Фехтмейстер - Владимир Свержин

Александра Федоровна, воспитанная при английском королевском дворе Гессен-Дармштадтская принцесса, точно чашу с ядом, приняла из рук «божьего человека» кружку с квасом, демонстрируя, что даже яд из этих рук не устрашит ее, и, почти не кривясь, сделала большой глоток.

— Чуешь силу, от самой земли идущую? — сжав кулак для пущей убедительности, проговорил Старец Григорий. — Без этой силы русского нутра не уразуметь.

— О да, конечно, — подтвердила императрица, возвращая недопитый квас.

— То-то и оно, что конечно. — Распутин потряс кулаком перед носом. — Господь же… Он все видит, все разумеет. Он меня сюда привел неспроста. Моими устами Господь тебе и папеньке истину речет. Я заступник за народ русский. Со мной все образуется. И Алешу на ноги поставим, как вот нынче Анечку. Слышала уже небось?

— Да, как же…

Старец открыл было рот, чтобы произнести еще что-то, но тут будто кто-то с размаху всадил пробку в самое горло. Распутин попробовал выдохнуть, но из легких донеслось лишь какое-то диковинное сипение.

— Скорее! — услышал он уже знакомый внутренний голос. — Скорее! Что-то происходит! Кольцо покидает этот мир. Быстрее туда!

Императрица, не скрывая ужаса, глядела, как резко бледнеет лицо Старца.

— Что с вами, Григории? Вам плохо?

В ответ Распутин прокряхтел что-то невнятное, не в силах вымолвить ни слова.

— Отравили! — взвизгнула императрица. — Доктора Боткина сюда! Скорее! Скорее!

— Я уже послал туда людей! — между тем доказывал Распутин. — Они арестуют эту ведьму и приволокут сюда.

— Не приволокут! Ее нет здесь. Сам туда ступай. Ты почуешь, я помогу.

— Не нынче… Теперича государыня…

Рука Старца как-то сама собой дернулась и широким взмахом смела на пол кофейник вместе с молочником. Александра Федоровна отпрянула, переворачивая стул и крича от ужаса.

— В прах государыню! — яростно выкрикивал демон. — Сейчас же, немедля!

— А ну, не указуй мне! — взъярился Гришка Новых. — Забыл, что ли, кто сему телу хозяин?

В тот же миг, словно оспаривая претензии Распутина на собственный организм, ноги его резко подкосились, он рухнул на пол и забился в судорогах.

— А вот тебе бичей огненных! — взрыкнул про себя бывший конокрад со скрежетом зубовным, начиная шептать знакомые с детства слова молитвы „Отче наш, иже еси на небеси…“

— Постой, не горячись, — уже примирительно, хотя и с плохо скрываемым раздражением отозвался Хаврес. — Ты меня изъязвишь, так и я тебя не пожалую. Ни к чему это. Пойми, несчастный. Перстень надо добыть как можно скорее. А он уходит из этого мира.

— Да что ты плетешь-то, бесий царь?! Куда уходит?

— Не ведаю куда. Возможно, в тот мир, где прежде томился я. У меня нет желания снова возвращаться в сознание блаженного тупицы, который травил свою плоть и молился истово всякий раз, когда я пытался заговорить с ним. Он принимал мною насылаемые муки как благо. Уверен, теперь местная церковь причислит его к сонму великомучеников, а может, и к лику святых. Оставим споры. Когда мы обретем перстень Соломона, я стану во главе шести дюжин первейших народа моего, ты же будешь владыкой сего мира.

— Ты говорил об этом.

— И еще скажу, ибо в этом правда единственная и неподдельная. Что тебе какая-то царица, когда перед тобой готов склониться целый мир?!

Распутин почувствовал, как лица его касаются холодные капли воды, а возле самого носа возникает резкий запах нюхательной соли. Он открыл глаза. В каком-то странном цветном тумане перед ним маячило лицо лейб-медика царской семьи доктора Боткина.

— Я ухожу, — прохрипел Старец.

— Да куда же вы пойдете! — всплеснул руками врач. — Лежите-лежите. Вам сейчас покой нужен. Сейчас, голубчик, вас перенесут в постель. Мы вас обследуем, узнаем, что это вдруг с вами за напасть приключилась. Вот ответьте-ка мне, будьте любезны, что вы нынче ели?

— Ступай прочь, клизма очкастая! — Распутин одним рывком поднялся на ноги, точно и не задыхался вовсе и не бился в судороге лишь несколько минут назад.

— Да помилосердствуйте, что же это вы?..

— Прочь! — Распутин перевел взгляд на залитый кофейный столик, и в ту же секунду на нем с печальным звоном начали лопаться чашки. — С дороги! Я ухожу!

