Маска короля - Екатерина Лесина

Рассвет я встретила, сидя в кухне. В одной руке – стакан с крепким кофе, четвертый по счету, плюс две чашки. Но чашек хватало ровно на два судорожных глотка, поэтому я перешла на стаканы, как Локи – кажется, я начинаю его понимать. На коленях дремал Рафинад, он сам забрался мне на руки, и ощущение живого тепла, исходившего от кота, успокаивало.

Пару раз я порывалась набрать номер, который Локи оставил на всякий случай, но… Что я скажу? «Локи, меня мучают кошмары?» Мне ведь не пять лет, чтобы бояться страшного Буки, который живет под кроватью.

Утро не принесло облегчения. Стало светло, наступил новый день, и за окном вроде бы даже птички запели. Люди вокруг просыпались и спешили на работу.

Я же сварила себе очередной стакан кофе.

Дед Мороз

В приюте произошло самоубийство. Отнюдь не из ряда вон выходящее явления – самоубийц полно, но, всякий раз сталкиваясь с подобным, Морозов не уставал удивляться людям, которые добровольно шагнули туда, куда обычно никто не спешит. Живет, живет человек, а потом раз – и травится или с крыши прыгает, как эта девочка. Зачем – непонятно.

Все учителя в один голос твердили, что Маша – так ее звали, была спокойным, уравновешенным ребенком, ее даже собирались перевести в нормальную школу. А тут – раз и все.

Дело поручили Алешке. – Это был новенький, совсем еще зеленый пацан, только-только после школы, готов на голом энтузиазме работать. Самое главное: Алешка охотно делился своими достижениями, исключительно с коллегами, естественно, зато в подробностях, тут никаких и бумаг не требовалось, у парня все в голове держалось. Один вопрос – и Морозов полностью оказалося в курсе дела. Да и какое там дело, так, дельце – стопроцентное самоубийство. Нашлись люди, видевшие, как Маша совершенно добровольно сиганула с края крыши. Здание четырехэтажное, не так уж и высоко, бывали случаи, что и после падения с девятого этажа живыми люди оставались, но Маше не повезло. Бывает.

Почему она полезла на эту дурацкую крышу – другой вопрос. Хотя и тут Алешка постарался: девочка-то наркоманкой была. Вот тебе и двенадцатилетний подросток! Следы от уколов, правда, старые, да и в школе утверждали, что Маша завязала, но Максим Ильич по опыту знал: по-настоящему завязавших в этой среде гораздо меньше, чем гласит официальная статистика. Несмотря на то, что наркотических веществ в крови девочки не было обнаружено, Алешка уверился – все дело именно в этом. Переклинило мозги, вот и результат.

А вот Топтыгиной Лии Семеновны в городе не оказалось.

Лия

Морально я была почти готова к визиту в церковь, а физически ощущала себя дряхлой столетней старухой, зеркало же осмеливалось утверждать, что я и внешне на нее похожа. Ничего, немного пудры, немного румян, капельку теней – и я почти красавица. Ну, во всяком случае, прохожие не испугаются.

Шла я пешком, хотелось почувствовать себя живым человеком среди других живых людей, а свежий воздух, как известно, лучшее лекарство от головной боли. Я и сама не заметила, как добралась до места. Тот же забор, те же ворота, и охранник тот же, лысый, в меру вежливый, в меру отстраненный, вчерашняя ночь ничего не изменила. А, собственно говоря, чего я ожидала? Всеобщей скорби? Земля разверзнется и поглотит всех виновных? И кто же виноват? Черт, от этих бесконечных вопросов снова начала болеть голова.

А вот и пункт назначения.

Мне доводилось бывать во всяких храмах. И в православной церкви, торжественно-золотой, с дрожащим от сотен тоненьких, будто восковая нить, свечей воздухом, с иконами, выписанными по вековым традициям. У святых – изможденные бледные лица и огромные глаза, они хмуро взирают на грешника, осмелившегося преступить порог святого дома.

Заходила я и в католический костел. Здесь вместо свечей – статуи, и святые не кажутся такими уж суровыми, утробно рычит орган и льется непонятная, но такая завораживающая латынь.

В мечетях, правда, мне бывать не доводилось, но по телевизору видела я и мечети, и синагогу, и полуязыческий индийский храм Кришны.

Я это к чему: «наша» церковь не была похожа ни на один из этих молитвенных домов: ни золота, ни свечей, ни икон, ни органа, ни даже самой захудалой статуи, лишь огромный крест над трибуной. Здесь было много света, слишком много, я даже зажмурилась, для утомленных бессонницей глаз такое обилие света – чересчур суровое испытание.

– Вы уже здесь! – ко мне спешила Светлана.

