Последний расчет - Хьелль Ола Даль

Аннабет плотно сжала губы и швырнула шланг на утоптанный пол. В последовавшем молчании они в упор смотрели друг на друга.

Гунарстранна подумал: нет смысла обсуждать с Аннабет Ос теорию криминалистики. Он догадывался, куда она клонит. Вовсе не из желания спасти Катрине Браттеруд она оставила ее у себя! Ею двигало честолюбие. Кроме того, на девушку, которая попала к ним по направлению социальной службы, «Винтерхагену» выделяли муниципальную субсидию. Стремясь к успеху любой ценой, Аннабет, выражаясь библейским языком, «оцедила комара, но поглотила верблюда». Точнее, ей пришлось принести в жертву профессиональную этику.

– Пока никто не знает, что произошло в ту ночь. – Инспектор старался подобрать доверительный тон. – Никто не знает, почему сегодня Катрине пришлось хоронить. Так что давайте не будем делать голословных выводов. Достаточно сказать: вы лечили пациентку, которую по большому счету не имели права держать у себя. Известно ли кому-то, кроме вас, о прежних… отношениях вашего мужа с Катрине?

– Нет.

– Почему вы так уверены?

– Потому что в местах вроде нашего центра слухи невозможно хранить в тайне.

– В разговорах с Катрине вы ни разу не обсуждали вашего мужа?

– Ни разу.

– Вы никогда не заговаривали с ней о… ее отношениях с вашим супругом?

– Нет.

– А она когда-нибудь заговаривала с вами об этом?

Аннабет закрыла глаза и покачала головой.

– Нет, никогда.

«Никогда, – подумал Гунарстранна. – Катрине наверняка догадывалась, что Аннабет все известно. И всякий раз, как Аннабет беседовала с Катрине, она помнила о том, что ее муж покупал услуги девушки… А девушка, со своей стороны, наверняка чувствовала отношение Аннабет к себе. По-другому и быть не может!»

Вода из лежащего на полу шланга добралась до его ног; струйка потекла дальше по плиточной дорожке.

– Может, выключить воду? – предложил он, подходя к крану. Он повернул его, выпрямился и выжидающе посмотрел на Аннабет. Она не двинулась с места. – Знаю, говорить об этом вам неприятно, – продолжал он. – Но я обязан выяснить все возможные мотивы преступления. Если предположить, что Катрине не знала угрызений совести, в таком случае их прошлое – точнее, то, что ваш муж, руководитель центра, пользовался ее услугами…

Аннабет ненадолго закрыла глаза. Гунарстранна помолчал и все же продолжал:

– …В таком случае можно предположить, что прошлое давало Катрине власть над вашим мужем. Она не пыталась шантажировать его или как-то демонстрировать свою власть над ним?

– Нет, никогда.

– Вы, похоже, вполне уверены.

Аннабет сняла перчатки и быстро подошла к нему.

– Дорогой мой, Катрине хотела избавиться от своей зависимости. Вот почему я оставила ее у себя. По-моему, у меня еще ни разу не было такой мотивированной пациентки, как Катрине. И одно ваше предположение о том, что она могла шантажировать Бьёрна… да ей такое и в голову не приходило!

– Возможно, вы просто не хотите рассказывать о том, что ваша пациентка оказывала давление на вашего мужа.

– Зачем мне что-то скрывать? Я бы не потерпела, если бы она попробовала шантажировать Бьёрна!

– Дело в том, что желание избавиться от шантажиста – отличный мотив к убийству.

Аннабет громко расхохоталась.

– Ну вот, теперь вы гоняетесь за тенями! Бьёрн! Мог ли Бьёрн убить Катрине? – Она снова расхохоталась. – Извините, но ваши предположения совершенно нелепы. Поверьте мне, Гунарстранна. Бьёрн Герхардсен отлично умеет обращаться с цифрами и иногда выбирается в какое-нибудь сомнительное заведение, чтобы удовлетворить свою мужскую похоть. Но во всем остальном… Когда мы летом ездим на рыбалку в Сёрланн, убивать пойманную им рыбу приходится мне. Если в нашем летнем домике в горах в мышеловку попадает мышь, он не может даже смотреть на нее. Убирать мышь приходится мне. По правде говоря, Бьёрн – хороший мальчик, но нежный, как пастила.

Гунарстранна молчал. Он размышлял над тем, что только что услышал. Они шли рядом между столами с рассадой. Вместе вышли из теплицы. «Хороший мальчик, но нежный, как пастила». Аннабет Ос не видит в своем муже мужчину…

Они направились к парковке.

– Поверьте, Гунарстранна, ваши домыслы нелепы. Катрине хотела вылечиться. Она выбрала нас, потому что поняла, что мы можем ей помочь.

Инспектор остановился и заглянул Аннабет в глаза.

– Вы покидали дом во время приема, устроенного в субботу?

По-прежнему улыбаясь, она покачала головой:

– Ни на минуту. Бьёрн уехал в город с Георгом Беком и еще несколькими гостями. Он, насколько я понимаю, вам уже все рассказал. Но он вернулся, нежный и любящий, как котенок, каким он бывает всякий раз после того, как покидает свою мамочку больше чем на два часа.