Барраппа прислушался: за дверью грохотали тяжелые сапожищи.

«Ну, вот и жандармы», — его охватило ни с чем не сравнимое чувство близкой схватки, которую не дано изведать большинству простых смертных. Чувство, пьянящее сильнее любого вина, придающее телу необычайную силу и подчиняющее все единой цели — скорой и безоговорочной победе.

— Эй, кто там? — окликнули из-за двери.

С усмешкой Барраппа прохрипел в ответ фразу на арамейском.

— Ишь ты, иностранец какой-то.

— Спасите, меня хотят убить! — сопровождая жалобным стоном новые слова, выкрикнул Страж Храма.

— А ну-ка, навались-ка, братцы!

Мгновение спустя за дверью послышался тяжелый удар, ругань и крик:

— Штыками поддевай ее!

— А ежели пульнуть?

— Совсем одурел? Замок попортишь, а щеколда, поди, кованая — намертво станет. Давай выворачивай его!

«Трое, — констатировал про себя бывший капрал, вслушиваясь в голоса. — Ну что ж, трое, значит, трое. Стало быть, никакой пощады».

Он скорчился на полу возле двери, ожидая, когда же, наконец, штурмующие одержат верх над замком.

— Эй, ты жив? — Пара жандармов, вломившись в комнату, наткнулась на скрюченное у порога тело.

— Помер, что ли?

Переполошенные слуги государевы осторожно стали трясти за плечи Барраппу. Тот вновь издал негромкий стон. Жандармы подхватили лежащее на полу тело, силясь поднять… В то же мгновение левый кулак Барраппы с выдвинутым вперед большим пальцем врезался в глаз ближайшего «брата милосердия». Второй рукой бывший капрал выхватил из-за пояса наган и что есть силы двинул рукояткой в висок очередного «спасителя». Третий жандарм, замешкавшийся в дверях, попытался было вскинуть трехлинейку, но ствол револьвера, глядящий ему аккурат меж бровей, тут же отвратил его от столь опасной затеи.

— Бросай и заходи.

— Да ты спятил, что ли? — договорить он не успел, поскольку новый удар бывшего капрала лишил его чувств. Барраппа удовлетворенно оглядел дело своих рук и принялся стаскивать форму с одной из жертв. То, что прошло днем в ярко освещенном здании Главного штаба, в полутемном особняке тоже должно было сработать. Петр Длугаш с силой потянул сапог с ноги одного из жандармов, но тот сидел как влитой и едва поддался.

«Проклятие!» — сквозь зубы процедил он и вновь засунул револьвер за пояс, чтобы ухватиться поудобней.

— Ну что там у вас? — гневно раздалось с порога. — Э, да это ж…

Барраппа моментально узнал этот голос. Он принадлежал жандармскому поручику, доставившему его утром в контрразведку. Выхватывая оружие, бывший капрал развернулся и выстрелил на звук голоса.

Вероятно, останься Вышеславцев стоять, пуля угодила бы ему аккурат в грудь. Но он, словно повинуясь какой-то животной интуиции, рухнул на колено и тут же выстрелил в ответ. Обе пули не достигли цели, но впервые участвовавший в реальной перестрелке поручик Вышеславцев с перепугу принял решение, быть может, не слишком храброе, но абсолютно верное. Он завалился набок, выпадая из комнаты в полутемный коридор, и ударом ноги захлопнул дверь. Спустя пару секунд коридор наполнился звуками топочущих сапог, лязгающих затворов и бряцающих шашек.

— Он здесь, он здесь! — кричал за дверью Вышеславцев. — Это капрал Длугаш! Я поймал его!

Барраппа оглянулся. Сейчас у него в руках находились трое заложников, однако, насколько он успел изучить русских, из-за такой малости, как пленные нижние чины, с ним никто даже и не подумает разговаривать. Попались — стало быть, сами виноваты. Вступать в бой бесполезно, ему надо исполнить то, ради чего он прошел столько стран и забрался в эту неприятную северную державу.

Закусив губу от досады, Барраппа поднес револьвер ко лбу, почесал мушкой переносицу и с силой запустил оружие в дверь.

— Эй, вы там, я сдаюсь!

— Я поймал его, господин полковник, — раздалось из-за, двери. — Это Длугаш, тот самый капрал.

В комнату ворвалось с десяток жандармов, и на Барраппу посыпались удары кулаком и прикладом.

— Отставить мордобой! — послышался рядом знакомый холодный голос контрразведчика. — Ну что, набегался?

— Ваше высокоблагородие! — донеслось из коридора. — Расступитесь, шо вы тут столпились?! Там Шультце сыскался!

ГЛАВА 14

Миллионы — это единицы во главе полных нолей.