Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты - Владислав Чернилевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мозг искал выход из ледяного плена, но одна идея была хуже другой: разбить окно и залезть на крышу поезда; дернуть стоп-кран; отжать электрические двери с помощью рычага. И тут, как вспышка, я вспомнил о ключе, висящем у меня на шее! Том самом ключе, который я выкрал у Древних Богов старого леса. Гор говорил, что эти ключи способны открыть любую дверь? Если это так – я буду спасен.
Я снял ключ с шеи, а затем нашел внутри ледяного рычага замочную скважину. В том месте, где его не могло быть. Таких формы и размера, которые идеально подходили под мой ключ. Я вставил его в разъем и несколько раз повернул – застывший замок с легкостью поддался моим движениям. Затем я снял с себя кофту и обмотал ей рычаг, запирающий межтамбурную дверь. Попытка повернуть его ничего не дала: металлические части запорного механизма примерзли друг к другу. Тогда я навалился на рукоятку всем своим весом и вырвал ее из объятий холода. Рычаг повернулся вниз, и проход открылся. За ним сразу начинался второй вагон – без сцепки и межтамбурного пространства.
Я поспешил надеть куртку и пройти в следующий салон поезда, который выглядел еще ужаснее предыдущего: света внутри почти не было, а все пространство было окрашено синим сиянием, будто его пропустили через фотофильтр. Иней намерз на стенках тонким снежным слоем, как внутри морозильной камеры старого холодильника. Окна были разрисованы зимними витражами, которые проступают на стеклах в самые суровые морозы. Несмотря на всю неприветливость ледяных объятий, вагон не был пустым: в глубине салона я увидел сидящую ко мне спиной девушку. Ее волосы были покрыты тонким слоем льда и слабо блестели в тусклом голубом свечении поезда. Это настораживало: незнакомка была определенно мертвой, но мертвые в Лабиринте были определенно живыми, а значит, встреча с ней могла закончиться смертью. Но выбора не было – выход пролегал через собственный страх.
Я зашагал по хрустящему снегу. Когда до мертвой девушки оставалось два шага, она обернулась. В мертвеце я узнал Кристину. Ее бледное лицо покрывал тонкий слой льда; тушь потекла под глазами и застыла в уродской мазне; губы посинели. Девушка дышала слегка приоткрытым ртом, но вместо тепла из тела вырывался ледяной воздух, будто ее легкие были наполнены снегом. Обгоревшие и почерневшие от копоти обноски с трудом прикрывали ее нагое тело.
Кристина узнала меня не сразу. Некоторое время она смотрела на мое растерянное и безрадостное лицо потерянным взглядом. Но когда девушка увидела во мне знакомые черты, она подскочила со скамейки с измученной улыбкой и чуть не плача закричала:
– Это ты?! Я рада, что это ты.
С этими словами она кинулась ко мне, но я сделал шаг назад. Между нами продолжала оставаться дистанция. Это неприятно поразило девушку, и она воскликнула:
– Ты не узнал меня?! Это я – Кристина!
Попутчица приложила руку к своей груди, пытаясь показать, что она все та же жизнелюбивая девушка, что и раньше. Это было не так. Я продолжал смотреть на нее отстраненным взглядом.
– Да что с тобой?! – чуть не закричала Кристина.
В глубине ее ледяного тела вспыхнул огонек злобы, который прорывался слабым красноватым свечением наружу. Казалось, девушка горит изнутри, и этот огонь проступал сквозь ледяное тело.
– Я рада видеть тебя, очень рада, – говорила Кристина. – Если бы ты знал, что они со мной сделали! Я не верила, что смогу выбраться отсюда… И вот ты пришел за мной. Забери, забери меня отсюда…
Она больше не могла ждать. Не хотела. Она бросилась ко мне на шею. В этот раз я не стал сопротивляться. Когда ее холодные руки обняли меня, я не оттолкнул ее от себя. Не смог. Не посмел. Девушка – мертва, и в ее объятиях не было тепла. Холодные объятия. Ледяные слезы. Ее слезы. Это из-за них вагон покрылся снегом и льдом. И теперь они стали покрывать собой меня. Нужно было вырваться из ледяного плена, пока участь Кристины не настигла меня.
– Хватит… Это не лучшее место для объятий, – произнес я, отодвигая Кристину от себя. Я хотел назвать ее по имени, но не смог произнести его. Она стала Дочерью ледяных объятий, и у нее уже не могло быть человеческого имени.
Мертвая послушно кивнула. Ее руки разжались, и я смог вдохнуть теплый воздух. Теперь можно было надеяться на то, что я смогу покинуть это место. Я смотрел в сторону выхода, а Дочь ледяных объятий продолжала говорить:
– Извини… Я отправилась сюда без тебя. Не могла больше ждать. Папа… Я хотела знать, что стало с папой. Я бы все вернула тебе. Вернулась за тобой. Если бы я знала, что меня здесь ждет… Я бы не пошла одна. Не пошла… – девушка плотно сжала глаза и наклонила голову к своему плечу, сопротивляясь ледяным слезам.
– Тише, здесь никого нет, – сказал я, пытаясь успокоить собеседницу.
Девушка притихла и посмотрела на меня. На ее лице вновь появилась измученная улыбка, с которой она попросила:
– Идем. Забери меня отсюда. Напои теплым кофе, как в тот вечер, когда мы гуляли вдвоем.
– Увести? Но куда? – спросил я.
– Домой. К тебе. Или ко мне. Как ты захочешь. Только пойдем быстрее, пока они не вернулись…
Я стоял пораженный ее словами: девушка не понимала, что мертва, что уже никогда не вернется домой, что ее путешествие в этом вагоне будет длиться вечно, а лето никогда не наступит. Она мертва, и ее конечный пункт – вечная зима. Но я не посмел сказать об этом.
– Кто мертва? – спросила Дочь ледяных объятий. Мои мысли опять прозвучали вслух.
Я не стал отвечать на вопрос, а девушка не стала повторять его: в своих мыслях она была уже дома.
– Ну же! Идем! – воскликнула собеседница и зашагала в сторону выхода. Мне оставалось только догонять ее.
Дочь ледяных объятий ступала легко, но из-под ее босых ног все равно доносился хруст ломающихся снежинок. Она не чувствовала холода или уже привыкла к нему. Я же чувствовал, как замерзаю. Мое тело уже все дрожало от жара, и я стал бояться, что вскоре мышцы сведет холодом и я просто не смогу идти.
Мы дошли до конца вагона, и девушка дернула за рычаг – дверь
