День Шакала - Фредерик Форсайт

Никто ему не возразил, ибо все понимали, что Дюкре прав. Но никто и не хотел, чтобы выбор министра пал на кого-то из них.

Роже Фрей оглядел стол и остановил свой взор на комиссаре Бувье, дымящем как паровоз.

– А что вы об этом думаете, Бувье? Вы еще не выступали, не так ли?

Детектив вынул трубку изо рта, выпустив последний клуб дыма в лицо повернувшемуся к нему полковнику Сен-Клеру. Заговорил не спеша, словно излагая простые и очевидные истины:

– Мне представляется, господин министр, что СДЭКЭ не может найти этого человека через своих агентов в ОАС, потому что в ОАС не знают, кто он такой. И Отдел противодействия не может уничтожить его, потому что не знает, кого надо уничтожать. ДСТ не может остановить его на границе, потому что не знает, кого останавливать. РЖ не может дать нам необходимую информацию, потому что понятия не имеет, какие документы нам нужны. Полиция не может арестовать его, потому что не представляет, кого арестовывать. КРС не может устроить на него облаву, потому что нельзя ловить незнамо кого. Вся структура сил безопасности Франции бессильна перед человеком, у которого нет фамилии. Поэтому мне кажется, что наша первейшая задача, без решения которой все наши усилия будут тщетны, дать этому человеку фамилию. За фамилией последует лицо, за лицом – паспорт, за паспортом – арест. А выяснить фамилию, причем в условиях строжайшей секретности, может только детектив.

И замолчал, сунув чубук меж зубов. Сидящие за столом медленно переварили его слова. И не нашли изъяна в логике его рассуждений. Сангинетти даже кивнул.

– И кто, комиссар, лучший детектив Франции? – спросил министр.

Бувье задумался на несколько секунд, не выпуская трубки изо рта.

– Лучший детектив Франции, господа, мой заместитель, комиссар Клод Лебель.

– Пригласите его сюда, – приказал министр внутренних дел.

Часть вторая

Анатомия охоты

Глава 10

Час спустя Клод Лебель вышел из зала заседаний, ошеломленный и озадаченный. Пятьдесят минут он слушал министра внутренних дел, который ввел его в курс дела и разъяснил, что от него требуется.

Пришедшему комиссару пришлось втиснуться между командиром КРС и своим начальником, комиссаром Бувье. В полной тишине, под взглядами четырнадцати человек, он прочитал донесение Роллана.

Едва он положил документ на стол, в его душе зародилась тревога. Зачем его позвали? И тут же заговорил министр. От него не требовалось консультации или совета. Ему просто поручили новое дело, оговорив условия работы. Он сам подбирает людей, получает доступ к любой необходимой ему информации, все ресурсы государственных учреждений, главы которых сидят за этим столом, передаются в его полное распоряжение. Ему предоставляется неограниченный денежный кредит.

Несколько раз упоминалось требование президента о сохранении тайны. Лебель слушал с упавшим сердцем. Они просят, нет, требуют невозможного. С чего начинать расследование? Преступление еще не совершено. Зацепиться не за что. Свидетелей нет, кроме троих, допросить которых нельзя. Есть только имя, кодовое имя, и весь мир, открытый для поисков.

Клод Лебель знал, что считается хорошим полицейским. Он всегда был таковым, неторопливый, аккуратный, методичный, не чурающийся кропотливой работы. Но иногда на него нисходило вдохновение, превращая хорошего полицейского в превосходного детектива. Но он не забывал о том, что в работе полиции девяносто процентов усилий затрачивается на рутинные, зачастую бесполезные расспросы, проверки и перепроверки, методичное плетение паутины из отдельных частей, пока части не станут целым, а целое – сетью, которая накроет преступника. И судебный процесс не только попадет на страницы газет, но и завершится обвинительным приговором.

В ПЖ его считали трудягой, он ненавидел рекламу и не устраивал пресс-конференции, столь любимые некоторыми из его коллег, делающих карьеру журналистскими перьями. Он же уверенно поднимался по служебной лестнице, находя преступников и добиваясь их осуждения. Когда три года назад освободилось место начальника Отдела убийств, даже другие претенденты на эту должность признали, что Лебель получил ее по заслугам. У него был прекрасный послужной список, и за три года он ни разу не арестовал человека без достаточных на то оснований, хотя однажды суд оправдал обвиняемого по формальным причинам.