Гунарстранна не сводил с нее внимательного взгляда.

– Вы помните, который был час, когда ваш муж уехал? – спросил он.

– Около полуночи. А вернулся он один незадолго до четырех и помог мне убирать квартиру.

– Кто-нибудь еще покидал ваш дом в течение вечера?

– Нет, никто. Остальные гости начали прощаться в половине третьего, но прошло еще довольно много времени, прежде чем всем удалось сесть в такси. Отъезд гостей затянулся на час, а может, и больше.

Глава 23

Стриптизер

Большая приемная была переполнена. Фрёлик озирался по сторонам. Пожилой мужчина в зеленой, наглухо застегнутой парке и брюках, похожих на пижамные, кашлял – влажно, с присвистом. Фрёлик отвернулся. Взгляд его упал еще на одного старика, седого и бледного, с отросшей щетиной и грязными, нечесаными волосами. За ним сидела женщина и держала на коленях маленького мальчика. Рядом с ними вязала старушка. Рядом с ней – еще одна пожилая женщина в платке, толстых коричневых чулках и разношенных тапочках. Фрёлик удивился. Эрик Хёугом – сексолог. Интересно, с какими проблемами обращаются к нему такие пациенты?

Дежурная за стойкой во всем белом подняла голову и отрезала:

– Пожалуйста, подождите за дверью!

– Извините… – начал Фрёлик.

– Я попросила вас подождать за дверью.

– У меня вопрос, – вежливо ответил Фрёлик.

– Все равно, дождитесь своей очереди. – Она обошла стойку – воплощение властности в белых брюках и белой блузке. Взяла Фрёлика под руку и попыталась его вывести. Когда он выдернул руку, она показала на красную лампочку над дверью: – Красный свет. Видите? Красный свет на светофоре означает «Стойте». Здесь красный означает то же самое. Когда свет сменится на зеленый, вы можете войти… конечно, в порядке очереди, если вы записывались. Если нет, позвоните и запишитесь от восьми до девяти утра. Поняли? Вам ясно?

– Дорогуша! – воскликнул Фрёлик, улыбаясь.

Дежурная так и ахнула, когда он закрыл за собой дверь зала ожидания и положил на стойку свой полицейский жетон.

– Что это? – спросила девица уже не раздраженно, а скорее уныло. Снова проковыляла за стойку, цокая каблуками белых сабо. Она взяла телефон и набрала номер, прижав трубку к подбородку. – Если не уйдете добровольно, мне придется позвать охрану. Вас вышвырнут отсюда, – продолжала она, глядя в пространство.

– Меня зовут Франк Фрёлик. Я пришел побеседовать с Эриком Хёугомом, здешним врачом, – объяснил полицейский.

– Дождитесь своей очереди, – по-прежнему не глядя на него, ответила девица в белом.

– Я пытался записаться или предупредить о своем визите заранее, но по какой-то причине к телефону никто не подходил… У меня предложение, – хладнокровно продолжал Фрёлик. – Сейчас вы постучите в кабинет доктора Хёугома и попросите его уделить мне десять минут. В противном случае мне придется вызвать его на допрос в полицейское управление. По закону он обязан туда явиться, следовательно, потеряет часа четыре, не меньше. Так что положите телефон, пойдите к нему и спросите, что он предпочитает. Выбор за ним, не за мной.

Девица закрыла глаза и покачала головой.

– Какая наглость! – негромко бурчала она, входя в помещение за стойкой.

Вскоре она высунулась оттуда и поманила его за собой. Они шли мимо кабинетов, из которых пахло лекарствами, мимо кабинетов с ширмами, кушетками, закрытыми бумажными полотенцами, и таблицами для проверки зрения на стенах. Такая же таблица висела и в кабинете Хёугома.

Эрик Хёугом протянул ему руку. Врач с румяным лицом, в положенном по статусу белом халате; верхние пуговицы были расстегнуты; виднелась густая поросль седых волос на груди. Он провел языком по зубам. Его челюсть напоминала выдвижной ящик стола.

– Пожалуйста, извините наших сотрудниц, – сказал он. – Вы же понимаете, в нашу клинику приходят… скажем, самые необычные люди. Вот, например, два месяца назад… как раз дежурила Ингер-Мари, с которой вы только что познакомились… в приемную вдруг ввалился какой-то тип. Достучаться до него было совершенно невозможно. Выглядел нормально, прилично одет – в костюме, при галстуке и так далее. Он стоял на одном месте и не двигался. Не произносил ни единого слова! Как манекен в витрине. Что делать? Все пытались с ним разговаривать, а он стоял, словно прирос к полу. Стоял так минут двадцать; по-моему, даже ни разу не моргнул. А потом вдруг начал раздеваться. Представляете? Без зазрения совести снимал с себя одну вещь за другой и аккуратно вешал на руку. А когда он остался во всей своей отвратительной наготе, он вдруг развернулся, ни слова не говоря, прошел через зал ожидания, спустился вниз и ушел. Вы можете себе это представить? После того случая мир для Ингер-Мари изменился. Садитесь, – продолжал он, придвигая гостю стул. – Ваша фамилия Фрёлик, не так ли? Бедняжка все же запомнила…