Небеса - Анна Матвеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Узнав безмятежный голос архиепископа, владыка Сергий внутренне сжался: потеря дружбы с его высокопреосвященством — очередная беда, о которой он просто подумать не успел, обживая новые, печальные обстоятельства. Тем временем архиепископ Антоний вел беседу, как если бы ничего не случилось, — спросил о текущих делах, рассказал о последнем Синоде, посетовал на гадкую погоду в Москве…
Почти прощаясь, словно бы вспомнив о маловажном деле, архиепископ упомянул, что в Патриархию присланы десятки свидетельских показаний, а игумен Гурий даже попал на прием к Его Святейшеству по этому самому поводу. «Роют для вас глубокую могилу, — сказал архиепископ, но тут же сам себя подкорректировал: — Пытаются вырыть». Пообещал отправить факсом несколько бумаг, присланных бунтовщиками, и простился — тепло, как прежде.
Через полчаса отец Ипатий принес владыке недлинный свиток, густо засеянный буквами; по лицу помощника было видно, что он успел заглянуть в присланный факс, а может, даже прочитал его от начала до конца, завитого кокетливым рулетиком.
— Там к вам посетители, владыка святый, — пробубнил помощник, старательно разглаживая на столе московскую бумагу.
— Кто?
— Целая очередь, проще сказать, кого нет.
Минутами владыка словно забывал о случившемся и тогда чувствовал в себе прежние силы. Жаль, что уже через мгновение реальность возвращалась во всей своей черноте. Так и теперь — не успел отец Ипатий согнуть последнюю страничку факса, как владыка забыл и тут же вспомнил все до самой мелкой подробности.
Все предшествующие дни епископ мечтал остаться один хотя бы на полчаса, но посетители слетались в соборный дом, как осенние птицы на юг. Приходили все по разным поводам. Одни клирики чуяли скорую смену власти и торопились уладить с епископом насущные вопросы. Другие пытались выказать поддержку, предлагали помощь — сами с трудом представляя, в чем она может выразиться. Газетчики просили дать интервью и сфотографироваться, телевизионщики совали под нос любопытные микрофоны. Отец Ипатий решительно разворачивал представителей прессы — как они сами себя называли — лицом к входной двери, но те не уходили дальше десяти метров от соборного дома, сбиваясь стайками, вертели головами — как голодные птенцы в ожидании червяка.
— Скажи — занят, позже приму.
Владыка надел очки и придвинул к себе бумаги.
Бунт готовился тщательно, как торжественный обед, — заранее выпекались свидетельства, круто замешивались аргументы, а дорогих гостей несколько месяцев кряду бомбили приглашениями разделить трапезу. Каким десертом окончится этот пир? Если верить датам, кляузные письма приходили в патриархию еще летом. Читались лучше любого романа:
Его Святейшейству Святейшему Патриарху Московскому и Всея Руси.
Довожу до сведения Вашего Святейшества, что в первых числах мая 199… года в Екатерининском храме города Николаевска иеромонахом А. мне было приказано «ублажить» Епископа Николаевского и Верхнегорского Сергия. Я должен был исполнять с Епископом в постели роль мужчины. Я дал свое согласие. Мне было обещано заочно его покровительство.
Год спустя наши отношения возобновились. Встреч было три, после чего я стал избегать Епископа. За то, что ублажал Епископа, мне иеромонахом А. было дано 5 миллионов рублей, 1 миллион я получил от Сергия.
Имя и фамилия человека, подписавшегося под этим текстом, ничего владыке не сказали. Кто такой этот Александр Гавриленко? Епископ резко прижал пальцы к вискам — чтобы охладить голову, унять гнев, бегущий по крови так резво, как взбирается на дерево кошка. Под очками выступил пот.
Как только я поступил в Николаевское епархиальное духовное училище в августе 199… года, то сразу почувствовал над собой особое внимание иеромонаха Г. В сентябре нас отвезли на дачу к Сергию, напоили водкой и Г. позвал меня в баню. Там я увидел голого архиерея. Он взял меня за руку, поцеловал в губы. Я исполнил его желание и лег с ним. В том, что вышеупомянутое является правдой, я готов присягнуть на Священном Евангелии. Слег Румянцев.
И это имя владыка ни разу прежде не слышал.
