Как велит бог - Никколо Амманити

Но в какой-то момент дорога, огибая холм, резко повернула, и Фабиане не удалось удержать колесо на белой линии.

"Считай, ты уже труп. Ладно, первый раз не считается, ты сорвешься в пропасть только после трех ошибок"

Она увлеклась игрой и не заметила, что в пятидесяти метрах позади нее едет "боксер"

Теперь он знал, что делать.

Четыресыра напряг все извилины, и в конце концов лесник Боб ему помог. В голове, как по волшебству, родилась гениальная мысль.

Он включил фару и дал газу. Мотор всхлипнул, и "боксер" стал неуклонно набирать скорость.

С каждым поворотом красная точка заднего фонаря "скарабео" становилась все ближе. Примерно через двести метров, если он верно помнил дорогу, начинался спуск, и тут-то он и должен был ее обогнать.

Фабиана Понтичелли, держась осевой и стараясь не сорваться в бездонную пропасть, чуть не свалилась с сиденья, когда из тьмы, нахохлившись, словно стервятник, вынырнул тот чокнутый на своем "боксере" Голова на уровне руля, локти разведены в стороны, как два крыла.

Девушка впилась в резину ручек и вся напряглась.

Не успела она подумать, ехать ей быстрее или сбавить газ, как этот тип ее обогнал, пустившись под уклон. Она увидела, как он заворачивает на повороте, изогнувшись всем телом и ни капли не притормозив.

Фабиана зажмурилась, уверенная, что сейчас услышит лязг металла, но, когда открыла глаза, впереди стояла только завеса белого дыма и слышалось удаляющееся тарахтенье глушителя.

"У этого типа точно не все дома".

Что же он вытворяет? Решил покончить с собой? И потом, кем он себя вообразил? Валентино Росси?

Одного Фабиана не могла уяснить: то ли он к ней привязался, то ли несчастный псих просто прикалывается, устраивая гонки в грозу.

Обогнав ее, Четыресыра чуть не влетел в дорожное ограждение. Но удержался: почти упав, он успел выставить ногу и одним толчком выпрямить мотороллер. Однако после еще трех поворотов он решил больше не рисковать своей шеей и сбавить скорость. Еще один такой вираж на скользком асфальте — и он покалечится.

Четыресыра мягко выжал тормоза, не слишком доверяя барабанам, особенно сейчас, когда в них было полно воды. Передний амортизатор запрыгал похлеще пневматического молотка, а заднее колесо завиляло, как попавшаяся на крючок рыба.

Проехав еще пятьдесят метров, он остановился напротив стоящей в глубине парковочного кармана трансформаторной будки.

Четыресыра проворно слез с "боксера" и осторожно, не заглушая мотора, положил его плашмя на асфальт прямо посредине дороги. Затем снял перчатки и лег на асфальт. Животом вниз, широко раскинув руки и ноги.

Фабиана Понтичелли сделала последний поворот и начала съезжать по прямому участку пути, который спускался к самому подножию холма. Она почти приехала. Оставалось добраться до заправки и потом свернуть на дорогу, которая шла между полей. Еще километр — и она дома. Мысленно она уже нежилась в постели под пуховым одеялом, приняв горячий душ и умяв кусок дожидавшегося ее в духовке штруделя. Дождь с ледяным ветром на пару смыли последние следы дурмана, так что, если вдруг выяснится, что предки еще не спят, она не станет хихикать, как идиотка.

"Можно будет сказать, что я задержалась, потому что забарахлил мотороллер и некого было попросить о помощи. Сотовый разрядился. Я могла..."

Она не закончила мысль, потому что неожиданно увидела впереди, посреди дороги, красный огонек. Проехав еще немного, она разглядела на асфальте пучок белого света. Сбросив скорость, она услышала глухое бурчание глушителя, и тотчас же поняла, что этот чокнутый навернулся на спуске.

"Лежи.

Не шевелись.

Ты — морской ерш, затаившийся в ожидании рыбешки".

"Вот она. Я ее вижу"

"Лежи! Не шелохнувшись!

Жди.

Пусть она сама подойдет.

Если двинешься, пиши пропало.

Ты мертвый"

"Будет сделано, сэр. Наимертвейший. Мертвее самых мертвых мертвецов"

Ни фига себе навернулся.

Бомж лежал, растянувшись на земле рядом с мотороллером, и не двигался. Фабиана Понтичелли проехала рядом и не остановилась.

"Наверняка насмерть. На такой скорости, да на этом допотопном мотороллере..."

Она не знала, что делать. Вернее, прекрасно знала, но делать ей этого нисколечко не хотелось. Она промокла, продрогла и почти доехала до дома.

