмешливо на нас.

НОЧНАЯ ПРОГУЛКА