Новая страничка открывалась «нижайшим рапортом» игумена Николая — с этим шедевром, правда, владыка свел знакомство раньше, его частично воспроизвели в «Николаевском вестнике». Из Москвы прислали полную версию, некоторые фразы были подчеркнуты двумя параллельными линиями — точно так обозначают сказуемое на уроках русского языка. Окончание письма было затемнено, словно его выкрасили маркером:
Спустя время Владыка Сергий, когда приезжал в монастырь, постоянно имел со мной беседы на эти темы, в частности, просил найти ему келейника или мальчика при монастыре. Один раз даже потребовал, будучи изрядно пьяным, чтобы я поставлял ему мальчиков, ссылаясь на то, что в других Епархиях настоятели монастырей занимаются поставкой мальчиков Правящим Архиереям и что если на мое место придет другой Архиерей, то тебя он, Николай, выгонит за то, что ты не будешь поставлять ему мальчиков.
Далее он жаловался на то, что у других Архиереев есть келейники и они могут отвести с ними душу, а у него до сих пор нет.
Затем он перечислял имена Архиереев, которые, по его мнению, занимаются неблаговидными делами. Он рассказывал о том, что если бы у него был мальчик, то он бы так не нервничал во время совершения Божественных служб. Он говорил: «Николай, когда я выхожу с трикирием и дикирием благословлять народ и вижу красивого мальчика, то у меня все встает, и я ничего не могу с собой поделать».
Как-то раз Владыка взял меня с собой как благочинного монастырей Николаевской епархии в город Краснокозельск, где передавали Епархии Спасский монастырь. После трапезы у мэра Владыка спаивал меня водкой, хотя я к алкоголю отношусь крайне отрицательно. Владыка говорил: «Николай, я хочу в Краснокозельске создать собственный монастырь и собрать в него нужных мне мальчиков. Я откажусь от Священного Архимандритства в твоем монастыре, тебя сделаю настоятелем, а сам буду Священным Архимандритом в Спасском монастыре.
Как благочинный монастырей Николаевской епархии, я не имею контроля над новообразованным на базе Архиерейского подворья мужским монастырем. Со слов Владыки: «Николай, этот монастырь я устрою сам».
Ваше Святейшество! Святейший Владыко!
Все, что я изложил в данном рапорте, свидетельствую своей священнической совестью перед Святым Евангелием и Честным Животворящим Крестом Господним и готов дать ответ за каждое слово на суде Христовом.
Владыка попытался сложить бумагу так же аккуратно, как отец Ипатий, но это простое действие затребовало от него значительных усилий: сильно дрожали руки. Справившись наконец, владыка услышал, как под дверью копошится и вздыхает посетитель, сумевший прорваться через оборону отца Ипатия.
— Входите, кто там? — позвал епископ. — Артем? Рад тебя видеть, будущий отец! Рассказывай, как дела, как Вера себя чувствует?
До сих пор отец Артемий держался молодцом, но после владыкиных слов разревелся, как мальчишка. Епископ подвинул ему стул — один из тех, что фигурировали в газетных статьях как «стулья с ножками из чистого золота», и с грозным лицом ждал, пока посетитель не перестанет всхлипывать.
Артем вытер глаза рукавом. Собираясь к епископу, он готовился словно к исповеди или экзамену — но теперь, сидя напротив, почувствовал, что все приготовленные слова окажутся жалобными признаниями в собственной слабости. Слезы послужили доказательством, точнее сказать, иллюстрацией к этой слабости, думал Артем, но владыка Сергий, судя по всему, считал иначе. Увидел погодные изменения на лице батюшки — кратковременные осадки окончились временным затишьем — и потребовал:
— Рассказывай.
Слова засуетились, выстроились в нетерпеливую очередь, и Артем поспешно отправлял их на волю целыми гроздьями. Говорил он долго, но брови архиерея два раза лишь взмыли над очками: в первый раз при слове «монашество», в другой — при слове «аборт». Когда же слова наконец закончились и обессиленный Артем застыл на месте, владыка Сергий треснул по столу кулаком. В приемной прекратился гомон, а отец Артемий подумал, что теперь ему представится возможность изучить знаменитый архиерейский гнев на практике. Хуже не будет хотя бы потому, что хуже просто не бывает.
— Значит, так, отец Артемий, — заговорил владыка. — Вот тебе мой приговор, или, если хочешь, совет. Меньше лезь в это дело, больше молись.
Артем замер.
— Молись, — повторил архиерей, смягчаясь и словно уговаривая Артема. — Я за тебя и Веру тоже молиться буду. Надеюсь, Матерь Божья нас не оставит… А за меня ты не переживай. Все хорошо будет, все наладится.