Однажды в СССР - Гатин Игорь

Только успевший набраться ухажёр Лидки Кузиной, у которого из-под расстёгнутого ворота рубашки выглядывала тельняшка, не желал мириться с прерванным весельем. Он громко и настойчиво требовал, чтобы все выпили вместе с ним, и утверждал, что ему есть что сказать. Лидка всячески пыталась его угомонить, а комендантша Зина сделала несколько замечаний, но раскрывшаяся и простая, как тельняшка, душа бывшего матроса уже выплеснулась из берегов и возвращаться в стойло не желала. В какой-то особенно торжественный момент речи диктора, видимо, недавний дембель запел: «Не плачь, девчонка, пройдут дожди». Донельзя сконфуженная Лида попыталась ладошкой закрыть пьяный рот, за что немедленно получила по лицу. Ромка с Олегом, сидевшие на другом конце стола, вскочили, майор, сидящий рядом, не повёл даже бровью, зато комендантша Зина тяжело подошла и так двинула дебоширу в ухо, что тот опрокинулся вместе со стулом, приложился затылком о стену и затих на полу. Убедившись, что жертва домашнего воспитания дышит, ее там и оставили, спокойно дослушав остаток зовущего к новым трудовым подвигам поздравления.

И вот наконец куранты пробили двенадцать. Дружное «ура», звон бокалов, мечты и надежды, счастье без причины – всё это вырвалось наружу и заполнило собой неказистое, неуютное, убогое пространство, которое хоть и не способствовало, но и помешать не могло юности радоваться жизни, мистике Нового года и белому снегу за окном.

По телевизору начался «Голубой огонёк», а в коридоре общежития – танцы. Ромка поначалу старался не пить. Но разве получится. Ему удалось познакомиться и переговорить с Пашей, который вёл себя высокомерно и снисходительно, явно не веря в возможности и прожекты незнакомого сопляка, но, будучи основательно подогретым, благосклонно обещал всё обсудить на трезвую голову. Ромке Паша понравился, на высокомерное отношение он внимания не обратил – уже вошло в привычку, что поначалу его всерьёз не воспринимают, зато даже в подпитии тот говорил взвешенно и осторожно, ни разу не упомянув, чем занимается. Они с Олегом ничего и не знали бы о нём, если бы не Светка, за которой он ухаживал уже пару месяцев, даря дорогие подарки и катая на собственном авто. Она же, сучка, грамотно выдерживала его, строя из себя целку и «не давая», при этом периодически перепихиваясь с Олегом.

Паша изнывал от желания и, дабы склонить «мисс целомудрие» к близости, пушил павлиний хвост, рассказывая о собственной крутизне. Та, в свою очередь, делилась этими рассказами с Олегом в постели, прося совета, как же ей сойти за девственницу, чтобы крутой ухажёр не сорвался. Олег посоветовал простой, как три копейки, но работающий способ – «дать» Паше в конце критических дней, грамотно рассудив, что если тот безрезультатно вошкается с бабой два месяца, значит, ни черта не смыслит в женщинах и их устройстве. «Главное, ори погромче, у него одни соседи на уме будут, там не до подробностей». Совет предстояло реализовать в ближайшее время – Светка ждала месячных. Правда, буквально только что возникла непредвиденная проблема – Паша увидел на празднике Лайму и потерял дар речи. Впрочем, это уже не Ромкина забота – с Пашей он познакомился, о встрече договорился, про себя одобрив его кандидатуру на роль ухажёра для Лаймы, а дальше пусть сами разбираются в своих любовных даже не треугольниках, а квадратах.

Сейчас же в голове шумело всё больше, и, казалось бы, хорошо знакомые девчонки становились всё красивее и привлекательнее. Олег уже сводил кого-то незаметно на экскурсию в их комнату и выцеливал новую то ли жертву, то ли счастливицу – было уже не понять. Ромка старался сквозь дым шампанского воскресить в душе Катин образ, но что-то постоянно отвлекало. Точнее, кто-то. Окружающим девушкам, находящимся в аналогичной эйфории, не хватало мужского внимания, и он был нарасхват. Речь шла о безобидном флирте, не больше. Пока…

Пока на выходе из туалета его не поймала и буквально силой не вытащила на лестничную клетку Галка. Та самая, что пришла с майором, а до этого если и обращавшая на них с Олегом внимание, то исключительно с недоумённо-презрительным выражением на красивом, но не выдающем интеллекта лице. Олег спорил с Ромкой на трояк, что раскрутит её максимум за неделю, и потерпел сокрушительное поражение. Галка не то что не дала ни за неделю, ни за месяц, но ещё и припечатала прозвищем Озабоченный Енот-потаскун, которое прилипло. Нехотя отдавая трояк, Олег, помнится, сказал, что эта дура даст только будущему мужу. Сейчас «эта дура», крепко держа Ромку за ремень штанов, громко шептала в ухо, жарко дыша шампанским:

– Ну что, недотрога, покажешь мне свою комнату?

