Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты - Владислав Чернилевский

– Я тоже должна верить тебе, чтобы рассказывать о себе! – возразила девушка.

Я ответил не сразу – некоторое время мы оба молчали. Я пытался подобрать слова, потому что не мог сказать прямо, что девушка нуждается в моей помощи больше, чем я в ее. Ведь это она заперта в белой комнате! И в то же время я не хотел лгать или вселять ложную надежду – я ничем не мог ей помочь. Если говорить совсем честно: я был таким же пленником, как она. У меня клетка просто была побольше и ограничивалась не квадратными стенами больничной палаты, а замкнутым кольцом, состоящим из дома, работы и магазинов, внутри которых мне приходилось крутиться.

Теперь я отчетливо понимал, что Пленница белой комнаты отчаянно ищет человека, который сможет ей помочь. Она цеплялась за любую надежду, какой бы слабой она ни была. Не знаю, понимала ли она, что я не гожусь на роль ее спасителя, но она пыталась видеть его во мне. Она хотела выглядеть невинной и загадочной – такой девушкой, которую захочется познать и вырвать из несправедливых цепей саркофага. Ее таинственные речи, прикосновения, смущения, рассказы о Лаборатории – все было направлено на то, чтобы вызвать к себе симпатию или даже влюбить в себя.

Но сколько в этом было искренности? Не получится ли так, что как только Пленница вырвется наружу, она молча закроет за собой дверь, как это сделала Кристина, и отправится исследовать мир в одиночку. Без благодарности, без сожаления, без любви.

Нет, разрубить узел противоречий, недопонимания и страхов можно было, только задав прямой вопрос:

– Значит, ты хочешь, чтобы я тебя спас?

Девушка опустила глаза и прошептала:

– Если ты можешь… и хочешь.

А затем я вновь увидел это преданный, полный надежды взгляд, которому мне нечего было ответить. Моя беспомощность злила меня самого, и моя желчь стала выплескиваться на Селену. Я воскликнул:

– Ты выбрала удачный момент, чтобы попросить меня о помощи! Одну девушку я убил. Зато вторую могу спасти.

– Нет! Ты неправильно все понял…

Девушка приоткрыла рот в растерянности, а ее взгляд непонимающе бегал по моему лицу. Она не хотела сказать ничего такого, в чем я ее обвинил. Я мог бы и дальше продолжать клеймить ее в лицемерии. Я мог сделать так, чтобы она сама захотела, чтобы я ушел; чтобы мой поступок не выглядел слабостью; чтобы мне было проще расстаться с ней. Но это было бы нечестно. Глубоко втянув воздух носом, я произнес:

– Я больше не вернусь сюда.

Уголки губ у девушки опустились, а глаза покрылись мутной пленкой. Она продолжала смотреть на меня, как будто ожидая чего-то еще. Для меня разговор был мучением. Не выдержав молчания, я начал произносить совершенно неуместную речь о том, что считаю, что Селена несправедливо заперта в этой тюрьме; что хочу, чтобы она вырвалась наружу; что я всего лишь программист и не могу ничего сделать со спецслужбами и Алексеем Георгиевичем, которые сторожат ее; что обязательно найдется человек, который вырвет ее из этого плена и что этим человеком буду не я.

Девушка слушала мою речь с хмурым, холодным лицом. Она гордо выпрямила спину, отвела назад плечи и приподняла подбородок, как бы смотря на меня сверху вниз. Во всем ее виде читалось: «Замолчи! Не позорься и замолчи!» И я замолчал, оборвав предложение на середине.

– Когда мечта может стать явью, нам становится страшно, что мы потеряем мечту, – произнесла девушка.

– Боишься быть спасенной? – спросил я.

Селена, конечно, имела в виду другое, намекая на то, что моя мечта стать рыцарем, свойственная романтичным мальчишкам, каким я был в детстве, может исполниться, если я освобожу девушку. Но я не хотел обсуждать это сейчас.

– Да, боюсь, – ответила Пленница белой комнаты.

– Почему?

– Потому что никто не хочет спасать меня. Все хотят забрать мою свободу себе! Они хотят воспользоваться моей беспомощностью! Хотят заключить сделку! Так же, как ты!

– Мне от тебя ничего не надо, – решительно возразил я.

– Надо! Просто ты боишься произнести свою мечту вслух! Боишься, что она станет желанием! Потому что мечты, которые произносятся вслух, становятся желаниями!

– На надо вести себя как проститутка! Тебе это не идет, – вспылил я и сразу же пожалел об унизительном обвинении.

Не вина Селены в том, что мужчины раз за разом предлагали ей такой обмен. В своем беспомощном плену она пыталась спасти остатки гордости, а я разбивал ее вдребезги, подобно стеклянному стакану. Можно было только догадываться, что девушка испытала в своем плену за эти годы. Небрежно брошенная фраза подняла из глубины забытые обиды, которые слезами проступили на ее глазах.

Девушка еще пыталась сохранять спокойствие, но у нее не получалось – слезы уже лились по щекам, пока не сменились потоком обиды. Селена поднялась с кровати и побежала в туалет. Как только дверь скрипнула, я услышал плач, зажимаемый ладошкой. Но слезы было невозможно удержать слабой рукой.

Я подошел к двери и попытался открыть ее, но замок оказался заперт изнутри.

– Уходи! – прокричала девушка.

– Селена, прости…

– Уходи!.. Я хочу, чтобы ты ушел!

Я хотел плакать вместе с ней, но она была права – мне было лучше уйти. Если все равно прощаться, то лучше сделать это раньше, пока мы не успели привыкнуть друг к дружке – будет не так больно. Путешествия по другим мирам и так причиняли слишком много боли. Пора было покончить с этим паломничеством раз и навсегда.

– Прости… – тихо произнес я и вернулся в свою постель.

Скоро мои мысли погрузятся в темноту, и я очнусь в своей квартире, оставив путешествия по Лабиринту в прошлом, как досадное недоразумение.

ГЛАВА 4. ГОРНИЛО ПОСЛЕДНЕГО ПЛАМЕНИ

Меня разбудил телефонный звонок. Мерзкий противный звук мелодии, которая когда-то была любимой песней. Не поднимаясь с кровати, я нащупал телефон и сонным голосом произнес:

– Слушаю.

– Привет. Ты ведь придешь сегодня на похороны Кристины? – донесся из динамиков Димин голос.

– Да, приду.

– Это хорошо… Тогда до встречи?

– До встречи.

Даже после смерти девушка не могла обрести покой: семья Майеров жила не просто в другом городе, она жила в другой стране. Чтобы передать тело матери, нужно было погрузить его в самолет на рейс из другого города: три пересадки, несколько дней полета с учетом перегрузок – невозможно в такой ситуации доставить тело в сохранности. Чтобы приехать к нам, госпожа Майер должна была оформить