Горячие моторы. Воспоминания ефрейтора-мотоциклиста. 1940–1941 - Гельмут Гюнтер

Водитель второго грузовика попытался избежать обстрела, отчаянно виляя из стороны в сторону. Но снаряд противотанковой пушки настиг и его – прямое попадание. Теперь дорога оказалась перегорожена подбитыми машинами. Все русские грузовики стремились вперед, никто не разворачивался и не ехал назад – противотанковые орудия сместили направление огня на поворот дороги. И тут заговорили пулеметы. Захваченные врасплох русские даже не сумели организовать отпор. Лишь некоторые их солдаты попытались вести ответный огонь, но разве могло это что-то изменить? Кое-кому удалось скрыться в зарослях, но большинство солдат противника попало в плен.

Таким образом, картина изменилась. Мотоциклисты наступали вдоль дороги, в то время как их товарищи прикрывали их с запада. И в результате Вяземский котел был заперт со всех сторон! Теперь главным было удерживать позиции с востока и с запада как можно дольше до подхода подкреплений.

Вдруг я увидел, что несколько стрелков-мотоциклистов бежали к своим машинам, хватали котелки и снова неслись к русским грузовикам. Если подобные вещи происходят на поле боя, знай, что речь точно идет о жратве. Я не поленился выяснить, что к чему.

– Подходите и берите все, что пожелаете! – призывал какой-то штурманн. – Лично возьмусь обслужить вас!

И тут же плеснул что-то в котелок своему товарищу.

Это продолжалось до появления унтерштурмфюрера, предупредившего личный состав не набрасываться на еду противника. Она вполне могла быть и отравлена. А до его появления народ расположился кто-где и вовсю хлебал куриный бульон с лапшой, в котором плавали здоровенные ломти курятины. Оказывается, у русских здесь еда была!

В тот же день мы узнали, что наш «папа» Хауссер 14 октября получил тяжелое ранение. Надо же такому случиться именно сейчас! Нельзя было утверждать, что наш генерал лез под пули, но зачастую он оказывался там, где на самом деле вдруг понадобилось его присутствие – то есть в расположении каких-нибудь батальонов и даже рот. И тогда в Макошино он, стоя у своего бронетранспортера прямо на дороге, принимал рапорты от подчиненных, но не по телефону у себя на КП, а непосредственно в ходе боя. Даже когда на дорогу падали снаряды, он и бровью не повел. Иногда именно такое поведение следует демонстрировать подчиненным. Но генералов, которые вели себя подобно Хауссеру, не набралось бы и десятка.

Раннее утро 20 октября. Позади пройденные километры. Лесная тишина нарушается лишь монотонным гулом двигателей наших машин. Уже выпал первый снег. Вдоль дороги припорошенные свежим снежком сосны и ели – все до боли напоминает наш Шварцвальд. У меня мелькнула мысль: интересно, а сколько отсюда до Шварцвальда? Но на подсчеты километров времени не оставалось. Впереди строчили пулеметы. Огонь открыли и из леса. Бойцы выскакивали из колясок мотоциклов, звучали отрывистые команды. Водители быстро отводили машины, спешенные стрелки-мотоциклисты продвигались вперед по обеим сторонам дороги. Подъехали два мотоцикла с первыми ранеными. Я на малой скорости направился к стоявшей у края дороги штабной машине. Старик уже исчез в лесу. Унтерштурмфюрер Андрае, наш новый адъютант, крикнул Вернеру:

– Давайте за нами, но без машины!

Мне было велено оставаться у штабного автомобиля.

Тишины как и не бывало – отовсюду слышались трескотня пулеметов, разрывы ручных гранат, треск обломанных пулями и осколками сучьев. И вопли: «Санитары! Санитары!», призывы о помощи, призывы поднести новую пулеметную ленту. Разгорался бой в лесу. Дорога уходила вниз и примерно в 400 метрах впереди снова шла в гору. Именно там русские и соорудили преграду. И вдобавок пытались остановить нас огнем тяжелых минометов. Несколько мин упало прямо на дорогу неподалеку от нас. Мы снова вели бой!

Я укрылся в придорожном кювете. Водитель, Фердль из Вены, отвел командирское авто чуть назад. И ротные мотоциклисты отводили свои машины подальше в тыл. Шум боя усиливался. Повсюду свистело, гремело, щелкало и рвалось. Меня бросало то в жар, то в холод, но подниматься и выбираться из своего укрытия как-то не хотелось.

Со стороны противника, как раз оттуда, где дорога поднималась, достигая наивысшей точки, медленно двигалось самоходное орудие[14]. Вот тебе и на! Нет, здесь явно становилось неуютно! Свист снаряда! Разрыв! Еще один! И еще! Слава богу, снаряды ложились дальше, но это могло в любую минуту измениться.

