Однажды в СССР - Гатин Игорь

– А ты откуда знаешь?

– А у меня одноклассник на планирование поступил. Теперь вешается, переводиться хочет.

– А как поступил-то?

– А ты такую фамилию – Черновец – слышала?

– Тот самый?

– Ага. Дед настоял, чтобы шёл на планирование, а потом к нему в Госплан. Поступить-то он поступил, а как учиться, если в математике не сечёт, хотя в школе пятёрку имел? Он сейчас думает к нам перевестись, а деду не говорить. В общем, я ему не завидую.

– Познакомишь?

– Конечно. А тебе зачем?

– Ну, про планирование поговорить.

– Ага, а там, глядишь, и замуж выйти!

– А-ха-ха-ха!

– А слышали, что сейчас водку «андроповкой» прозвали, потому что на неё цену снизили до четырёх семидесяти за бутылку?

– Партия решила подсластить народу закручивание гаек. В кинотеатрах днём у людей документы проверяют, спрашивают, почему не на работе.

– Ну и будут вместо кино на работе дешёвую водку пить, а работать всё равно никто не будет! Какой смысл работать, если оплата практически не привязана к результату труда.

– А слышали новый анекдот? Русский с американцем спорят, у кого в стране больше демократии. Американец: «Я могу во всеуслышание заявить, что не согласен с политикой президента Рейгана! И мне ничего не будет!» Русский: «Ну и что? Я тоже могу во всеуслышание заявить, что не согласен с политикой президента Рейгана. И мне ничего не будет». Американец: «А я могу перед Белым домом встать с плакатом, что осуждаю нашу агрессивную внешнюю политику! И мне ничего не будет!» Русский: «Я тоже могу на Красной площади встать с плакатом, что осуждаю вашу агрессивную внешнюю политику. И мне ничего не будет». Американец думал-думал и говорит с некоторым сомнением: «А я могу расстегнуть ширинку, снять штаны и помочиться перед Белым домом в знак протеста! И мне, наверное, ничего не будет!» Теперь русский задумался, а потом говорит: «Я тоже могу помочиться на Красной площади в знак протеста. И мне точно ничего не будет! Если, конечно, ширинку не расстёгивать и штаны не снимать!» А-ха-ха-ха!

Кате было не очень интересно слушать этот легкомысленный трёп, и она присоединилась к компании двух умных ребят – Васи Поздышева и Коли Пархоменко, которые сидели в уголке и в общем разговоре не участвовали.

Мама частенько, словно невзначай, упоминала, что девушке неплохо бы присматриваться к ребятам из своего окружения: «Хороших кобелей разбирают ещё щенками», – и оценивать их не только и не столько по внешним данным, сколько по внутреннему потенциалу и амбициям. «С лица воды не пить, а жизнь прожить – не поле перейти», – любила повторять она пословицы. Катя понимала, о чём речь, и, несмотря на романтический возраст, была внутренне солидарна с матерью. Она видела, что та не реализована в жизни и винит в этом прежде всего мужа.

Катя любила отца, но не могла не согласиться, что он чересчур мягкий и непробивной по жизни. Дед устроил его на очень престижное место с высокой зарплатой и загранкомандировками, но на этом всё и закончилось. Сам он никак не продвигался по карьерной лестнице, несмотря на настойчивые поначалу увещевания, а потом и требования жены. Будучи неглупым и хорошо образованным человеком, он отказывался, по его собственным словам, «идти по головам, не считаясь с моральными принципами». А ещё он как-то несовременно чересчур верил в туманные коммунистические идеалы. Жену это категорически не устраивало, и она периодически вымещала на нём собственную неудовлетворённость. Катя довольно спокойно относилась к мужской внешности, ей больше импонировали ум и самостоятельность в мужчинах. А ещё – фигура. Лицо не выбирают при рождении, что досталось, то досталось, а вот иметь спортивную фигуру – забота каждого человека, свидетельство в том числе целеустремлённости и силы воли.

Ребята, к которым она присоединилась, не пили и обсуждали межнациональные отношения – тему в Союзе жёстко табуированную. У Васи отец был ни много ни мало вторым секретарём ЦК Компартии одной из среднеазиатских республик. Так называемый смотрящий из центра за национальными элитами. В каждой республике первым секретарём ЦК, то есть формальным республиканским лидером, выбирался, читай – назначался, представитель местной титульной нации, но вторым секретарём в обязательном порядке становился засланный казачок из Москвы. И не всегда было понятно, у кого больше полномочий. В конце концов, ещё с древнейших времён в провинциях империй реальный политический капитал измерялся близостью к центральной власти.