Я сперва ее не узнала: куда подевался ее строгий костюм и прическа? На ней было длинное, до пят платье-балахон пронзительно-белого цвета, словно специально выбранное для рекламы нового суперотбеливающего стирального порошка. Волосы, освобожденные от шпилек и заколок, свободной волной лежали на плечах, на лице – ни следа косметики. И в этом странном наряде Светлана казалась такой… чистой, что ли. Она словно вся светилась изнутри.

– Как вы себя чувствуете? – У нее даже голос изменился: такой он был мягкий, искренний, заботливый.

– Нормально. Уже нормально. – Я с удивлением поняла, что действительно чувствую себя неплохо. Даже почти хорошо: ночные страхи, железное кольцо, сжимающее сердце, и головная боль исчезли.

– Как вам у нас? Нравится? – Светлана заботливо подхватила меня под руку. – Это хорошо, что вы пришли немного раньше, пока никого нет. Я вам храм покажу. С Джеком познакомлю…

Я послушно кивала. Храм… Здесь, в невзрачной снаружи постройке, находился самый настоящий храм, светлый, уютный, чистый. Белоснежные стены дышали миром, через крошечные окошки, больше похожие на бойницы, на пол, вымощенный светло-зеленой, как молодая трава, плиткой, падали косые лучи света. Окна находились высоко, под самым потолком, но света хватало.

– Там зеркала, – пояснила Светлана, – они рассеивают свет так, чтобы не осталось ни одного темного уголка.

– Обыкновенные зеркала? – не поверила я.

– Ну, не совсем обыкновенные. Пусть это будет нашим маленьким секретом.

Я не стала спорить: секретом больше, секретом меньше… Первые эмоции схлынули, и я рассматривала помещение уже с более практической точки зрения. Квадратный зал, не маленький, но и не такой огромный, как мне показалось вначале. Слева и справа – деревянные скамейки, кстати, тоже белого цвета. Интересно, почему? Из личного опыта знаю – цвет маркий, а тут все кругом светлое, словно я в зимнюю сказку попала. Надо будет у Локи спросить, он у нас по сектам спец, пусть поищет объяснение. Смотрим дальше: на том месте, где в нормальной церкви располагался алтарь, здесь стояла внушительных размеров не то кафедра, не то трибуна, не знаю, как правильно называется. Ага, значит, проповедник будет вещать оттуда. Точно, вон и микрофон торчит. Я поискала глазами колонки: нет, нету, наверное, они где-то под потолком или куда-нибудь встроены, если такое возможно. А в стене за кафедрой – дверь. Заметила я ее только потому, что она открылась, и в храм вошел человек.

– Это Джек, – шепнула Светлана, – давай я вас познакомлю.

– Может, не надо? – Неожиданно мне стало страшно, захотелось убежать, спрятаться, вырваться из этого неестественно-белого мира.

– Конечно, надо! Ты сама потом поймешь, насколько это важно!

И я поняла, хотя старательно пыталась не забывать наставлений Локи: ничему не верить – все это сказки, обман, мираж. Но разве мог этот человек, неуловимо похожий на всех святых с православных икон сразу, обманывать? Если Светлана в своем белоснежном балахоне отдаленно напоминала ангела, то Джек был похож на Бога. Да, я сказала именно то, что имела в виду. Бог. Творец. Создатель. Высшее существо с тысячью имен и миллионом обличий. У моего Бога было лицо американского проповедника. Донельзя странное лицо, на котором оставила свой след сама история человеческой цивилизации: римские легионы и дикая татарская конница, египетские фараоны, погребенные в пирамидах, и индейские шаманы, паруса конкистадоров и золото великий южноамериканских империй… Я не могла объяснить, почему мне так хотелось смотреть и смотреть на это лицо.

Джек говорил мне что-то, но я не слушала; затем – слушала, но не слышала, просто смотрела в эти глаза и молча наслаждалась тем, что со мной разговаривает Бог…

А потом началась служба. Пришли люди, и Джек ушел от меня, теперь он говорил с трибуны, которая больше не казалась мне смешной. Ко мне вернулось давно забытое состояние души – ощущение чуда: белый, наполненный светом и радостью храм, веселые люди в белых одеяниях – Светлана обещала, что мне тоже такое дадут, и в следующий раз я не буду выделяться из их рядов.

Мы молились, пели какие-то песни, я не знала слов, но все равно подпевала, и никто не шипел и не указывал мне на ошибки… В самом начале богослужения каждый, и я в том числе, причастились из огромного общего кубка. Насколько я помню, кубок был серебряный и тяжелый, я с непривычки едва не выронила его, а тягучее, словно свежий мед, вино пахло травами… Я сделала большой глоток, моя душа развернула крылья и воспарила к свету…