Как по команде в ответ заговорило и наше орудие потяжелее. Противотанковые орудия 5-й роты здесь не помогут – их снарядики русской самоходке не страшны[15]. Тут со мной поравнялось и наше штурмовое орудие. Орудие остановилось, но двигатель продолжал работать. Экипаж сначала не заметил русской самоходки, потому что она после нескольких выстрелов сразу же убралась. Я же, не зная толком обстановки, хотел как можно скорее убраться отсюда – место это простреливалось врагом. Что будет со мной, если два этих монстра – наше штурмовое орудие и русское самоходное – вдруг затеют дуэль?

Тут открылся люк, показался обершарфюрер.

– Ты бы не высовывался так! Знаешь, тут неподалеку твои коллеги работают! – крикнул я кандидату в смертники.

И тут метрах в десяти от штурмового орудия разорвался русский снаряд. Экипаж штурмового орудия тут же соответствующим образом ответил. Что началось потом, было не сравнимо ни с чем, что мне довелось испытать до сих пор.

Заговорило русское орудие, наше штурмовое тоже в долгу не оставалось. Какое-то время спустя русское орудие опасливо поползло вперед. Сначала показался длинный ствол, потом и часть корпуса. Я нырнул в кювет и вжался в покрытую тонким слоем снега землю. И тут штурмовое орудие грохнуло так, что у меня барабанные перепонки едва не лопнули. Да и русские тоже не молчали. Произошло именно то, чего я больше всего боялся. Выстрел, свист снаряда, разрыв. И так постоянно! Пальба то оттуда, то отсюда! Я уже и не знал, как мне быть. Какого черта два этих бугая надумали устраивать разборки в двух шагах от моего временного убежища? Другого места не могли найти? Глупо было, конечно, рассуждать в таком духе, но у меня просто нервы не выдерживали.

Теперь очередь была за нашими пехотными орудиями. Они стояли совсем недалеко. Они пока молчали, явно подкарауливая русскую самоходку, ожидая, когда она появится в поле зрения. Если кто-нибудь из них уступит, это будет просто великолепно! Но нет – уподобившись двум упрямым буйволам, они всерьез сошлись в единоборстве. Сначала показался ствол русской самоходки, а вскоре и корпус. Я раскрыл рот. Кто-то сказал мне, что артиллеристы всегда перед выстрелом разевают рты – так меньше давление на барабанные перепонки, – и замер в ожидании выстрела нашего штурмового орудия. Но оно онемело! У меня челюсть заболела держать рот раскрытым. И тут раздался выстрел, и тут же вслед за ним полыхнуло на корпусе русской самоходки[16]. Наши выиграли смертельное единоборство – теперь эти ребята имели все основания начертить очередное белое колечко вокруг ствола.

Я был настолько захвачен зрелищем, что не сразу расслышал голос Вернера:

– Ты что, заснул?

Странное предположение! Будто в этом грохоте и правда можно было заснуть?

– Тебя вызывают! Срочно отправляйся в 3-ю роту и передай, чтобы она прибыла сюда! – крикнул мне Вернер с другой стороны дороги и тут же исчез среди деревьев.

Вот только спешить не надо! Ни к чему спешка. Сперва дождаться очередного залпа минометов. Дождавшись, я проскользнул к своему мотоциклу. Он никак не хотел заводиться, но после нескольких попыток двигатель все же зачихал и покорился мне. Тут прогремел еще один минометный залп, на этот раз мины легли далеко позади.

3-я рота располагалась в тылу, это был резерв батальона. Я отправился туда. На обледенелой дороге не очень-то и разгонишься, но я старался выжать из машины максимум, объезжая мотоциклы рот, эвакопункт. Рота была уже в полной боевой и сосредоточилась для дальнейшего движения. Краткий доклад гауптштурмфюреру Тиксену – и двигатели взвыли. Тиксен поехал впереди роты, я направлял его туда, где были оставлены мотоциклы брошенных в бой стрелков-мотоциклистов. Бойцы Тиксена спешились и стали наступать по обеим сторонам дороги. Я поспешил доложить своему командиру о выполнении приказа, понимая, как он ждал 3-ю роту. Штурмовое орудие так и стояло на прежнем месте. Когда я проезжал мимо, кто-то крикнул:

– Твой командир вон там в ложбинке слева!

Тут мелькнула мысль: ехать или пешком дойти? Черт! Да поезжай ты на мотоцикле. И я на второй передаче стал съезжать по дороге вниз. Хорошо, хоть не было транспортных средств – не было нужды сворачивать, а это очень непросто на льду.

Вот только я, строя планы, напрочь позабыл о русских. Ну кто, скажите на милость, мог предполагать, что они вдруг надумают сосредоточить огонь на каком-то мотоциклисте-посыльном? Мины падали справа и слева, у самой головы свистели пули. Вцепившись в руль, я вперил взор в центр дороги, целиком сосредоточившись на езде. Еще 300 метров до этой окаянной ложбинки!