– Ты что, Галка? Ты же с кавалером!

– А кавалер мой нажрался и ни на что оказался не годен. Только бельё итальянское порвал, сволочь!

– Да ну. Неудобно как-то.

– Ха-ха-ха! Неудобно ему! Хватит строить из себя целку. Отказывая женщине, ты отказываешь богам!

Говоря это, она припечатала его к стенке внушительной грудью. В голову сразу ударило. Точнее, ударило куда-то ниже, но голова тотчас отключилась. Не чувствуя больше ничего, кроме этих мягких податливых полушарий, он схватил её за руку и повлёк сначала на свой этаж, а потом и в комнату, которую Огородников ещё не успел вновь оккупировать. Там прежде надменная красотка оказалась сущей фурией, поимев его так, что он забыл и про Катю, и про Новый год! Майор явно проявил дальновидность, благоразумно уснув за столом, – его под таким ураганом мог и Кондратий Палыч хватить. Ромка же устоял и, выдержав первый натиск, перешёл в контрнаступление, которое, в свою очередь, захлебнулось, и дальше противостояние вылилось в изматывающие позиционные бои. Подробности попеременных атак и контратак ка кое-то время выслушивали в предбаннике под дверью Олег с очередной девушкой, а потом, сообразив, что соседки, Вальки Соболевой, всё равно нет – та, видимо, встречала Новый год у любовника, – использовали собственно предбанник, связав ручки незакрывающихся дверей ремнём – всё равно ему нечего было поддерживать в моменте.

Когда Ромка с Галкой наконец отдышались, та, гладя его по начинающей волоситься груди, хрипло прошептала:

– Теперь я понимаю, почему Люська так рвала и метала, когда с тобой рассталась. А со стороны и не скажешь – так, худышка какой-то глазастый. А ты, оказывается, мужик!

Он поцеловал её в дерзко торчащий сосок и спросил:

– Галь, зачем тебе этот майор? Он же старый.

– Эх, Ромочка, молодых вас я уже навидалась – во! – она провела ребром ладони по шее. – Мне же двадцать три скоро. Я до Москвы и в родном Курске успела поработать, и замуж сходить. Ты ещё молодой, не поймёшь. Любовь приходит и уходит, а жизнь продолжается, и в ней нужно устраиваться основательно. А то детей нарожаешь – и будешь с ними одна мыкаться по съёмным углам. А тебя, кобеля красивого, и след простыл. А с таким спокойно – куда он денется? Стерпится-слюбится, – и начала одеваться. – Ты, пожалуйста, держи рот на замке. И особенно с Огородниковым, а то он – известная балаболка, у него ничего не держится. Это была минутная слабость – выпила просто. Ну и накопилось – у меня ж мужика сколько времени не было, – она открыла дверь, осторожно выглянула – предбанник был пуст, только в углу сиротливо лежали, видимо забытые впопыхах, кружевные трусики. – Ладно, с Новым годом! – улыбнулась и выскользнула за дверь. Ромка успел ответить искренней улыбкой.

Ему было хорошо, и он удивлялся себе. Он становится как сосед – ему было хорошо со всеми девушками, что случились в его жизни за то недолгое время, как он стал мужчиной. Нет, до Олега, конечно, далеко. Да он и не стремится. Но что получается? Он начинает разделять его отношение к важным моментам человеческих взаимоотношений, на которые раньше смотрел совсем иначе. И даже презирал. А, ладно, додумает потом, надо выбираться, а то весь Новый год в кровати проведёт.

Он начал одеваться, но мысленно продолжал возвращаться к соблазнительному образу – хорошо скроенной, словно налитой соком, как спелая антоновка, Галке, будто всё ещё распиная её изнутри и заставляя стонать и кусать губы. Невольная полуулыбка продолжала неосознанно блуждать на лице, когда он покинул их ставшую уже нарицательной в общаге комнату. Впрочем, возможно, это состояние было вызвано алкоголем, который отнюдь не выветрился даже на фоне имевшей место неслабой физической нагрузки.