Вася рассказывал интересные вещи. На самом деле в республике всё было не так ажурно, как писалось в газетах. По большому счёту население, включая и руководителей всех уровней, ещё не рассталось с полуфеодальными обычаями. Отношение к русским было, мягко говоря, настороженным. Слияние наций в одну большую дружную семью народов СССР на деле представлялось отдалённой перспективой. Назначения на руководящие должности происходили по принципам клановости, личной преданности, а нередко и за деньги. То есть должности просто покупались, и существовал даже неофициальный, но хорошо известный всем посвящённым прейскурант. Купивший должность тут же начинал беззастенчиво отбивать вложения, на что вышестоящее начальство закрывало глаза, беспокоясь только о том, чтобы подчинённый вовремя и надлежащим образом делился – им, в свою очередь, нужно было занести наверх и про себя не забыть. Такая вот феодальная вертикаль.

– Представляешь, мои бывшие одноклассники, два брата-близнеца, гордятся, что их дед был известным басмачом. Его только в тридцать втором поймали и расстреляли! А их отец – председатель республиканского потребсоюза. Вся кооперативная торговля и рынки под ним. Миллионер, даже не скрывает!

– А куда ж твой отец смотрит?

– А что отец? Ну, докладывает в Москву. А ему: вы там поаккуратнее, в СССР не должно быть проявлений национализма. Вы должны проявлять гибкость и терпение. Сейчас, правда, с приходом Андропова ситуация вроде начала меняться. Эти баи все по норам зашкерились. Но, вы знаете, болеет Юрий Владимирович серьёзно.

– Да. Я слышал. У меня мама в четвёртом управлении работает. Он на гемодиализе, у него с почками серьёзные проблемы.

Катя слушала во все уши. Ужасно интересно, как на самом деле всё у нас происходит и устроено. Совсем не как в учебнике по истории КПСС. Здорово, что парни ей доверяют. Вася – очень интересный мальчик, умный, эрудированный, много учится. Жаль только – чрезвычайно худенький и росточком не вышел, даже пониже её будет. Хотя как там мама говорит? «С лица воды не пить»? А с роста? Почему-то некстати вспомнился новый знакомый из читалки. Вот у кого фигура что надо. Смешной он. Вчера притащил ей большую гроздь винограда. Она не знала, что с ним делать. В смысле – с виноградом, хорошо хоть в пакетике был. Впрочем, очень вкусный оказался виноград, она съела по дороге домой. Что делать с новым знакомым, тоже непонятно, он был весь какой-то неформатный: симпатичный, неглупый, самостоятельный, но неотёсанный, что ли, живёт в общаге, работает, хи-хи, мясником – не её круга, одним словом. Начинать с ним отношения – засмеют. Но привлекательный, чёрт возьми, смотришь ему в глаза – и отрываться не хочется, и мысли какие-то непривычные в голову лезут, и томно становится. Сплошная ерунда, в общем.

Пётр Петрович встретился со своим старым знакомым – начальником ОБХСС своего района. Они сидели за дальним столиком в ресторане гостиницы «Академическая», что находилась через дорогу от его магазина. Столик от общего зала отделяла пальма в кадке, было очень приватно. Выпили водочки, закусили жюльенчиками. Обычно Зуев очень любил эту стадию – самого первого лёгкого опьянения. Когда голод ещё не утолён и застолье только начинается. Но в этот раз на душе было неуютно, он должен был обратиться к знакомому с необычной, неприятной просьбой, которая как-то компрометировала, принижала просителя.

У них были деловые отношения: Зуев платил, Табаков – так звали майора – прикрывал. Это было привычно и понятно. При этом Зуев был неизмеримо богаче и многократно влиятельнее. И оба это знали. Причём Зуев был накоротке с непосредственным начальником Табакова. И оба это тоже знали. Начальники районных ОБХСС приходят и уходят – этот был уже пятый или шестой на его памяти, а он – вечен. И ему претило то, что он должен попросить мента о странной, совсем уж незаконной, даже по их меркам, вещи – посадить какого-то сопляка. А главное – объяснять причину. Но деваться некуда, пострадала его честь. Он обязан отомстить, а иного, более приемлемого способа придумать не удалось, как ни старался.