"Настоящий человек всегда помогает тому, кто оказался в беде"

Так сказал бы отец.

"Эсмеральда на моем месте..."

Да, только она не Эсмеральда, хотя в последние месяцы и старалась быть ею. Она-то помогает другим, даже бомжам, которые вообразили себя Валентино Росси.

Фабиана вздохнула, развернула мотороллер и покатила назад.

Данило Апреа набирал номер Четыресыра с интервалом в тридцать секунд и, как только отвечал ненавистный механический голос "Абонент не...", с проклятиями отключался.

Он уже не сомневался, что этот придурок просто забыл про налет.

— Очень может быть. Запросто. От него всего можно ожидать, — сказал Данило, прикладываясь к бутылке какой-то горькой настойки, которую откопал в глубине буфета.

Эту горькую истину он сформулировал в ходе многолетнего общения с Четыресыра, и в особенности после пресловутого "случая с Белладонной", из-за которого Данило с ним не общался три месяца.

Примерно год назад Данило перепала работенка на вилле адвоката Этторе Белладонны, но, чтобы сделать все чин по чину, ему нужен был помощник. Между Рино и Четыресыра он выбрал последнего, потому что Рино хотел пятьдесят процентов. Цифра, по скромному разумению Данило, абсурдная, учитывая, что работу нашел он. Четыресыра он предложил тридцать пять процентов от заработка, и тот, не торгуясь, согласился. Им предстояло залатать трещину в выгребной шахте виллы. За несколько дней до того хозяева вызвали для очистки колодца специальную службу, но, когда Данило спустился вниз, он чуть не лишился чувств от стоявшего там зловония.

Чтобы можно было хоть как-то работать, он смочил одеколоном носовой платок и повязал его на лицо. Замазав трещину раствором быстротвердеющего цемента, он, как договаривались, дернул два раза за веревку, но поднимать его никто и не думал, вместо этого верхний конец веревки соскользнул к его ногам. Надрывая горло, Данило принялся звать Четыресыра. Никакой реакции. Тот словно сгинул. Снизу в круглое окошко люка было видно только голубое небо и бегущие по нему, как глупые овечки, облака.

Данило не мог сесть, не оказавшись в вонючей жиже, в шахте было жарче, чем у черта в заднице, и пахло протухшим сыром.

Вдруг сверху нарисовалась детская физиономия. Десять-одиннадцать лет. Копна светлых волос и милая невинная улыбка. Видимо, это был Рене, сын адвоката Белладонны. Рене помахал ему рукой, после чего, невзирая на мольбы Данило, захлопнул крышку люка, похоронив его заживо.

Два часа спустя Четыресыра поднял ее и вытащил на поверхность бьющееся в истерике и измазанное экскрементами существо, которое отдаленно напоминало его напарника Данило Апреа.

И что этот идиот сказал в свое оправдание? "Я отошел на минутку, — да, да, так он и сказал, на минутку, — купить себе пиццы, потому что умирал с голоду. Я тебе тоже взял, твоей любимой, с картошкой и розмарином"

Данило вырвал у него из рук пиццу и растоптал ее своими заляпанными дерьмом ботинками.

— И с этими людьми мне приходится работать! — вздохнул он и глотнул настойки, скривив рот, как ребенок, которому дали выпить рыбьего жира.

Через стекло шлема Четыресыра видел длинные ноги приближавшейся рыбки. "Плыви сюда, рыбка".

Она в нерешительности останавливалась после каждого шага. Но это была благовоспитанная рыбка, она никогда бы не бросила на дороге раненого и даже мертвого человека.

— Синьор? Синьор? Вы ушиблись?

"Ты мертвый"

— Синьор, вы меня слышите?

Еще три шага. Их разделяло меньше трех метров.

"Если я вскочу..."

"Погоди!"

Он никогда не оказывался так близко к этой девчонке. Кровь стучала в висках. Мускулы заряжены электрической энергией, которой хватило бы на то, чтобы согнуть пополам шлагбаум. И как по волшебству пропала дрожь и тики.

Рыбка присела на корточки и неуверенно на него посмотрела:

— Синьор, вам вызвать "скорую помощь"?

Губы Четыресыра под шлемом растянулись в мечтательной улыбке, обнажив большие желтые зубы.

— Вы меня слышите? Если не можете говорить, пошевелите чем-нибудь... рукой, например... — попросила Фабиана Понтичелли.

"Блин, он и вправду мертвый..."

Мотороллер лежал опрокинутый посреди дороги, колесо еще крутилось, а свет фар, застилаемый выходящим из выхлопной трубы белым дымом, выхватывал из темноты очертания неподвижного тела.