Как глава Отдела убийств, он стал чаще попадаться на глаза Морису Бувье, начальнику Бригады сыскной полиции, придерживающегося тех же старомодных методов, что и Лебель. Поэтому, когда несколько недель назад внезапно скончался Ипполит Дюпуи, именно по рекомендации Бувье Клод Лебель занял место усопшего. Злые языки в ПЖ поговаривали, что Бувье, отягощенный административной работой, искал заместителя, который бы скромно вел дела, оставляя славу начальнику. Но, возможно, они просто завидовали.

После заседания все копии донесения Роллана министр запер в сейф. Лишь Лебель получил в свое распоряжение копию Бувье. К министру он обратился с единственной просьбой: разрешить ему, строго конфиденциально, связаться с руководителями полицейских служб некоторых европейских стран, в архивах которых могли храниться сведения о профессиональных убийцах. Без сотрудничества с ними, указал он, невозможно начинать поиски.

Сангинетти спросил, можно ли рассчитывать на то, что эти люди будут держать язык за зубами. Лебель ответил, что лично знает всех, к кому хочет обратиться, его запрос будет неофициальным и не попадет ни в какие бумаги. И добавил, что подобные контакты между высшими чинами полиции западноевропейских стран скорее правило, чем исключение. После некоторых колебаний министр признал, что просьба уместна, и разрешение было получено.

И теперь он стоял в холле, ожидая Бувье. Участники заседания проходили мимо, кто сухо кивал, кто сочувственно улыбался. Едва ли не последним, в зале остались только о чем-то тихо беседующие Бувье и Макс Ферне, вышел аристократического вида полковник. Лебель запомнил его имя, когда ему представляли сидевших за столом, Сен-Клер да Вийобон. Он остановился перед низкорослым толстячком-комиссаром и оглядел его с плохо скрываемой неприязнью.

– Я надеюсь, комиссар, что вы успешно завершите ваше расследование, и достаточно быстро. Мы во дворце будем пристально следить за прогрессом в ваших действиях. Если же вы не сможете найти бандита, я гарантирую вам, ждите… неприятностей.

Полковник повернулся и зашагал к лестнице. Лебель промолчал и лишь несколько раз быстро мигнул.

Одной из составляющих успеха Клода Лебеля в раскрытии преступлений, чем он занимался чуть ли не двадцать лет, с тех пор как юным детективом вступил в Нормандии в полицию Четвертой республики, являлась его способность расположить к себе людей. Простой люд, робкий и смиренный, обычно пугающийся от одного вида полицейского, делился с ним своими мыслями и подозрениями. Причина заключалась в том, что он казался им таким же беспомощным, раздавленным и растоптанным этим жестоким миром, как и они сами.

Ему недоставало могучей фигуры Бувье, традиционного символа власти и закона. Не умел он сыпать учеными словечками, как детективы нового поколения, зачастую доводившие свидетелей до слез. Но Лебель не жалел об этом.

Он хорошо усвоил, что большинство преступлений в любом обществе совершается или против маленького человека, или на его глазах: лавочника, продавца, почтальона, банковского клерка, коммивояжера. И он знал, что эти люди всегда поделятся с ним тем, что им известно.

Этому, возможно, способствовала его внешность. Небольшого роста, он более всего напоминал карикатурный образ мужа, находящегося под каблуком у жены, что и соответствовало действительности, хотя никто на службе об этом не подозревал.

Одевался он безвкусно, ходил в мятом костюме и макинтоше. Разговаривал с людьми мягко, даже с извиняющимися нотками, и его вопросы, обращенные к свидетелю, по тону столь резко отличались от задававшихся тому при первой встрече с законом, что он сразу проникался доверием к детективу и видел в нем защиту от грубости его подчиненных.

Помимо умения добиваться расположения свидетелей, Клод Лебель обладал и другими достоинствами, иначе он не возглавил бы Отдел убийств самой мощной уголовной полиции Европы. А всего он проработал на набережной Орфевр после реорганизации Полис Жюдисер десять лет. За обликом простачка скрывался острый ум и твердая решимость доводить начатое дело до конца. Ему не раз угрожали главари различных банд. Им казалось, что быстрое помаргивание, которым Лебель отвечал на их слова, указывало на то, что он внял предупреждению. Лишь потом, очутившись в тюремной камере, им приходилось признать, что они недооценили эти добрые карие глаза и усы щеточкой.