Викторианки - Александр Яковлевич Ливергант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«… если б только я могла уйти из дома, Эллен, меня не было бы сейчас в Ховорте… Я знаю, жизнь проходит, а я ничего не делаю, ничего не зарабатываю, как же горько бывает это сознавать… но я не вижу выхода из этого мрака… Мне скоро тридцать один, моя молодость прошла, как сон, и я растратила ее впустую. Чего я добилась за эти тридцать лет? Почти ничего…»
А депрессия – следствие влюбленности, вероятнее всего, безответной, а также сознания того, что с любимым человеком она больше не увидится.
«Скажу Вам откровенно… я пыталась забыть Вас, ибо память о человеке, которого, скорее всего, больше никогда не увидишь и которого так превозносишь, изнуряет дух. И когда эта тревога продолжается год или два, делаешь все, чтобы восстановить душевный покой. Я делала все, искала, чем бы заняться, запретила себе говорить о Вас – даже с Эмили, но справиться со своим горем, нетерпением я, как это ни унизительно, не в состоянии…»
За весь год после приезда из Брюсселя Шарлотта, сама обрекшая себя на затворничество, покидает Ховорт лишь однажды: Эллен Насси едет к брату, священнику Генри Насси, тому самому, кто не так давно предлагал Шарлотте руку и сердце. Едет в деревню Хэзерсейдж и берет подругу с собой – пусть развеется. Шарлотта не только развеялась: в этой поездке впервые зримо вырисовываются очертания ее будущего шедевра – «Джейн Эйр». Священник, будущий миссионер Сент-Джон Риверс, у которого любви к Джейн «не больше, чем у сурового утеса», списан с Генри Насси, тот также собирается стать миссионером, «нести свет знания в пределы невежественных заблуждений», «покинуть Европу ради Востока». И характером они схожи, оба холодны и неуступчивы, оба «замыкают все чувства, всю боль внутри себя, ничего не выдают, ни в чем не признаются, ничем не делятся»; и того, и другого «простые радости жизни, уют и комфорт» не привлекают, и тот и другой «безжалостно забывают о чувствах и правах заурядных людей, преследуя собственные великие цели». Похожи и внешне: Сент-Джон позаимствовал у Насси лицо, «такое гармоничное в своей красоте, но странно грозное из-за суровой неподвижности», властный лоб, свидетельствующий о замкнутости, проницательные глаза, высокую, внушительную фигуру.
Норт-Лиз-Холл, где живет Насси, станет в романе Торнфилд-Холлом – усадьбой Рочестера. В этих домах, внушительных, величественных, много общего: и зубчатый парапет, и длинная галерея, и темная лестница с дубовыми ступенями, и высокие, с частым переплетом окна, и темные комнаты с низкими потолками, и дубовые ореховые комоды, и запертые книжные шкафы со стеклянными дверцами, и каминная полка паросского мрамора.
Литературная карьера Шарлотты Бронте не только не «закрыта» не пройдет и двух лет, и она «раскроется» во всем блеске.
13
За последнее время Шарлотта разминулась с братом дважды. Когда в начале апреля 1842 года Брэнуэлл вернулся в Ховорт после увольнения с железной дороги, сестры были уже в Брюсселе. Когда же спустя полтора года из Бельгии в Ховорт вернулась Шарлотта, Брэнуэлл вместе с Энн находился в Торп-Грине, куда его, небезызвестного поэта, чьи стихи печатались сразу в нескольких провинциальных газетах, пригласили, по рекомендации сестры, домашним учителем к младшему сыну Робинсонов – Эдмунду. Лучше б не приглашали.
О том, что летом 1845 года происходило в пасторате, когда все члены семьи наконец-то встретились (Энн и Брэнуэлл приехали из Торп-Грина, Шарлотта – из Хэзерсейджа, домоседка Эмили после возвращения из Бельгии вообще никуда не уезжала), можно судить по сохранившимся письмам и выдержкам из дневников, которые, самое любопытное, датируются одним и тем же числом – 31 июля. Хотя прямо о случившемся не пишет и не говорит никто, становится понятно, что у Брэнуэлла в Торп-Грине не все ладно.
Энн (из дневника):
«Сколько же всего произошло за те годы, что я прожила в Торп-Грине! Я и раньше хотела уйти, и если б знала, что пробуду у Робинсонов еще четыре года, как бы я была несчастна… За время своего пребывания здесь я много чего нехорошего, неслыханного узнала о человеческой природе…
После отъезда из Ладденден-Фут Брэнуэлл был несколько лет учителем в Торп-Грине, у него хватало неприятностей, да и со здоровьем было неладно. Во вторник ему очень нездоровилось, он поехал с Джоном Брауном в Ливерпуль, где он сейчас и пребывает, и все мы надеемся, что в будущем ему станет лучше…»
Что же такого «нехорошего», «неслыханного» о человеческой природе узнала Энн за годы пребывания в Торп-Грине? О каких «неприятностях» идет речь? Что означает «со здоровьем неладно» и «ему нездоровилось»? Запил? У нас ведь тоже в ходу такие эвфемизмы.
Эмили (из дневника):
«Энн рассталась с Робинсонами по обоюдному согласию в июне 1845 года. Брэнуэлл уехал из Торп-Грина в июле 1845 года».
Запись короткая, скупая, но говорит о многом. Энн давно собиралась взять у Робинсонов расчет, увлеклась вместе с Шарлоттой идеей домашней школы, поэтому в ее отъезде из Торп-Грина не было ничего удивительного. А вот почему покинул, причем поспешно, Торп-Грин Брэнуэлл, живший у Робинсонов без малого три года и вроде бы всем довольный, неясно. Тоже «по обоюдному согласию»? Или был уволен? А если уволен – за что?
Из письма Шарлотты Эллен Насси узнаем кое-какие подробности, ситуация проясняется, хотя и не до конца:
«Брэнуэлла я застала больным – теперь это с ним случается часто. Поэтому сначала я не удивилась. Однако когда Энн сообщила мне о причине его нынешнего недомогания, я пришла в ужас. Во вторник он получил записку от мистера Робинсона, в ней Робинсон извещал Брэнуэлла, что тот уволен, что ему стало известно о его «поведении», что повел Брэнуэлл себя «хуже не бывает», и, пригрозив разоблачением, потребовал, чтобы брат немедленно прекратил отношения со всеми членами его семьи… С этого дня с Брэнуэллом творится бог знает что: он думает только о том, чтобы утопить в вине свои душевные страдания. В доме переполох, все лишились покоя. В конце концов, мы были вынуждены отправить его на неделю из дома, и не одного, а с человеком, который мог бы за ним присмотреть…»
Понятно пока только одно: живя у Робинсонов, Брэнуэлл чем-то провинился. Но чем? Что значит его поведение «хуже не бывает»? От чего у него душевные страдания, которые он стремится «утопить» („drowning his distress of mind“)? И куда и с кем домочадцы отправили его на неделю? В Ливерпуль, о чем пишет Энн? Вопросов по-прежнему больше, чем ответов.
Единственный человек,