Викторианки - Александр Яковлевич Ливергант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стихи Эмили и Энн, напротив, были совсем свежими, младшие сестры отобрали в сборник по двадцати одному стихотворению; почти все они были написаны за последние два-три года. Со стихами Эмили Шарлотте пришлось повозиться: поэтических тетрадей у сестры было много, да и почерк у нее был неразборчивый, переписать их набело она не успела. Почти все стихи младших сестер так или иначе были связаны с гондалской сагой.
Когда стихи были отобраны и переписаны, настало время озаботиться поисками издателя, и эту непростую задачу Шарлотта – куда только девалась ее апатия? – тоже взяла на себя. С этой целью она обратилась сначала в «Блэквуд мэгазин» (как всегда, без толку), а потом в «Эдинбургский журнал Чемберса» – Чемберс и рекомендовал ей небольшое лондонское издательство «Эйлотт и Джонс».
Переговоры были успешными и недолгими: Эйлотт и Джонс готовы издать сборник стихов братьев Белл, но только за их счет. Шарлотта интересуется, в какую сумму обойдется тираж от 200 до 250 экземпляров, Эйлотт и Джонс назначают цену, и 3 марта 1846 года Шарлотта посылает в Лондон 31 фунт 10 шиллингов; работая гувернанткой, она столько и за год не получала. В пасторате о поэтическом сборнике и братьях Белл не знает никто, Брэнуэлл в том числе.
«Мы не могли рассказать ему о наших планах из страха, что он будет мучиться угрызениями совести оттого, что понапрасну разбазаривает время и свой талант», – напишет Шарлотта спустя два года Уильяму Смиту Уильямсу.
Когда в мае 1846 года в Ховорт пришли первые три экземпляра «Стихотворений» Каррера, Эллиса и Актона Беллов, сестры (они же братья) испытали смешанные чувства. Стихи вышли, это главное. Вместе с тем книжечка оказалась еще тоньше, чем они думали, всего 165 страниц, бумага – весьма посредственная, хватало и опечаток, и, что особенно обидно, – в оглавлении. Шарлотта просит издателей как можно скорей разослать экземпляры в периодические издания, в том числе и в «Блэквуд».
«Мне казалось, – пишет она Эйлотту и Джонсу, – что успех книги больше зависит от рецензий в газетах и журналах, чем от рекламы».
Отозваться на сборник никому не известных поэтов критики не торопились, ждать рецензий пришлось больше двух месяцев. 4 июля вышли сразу две, и обе анонимные. И обе, напечатанные в «Критике» и в «Атенеуме», пестрили вопросительными знаками. Кто такие Каррер, Эллис и Актон Белл? Они сами составили этот сборник или же их стихи собрал под одной обложкой издатель? Это англичане или американцы? Живы ли они? Где живут? Чем занимаются? Сколько им лет?
Рецензент «Критика» оценил поэтическую продукцию братьев Белл более высоко:
«Давно уже не было у нас столь подлинной поэзии… Среди груды поэтического мусора, которым завалены письменные столы литературных журналистов, эта небольшая книжечка размером 170 страниц явилась точно луч солнца, радующий глаз и сердце предвкушением упоительных часов чтения… Этот поэтический триумвират порой заимствует образы великих мастеров, но лишь формально, их стихи – никоим образом не подражание. Кое-где попадаются следы Вордсворта, быть может, Теннисона, но по большей части перед нами поэтические опыты оригинальных поэтов…»
Третья и последняя рецензия появилась в октябре в «Дублинском университетском журнале»; профессор этической философии Уильям Арчер Батлер стихи похвалил, отметил их «кауперовское[41] благозвучие» и счел поэтическую образность братьев Белл «ненавязчивой и лишенной аффектации».
За год было продано «целых» два экземпляра «Стихотворений» и еще несколько подарены – Джону Гибсону Локарту, зятю и биографу Вальтера Скотта, а также Альфреду Теннисону, Томасу де Куинси и поэту из Шеффилда Эбенезеру Эллиотту.
«Стихотворения» еще не вышли, а Шарлотта уже извещает Эйлотта и Джонса, что Каррер, Эллис и Актон Белл вдобавок и прозаики и готовят для печати три не связанных между собой романа, которые можно издать в виде трехтомника или же по отдельности. 4 июля, в день выхода первых рецензий на «Стихотворения», она предлагает эти романы – свое сочинение под названием «Учитель», «Грозовой перевал» Эмили и «Агнес Грей» Энн – крупному лондонскому издателю Генри Колберну, отметив, что все три автора уже выходили в свет.
В отличие от стихов, романы писались сестрами в самое последнее время и в тесном сотрудничестве. Каждый вечер они читали друг другу написанное в течение дня, обсуждали перепитии сюжетов, характер и поступки персонажей, советовались и спорили. И – каждая из сестер по-своему – расставались со сказочным миром Ангрии и Гондала, «переселялись» в невыдуманный мир с его невыдуманными проблемами.
«Мучительно переделывая раз за разом то, что с таким трудом написалось, я покончила с былым пристрастием к орнаментальному, пышному стилю, предпочла ему стиль простой и непритязательный, – напишет Шарлотта в 1850 году в предисловии к изданию „Учителя“. – Я сказала себе: мой герой должен бороться с жизнью, как борются непридуманые, живые люди. Он должен в поте лица зарабатывать себе на жизнь, богатство и положение не станут для него нежданным подарком судьбы… Сын Адама, он должен разделить с ним его горький удел – тяжкий труд на протяжении всей жизни и малую толику радостей».
Классический образчик перехода от романтизма к реализму! И действительно, у Шарлотты, в отличие от Эмили, лучше всего получается писать о том, что пережила она сама, поэтому наиболее удачные страницы ее в целом довольно слабого первого романа – те, где Эдвард Кримсворт (от его лица ведется повествование) приезжает в Бельгию преподавать; первая книга Шарлотты Бронте, как и все последующие, за исключением, пожалуй, лишь «Шерли», автобиографична.
«Грозовой перевал» и Эмили – полная противоположность «Учителю» и Шарлотте. Бурные чувства и события в романе не имеют ничего общего с бессобытийной, погруженной в домашний быт жизнью Эмили; таких, как Кэтрин или Хитклиф, она вряд ли встречала в жизни, круг ее знакомых вообще ведь очень невелик. А вот в литературе встречала, и не раз; достаточно вспомнить готические романы Анны Радклифф или «Роб-Роя» Вальтера Скотта, действие которого происходит не в благопристойных закрытых пансионах и поместьях, а в дебрях Нортумберленда, среди грубых, неотесанных и непробудных пьяниц и азартных игроков вроде Рашли Осболдистона.
Если Эмили не готова расстаться с воображаемым миром страстей и сильных, ярких личностей, то Энн идет по стопам старшей сестры; она пишет о том, что знает, о неприметной жизни гувернантки – вот уж действительно «тяжкий труд на протяжении всей жизни и малая толика радостей». На долю списанной с Энн Агнес Грей, от лица которой ведется повествование, приходятся суровые – гораздо более суровые,
