Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты - Владислав Чернилевский

У Алексея Георгиевича было тайное желание: он хотел, чтобы девушка сбежала из Лаборатории и обрела счастье, которое не досталось ее матери. Но присяга требовала от него, чтобы этого никогда не случилось. Долг перед государством для Алексея Георгиевича всегда был важнее долга перед любимой женщиной.

Но если найдется тот, кто спасет девушку вместо него, – он, пожалуй, обретет счастье. Но для этого рыцарь должен доказать, что он достоин руки принцессы. А как герои получают право освободить девушку из башни? Они побеждают дракона. И Алексей Георгиевич стал тем самым драконом. В сказках всегда находится герой, который убивает чудовище, но вот только жизнь – не сказка. За восемь лет никто не смог перехитрить дракона.

Алексей Георгиевич уже знал, кто станет его новым противником. Программист, которого принцесса красиво зовет «Мечтатель». Ему это имя сказали врачи, которые услышали его от затворницы. Все, что происходило с девушкой, он узнавал только от них. За все эти восемь лет Алексей Георгиевич так и не решился поговорить с ней. Он знал, что не сможет посмотреть ей в глаза: ведь это он должен был стать ее спасителем. А стал надзирателем. Ему досталась не та роль, но он все равно отыграет ее до конца.

Алексей Георгиевич знал и то, чем закончится новое противостояние. Мечтатель, Бегущий с волками, Глупый – сколько было самоназванных героев? А сколько еще будет? Ничего не изменится: никто из них не победит. Тем более Мечтатель. На что он способен, кроме как мечтать?! Недостаточно решительный, недостаточно сильный, недостаточно хитрый. Сплошное «недо». В глазах Алексея Георгиевича Мечтатель был посредственностью. И все же, начальник службы безопасности хотел дать ему шанс.

В палате раздался звонок внутреннего телефона. Алексей Георгиевич оторвался от размышлений и поднял трубку. Звонили с проходной. Охранники очень быстро запоминали, что если начальника службы безопасности нет в своем кабинете, то он у саркофага.

– Говорите, я слушаю.

– Алексей Георгиевич, здравствуйте! Тут некто Максим Листвянский. Говорит, что пришел к вам. Что нам с ним делать?

– Проводите его в конференц-зал. Я сейчас подойду, – начальник службы безопасности положил трубку и вышел из палаты.

Дверь захлопнулась. Теперь ее можно было открыть только с помощью электронного ключа, единственный экземпляр которого хранился у Алексея Георгиевича. За восемь лет очень многие пытались выкрасть затворницу из саркофага, и теперь начальник службы безопасности не доверял никому, кроме себя.

Он шел по коридору, рассуждая о цели визита Максима.

– Что его могло сюда привести? Неужели по дочери соскучился? – ехидно произнес он вполголоса.

Это было, конечно, неправдой. За восемь лет отец ни разу не спускался к заточенной дочери. Он не интересовался ее состоянием, даже не спрашивал, жива ли она. Только когда до Максима доходили слухи, что девушку пытались освободить, он звонил и задавал всего один вопрос: «Она все еще там?» Когда следовал положительный ответ, в телефоне слышался облегченный выдох, а затем произносился недолгий монолог с призывом усилить контроль и покончить с расхлябанностью персонала. Алексея Георгиевича это жутко раздражало. Как то, что кто-то смеет вмешиваться в его работу, так и то, что отец никогда не называл свою дочь по имени. Этим Максим пытался подчеркнуть, что девушка не заслуживает того, чтобы называться человеком. Поэтому телефонные разговоры между двумя бывшими друзьями никогда не длились долго. После смерти Волчицы они ненавидели друг друга, хотя и продолжали делать вид, что это не так. У Максима все еще оставались связи, которыми Алексей Георгиевич продолжал пользоваться, обеспечивая свою несменяемость на посту начальника службы безопасности, несмотря на обилие желающих занять это место. А Алексей Георгиевич обеспечивал надежную охрану Ведьмы. Из всех людей Максим доверял это дело только ему. Поэтому, несмотря на общую ненависть, дружба по необходимости продолжалась.

Алексей поднялся в совещательную комнату в надземной части Лаборатории. Садиться вдвоем за длинный стол на шестнадцать персон было перебором, но Алексей Георгиевич не хотел видеть бывшего друга в своем кабинете. Он вообще не хотел его видеть, но если встреча неизбежна, то пусть она пройдет на нейтральной территории.

Максим уже сидел за столом в конце комнаты, постукивая двумя пальцами по дереву, а второй рукой прижимая губы. Его взгляд бегал по комнате, не пытаясь за что-то зацепиться. Собственно, и цепляться ему было не за что. Темное коричневое помещение с еще более темной мебелью и черными креслами. Только окно было белым, но и его завесили вертикальными жалюзи из коричневой ткани. Свет был выключен, поэтому в комнате стоял полумрак, из-за которого комната казалось абсолютно неуютной. Однако Максим забыл, что такое уют, и не замечал его отсутствия в конференц-зале.

Дверь начала скрипеть, и Максим замер. Он смотрел сосредоточенным и испуганным взглядом на дверной проем, в котором стоял уже почти пожилой мужчина. Узнав в вошедшем Алексея Георгиевича, гость поднялся со стула и с дрожью в голосе спросил:

– Она все еще там?

Начальник службы безопасности не спешил с ответом. Он закрыл за собой дверь, нашел выключатель на стене и зажег лампочки в комнате. Затем подошел к столу и сел на стул с противоположной стороны от гостя, так, что они оказались в метрах пяти друг от друга. У Максима от нетерпения задрожали губы. Он был уже готов закричать, как Алексей Георгиевич все-таки ответил:

– Будь спокоен. Она там. Под моим присмотром.

Максим облегченно выдохнул, опустил голову и стал массировать виски пальцами. Алексей Георгиевич рассматривал гостя, чьи движения были нервными и дерганными. Руки Максима дрожали, а кожа пожелтела. Проявлялась так старость или пристрастие к алкоголю, сказать было сложно. Темный повседневный пиджак был мятым; на изгибах воротника и рукавах клетчатой рубашки были просаленные пятна. По внешнему виду гостя начальник службы безопасности заключил, что его бывший друг снова живет без женщины. Алексей Георгиевич испытывал к своему «другу» смешанные чувства: брезгливость, жалость, отвращение. И главное – торжество. То, во что превратился его соперник, радовало Алексея Георгиевича. Огорчало то, что в научной среде он все еще был значимой фигурой. Не в научной деятельности – Максим уже давно ей не занимался. А вот в административной он преуспел. Максим Николаевич половину вопросов мог решить, просто позвонив куда надо. И это выводило Алексея Георгиевича из себя.

– Знаешь, а ты начал стареть, – сказал Максим, глядя на собеседника. Он произносил слова быстро, но с неестественно длинными паузами между ними.

– Никто из нас не молодеет, –