Спокойной ночи, красавчик - Эйми Моллой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только однажды я наложил гипс на сломанную кость: двадцать пять лет назад, во время шестинедельной (неоплачиваемой) стажировки в госпитале, необходимой, чтобы стать сертифицированным «Домашним Ангелом Здоровья». Врач разрешил мне загипсовать трещину в кости на запястье девятилетнего ребенка. Это было ничто по сравнению с тем, что я делал здесь: две ноги, нуждающиеся в починке, сложные переломы в каждой, насколько я могу судить, и, хотя я обычно не хвастаюсь, я проделал работу на пять звезд.
– Что-то вкусно пахнет. – Я замираю. Он проснулся. – Что это?
– Бифштекс и омлет, – отвечаю я, прочищая горло.
– Бифштекс и омлет? – Сэм приподнимается на локтях – сонные глаза, взъерошенные волосы. – По какому случаю?
– Дополнительный белок на ужин полезен, когда нужно восстановить силы, – объясняю я, направляясь к двери. – Надеюсь, вам понравится.
– Альберт? – Я останавливаюсь. – Не хочешь немного поболтать? – Я оборачиваюсь к Сэму.
– Поболтать?
– Я слегка схожу с ума взаперти, – признается он. – Мне бы не помешала компания. Если только ты не занят чем-то важным.
– Нет, – соглашаюсь я, снова прочищая горло и разглаживая фартук. – У меня найдется пара минут.
– Отлично. – Сэм морщится, когда тянется за подносом, и я спешу ему помочь. – Спасибо, – благодарит он, когда я поправляю ему подушки. – Так гораздо лучше.
Кроме кровати, сесть негде, поэтому я стою посреди комнаты, а Сэм режет мясо и откусывает кусочек. – Отлично, – оценивает он.
– Стейк Солсбери[48], – говорю я. – Говяжий фарш, кетчуп и полбанки лукового супа-пюре.
– Суп. Так вот откуда этот вкус.
– Это рецепт Линды, – говорю я.
– Твоей девушки?
Я громко смеюсь. – Вы с ума сошли? Нет, она не моя девушка. Она на несколько лет старше и не в моем вкусе. – Сэм откусывает от омлета и смотрит на меня. – Линда Пеннипис, – продолжаю я. – Отличное имя, правда? Мы работали вместе, еще в Олбани. – Сэм молча жует. – Ее сын Хэнк привозил ей это блюдо каждую пятницу. – Хэнк, качок-тупица. Он заявлялся в обед на своем пикапе, с двумя толстыми ломтями стейка Солсбери и горой быстрорастворимого картофельного пюре на одноразовой тарелке, завернутой в пищевую пленку. Он оставался пронаблюдать, как она ест, а потом забирал тарелку с собой, будто собирается использовать ее повторно.
– Что ж, передай ей, что она хорошо готовит, – говорит Сэм, откусывая еще кусок стейка.
– Я не могу, – выпаливаю я. – Мы больше не разговариваем. – Я чуть не позвонил ей два дня назад. Это был ее день рождения, и я увидел на сайте «Домашних Ангелов Здоровья», что девушки из офиса устроили для нее вечеринку: Мэдж, Ронда, Марипоза, все позировали в праздничных колпаках рядом с тортом. Я подумал, не позвонить ли ей, чтобы поздравить с днем рождения, но передумал, слишком боялся, что ее невежа-сын об этом пронюхает.
– Что же случилось? – Спрашивает Сэм.
– Люди отдаляются, – поясняю я, махнув рукой, чтобы оставить эту тему. – Такова жизнь.
– Это верно, – подтверждает Сэм, откусывая еще омлета. – Так кто же твой любимчик?
– Мой любимчик?
– Да, я о моих пациентах. Кто тебе нравится больше всех?
– Кто мне…
– Хотя нет. Давай наоборот. На самом деле я хочу знать, кто понравился тебе меньше всех.
Я ошарашен. – Вы на меня не сердитесь?
Он пожимает плечами. – Я как следует поразмыслил, и хотя не уверен, что моим пациентам понравилось бы, что ты слушаешь их сеансы, но на твоем месте я поступал бы так же.
– Правда?
– Назови человека, который бы удержался. Разве желание заглянуть внутрь жизни других людей не является основной для появления соцсетей? – Он откусывает кусочек, жует. – Так кто самый нелюбимый?
– Ну, – осторожно говорю я, – спроси вы меня несколько недель назад, я бы стопроцентно сказал, что Узкие Джинсы.
Сэм выглядит сбитым с толку. – Кто?
– Извините, – смущенно говорю я. – Я имею в виду Кристофера Цукера. Я не знал, кем был Дэвид Фостер Уоллес, которого он так превозносит, и почитал о нем. Литературный кумир мужчин? Вы шутите? Он издевался над женой, преследовал ее, и это никого не волнует? – Я знаю, – говорит Сэм. – Это странно.
– Не могу передать, как мне иногда было трудно держать рот на замке.
– Могу догадаться, – подтверждает он. – Но потом что-то изменило твое мнение…
– Я недавно его видел, случайно. Он обедал со своей девушкой. – Конечно, это не было случайным совпадением. Раздел «О компании» на сайте его фирмы привел меня к его аккаунту в «Инстаграм», а затем – к его подружке-модели. Ее «Инстаграм» был почти полностью заполнен ее же фотографиями, которые она сняла сама (я знаю, что они называются «селфи», но отказываюсь использовать это слово). Именно там она объявила, что идет на свидание с Кристофером, пометив это тегами #СвиданиеCПарнем и #РесторанКаштан, и позируя в шести разных нарядах, чтобы ей помогли решить, что надеть. Она выбрала облегающий черный комбинезон, не в моем вкусе.
– Он казался уязвимым, – говорю я Сэму. – Что-то было в выражении его лица, когда он на нее смотрел. Будто он принуждал себя ее терпеть. – Я знаю, что должен остановиться, но ничего не могу с собой поделать. – Он делал так всю жизнь. Чувствовал себя обязанным встречаться с самой красивой девушкой в округе. Ему нужно сказать, что это безнадежная идея. Вы знали, что, по результатам исследования, когда сходятся два красивых человека, у них высокий шанс на неудачный брак? Ученые из Гарварда изучали эту тему.
– Правда?
– Хотите прочитать статью?
– Ты ее сохранил?
– Да, подождите.
В библиотеке я разыскиваю большую фиолетовую папку, куда вкладываю все свои заметки на наших пациентов. Я веду пальцем по вкладкам, пока не добираюсь до Кристофера. – Смотрите, – говорю я, возвращаясь в комнату и протягивая Сэму шестистраничное исследование. – Исследователи рассмотрели личную жизнь двадцати топовых актрис на IMDb[49] и обнаружили, что у большого процента из них были несчастные браки. А парни, которые считались красавцами в старших классах, имели более высокий процент разводов, чем обычно.
– Очаровательно, – бормочет Сэм.
– Я знал, что вы поймете, – киваю я. – Я думаю, что все это из-за отца Кристофера.
Сэм поднимает бровь. – И почему же?
– Подвиньтесь, – говорю я, присаживаясь на краю его кровати. Он сдвигает загипсованные ноги, освобождая мне место. – Отец Кристофера был тщеславным и неуверенным в себе, и реализовывался через сына, уделяя пристальное внимание
