Месть невидимки - Лев Аскеров

— А что, иметь совесть плохо? — остановил его Маккормак.

— Почему же? Она необходима. Но трезвая. Не мешающая делу и не путающая его.

— Так не бывает, — не соглашается Эм. — Или она есть, или ее нет.

— Бросьте, профессор, — настаивал Том. — Совесть есть у всех. Другой вопрос — управляема она разумом или нет.

И они заспорили. Инцидент, испортивший им настроение, отодвинулся на задний план. Обстановка разрядилась. Вероятно, как позже сообразил Караев, они нарочно затеяли эту бессмысленную перепалку. Майкл в их спор влезать не стал, но мало-помалу снедавшее его неприятное чувство, оставшееся после Джилл, выпало в осадок. Он все больше и больше вникал в разгоревшийся на ровном месте диспут о совести и разумной совести…

— Галиматья! — поймав паузу, резюмировал он.

— Ну да! — хохотнул Маккормак. — Пора к делу, не так ли, Том?

Ферти развел руками.

— Кстати, к тому венку для Иуды, что держишь в руках…

— Что?! Что?! — перебил Караев. — Ты сказал: «венок для Иуды»?

— Нравится? — выпятил грудь Том.

— Да, — ответил Караев, добавив, что он только что про себя называл их «букетом Иуды».

— Тоже хорошо, — оценил Ферти. — Но я просил бы не перебивать. В этот «венок» или «букет» мне есть что вплести такое, что у тебя, Майкл, волосы станут дыбом, а Главу государства, узнай он о существовании такой ягодки, может хватить удар.

И Том выложил на стол магнитофонные кассеты. Подтолкнув одну из них в сторону Караева, он посоветовал обратить на нее особое внимание.

— Для Вас, Майкл, она будет особенно интересной, — пообещал Ферти, доставая из кармана диктофон.

«Наверное, в ней есть что-то касающееся непосредственно его и Инны», — подумал Караев, заправляя кассету в диктофон.

Это было так и не совсем так. Голос прозвучал почти тотчас же. Караев узнал его. И отшатнулся, как от змеи. Он принадлежал Худиеву.

«Моя беседа, — с вкрадчивой замогильностью сообщал полковник, — с руководителем отдела административных органов президентского аппарата в моем служебном кабинете».

— Что это за птица — руководитель отдела административных органов? — поинтересовался Маккормак.

Ферти с явным неудовольствием нажал на кнопку «стоп».

— Это важная птица, Эм, — принялся объяснять советник по науке и культуре. — Он шеф самого влиятельного департамента в президентской структуре. Подчиняется только главе государства. Все министры силовых ведомств, в том числе и Генеральный прокурор, ходят под ним. От него зависит их судьба. И в основном, от него они получают указания Президента. Особенно щепетильные…

— Понятно, — вытянул губы Маккормак.

— Сэр, если не возражаете, я бы попросил вас задавать вопросы после прослушивания, — мягко сказал Том.

— О’кей! — согласился Эм.

Том снова нажимает на кнопку воспроизведения.

… Звук открывающейся двери.

Голос вошедшего: Здравствуйте, полковник.

Худиев: Здравия желаю. (Судя по двигающимся по ковру стульям и предупредительной худиевской реплике: «Здесь будет удобно», они рассаживаются).

Худиев: Чай? Кофе?

Голос: Ни того, ни другого (закуривает)… Чем занимаетесь?…

Худиев: Кобустанскими ребятами.

Голос (требовательно): Доложите.

Худиев: Наш человек вошел к ним в доверие. Ведет нужные нам разговоры.

Голос (недовольно): Сколько можно?! Одни разговоры. Нам дело нужно.

Худиев (шелестит бумагами): Есть и дело. Вот последнее донесение. Генерал дает согласие возглавить бунт.

Голос (оживленно): Вот как! Ну-ка! (берет бумаги. Пауза). Пусть готовит и разрабатывает. Подкинь ему головорезов…

Худиев (смеется): В Кобустанской колонии такого добра хватает.

Голос: Тем более. Главное — не подстегивайте. (после короткой паузы, раздумчиво) Мятеж в тюрьме. Такого у нас еще не бывало.

Худиев: Никогда. (пауза и доверительно) Я хочу ему подбросить двух-трех офицеров. Из тех, кто недоволен нашим Дедом. Чтобы заодно кончить и с ними.

Голос: Хорошая задумка. Дед (смеется) будет доволен.

Худиев: Спасибо.

Голос (предостерегающе): Смотрите, не промахнитесь, полковник…

Худиев: Будьте уверены.

На этот раз запись останавливает Караев.

— Я знаю, о ком и о чем идет речь, — едва слышно сообщает он.

— Мне тоже известно, — буднично произносит Ферти. — В тот день я отмечал годовщину своего прибытия в вашу страну.

— А что случилось в тот день? — Маккормак вопрошающе смотрит то на одного, то на другого.

— Взбунтовалась Кобустанская тюрьма. Бунт возглавил боевой генерал. Бывший заместитель, а затем и исполняющий обязанности министра Обороны. Он тоже был заключенным, — отвечает Том.

— И чем он закончился?

— Ну чем заканчиваются все мятежи? — вопросом на вопрос отзывается Караев. — Повстанцы обезоружили охрану, овладели тюрьмой, а потом потребовали автобус, чтобы покинуть ее. К тому времени тюрьму оцепили войска. Автобус выехал на дорогу и была дана команда: «Огонь на поражение!». Сначала по автобусу пальнули гранатометом, а потом залили свинцовым ливнем автоматного огня…

— Не понимаю, — пожимает плечами Эм, — вся тюрьма-то не могла поместиться в один автобус.

— Не знаю, — застигнутый врасплох столь простым вопросом, говорит Караев. — Я рассказываю то, о чем писала и вещала пресса. В автобусе вместе с генералом находилось человек десять. Может, больше. Точной цифры ни одна из газет не называла.

Ферти многозначительно хмыкнул.

— Если вас интересуют подробности, могу добавить. Судя по всему, я самый осведомленный.

В решительную минуту мятежа, рассказывал Ферти, генералу изменил пахан уголовников, по слову которого поднялась вся тюрьма. Ему, тому пахану, дали знать: если он не остановит своих людей, то его брата, который отбывал срок в одной из бакинских колоний, немедленно расстреляют. И он дал отмашку…

Тем не менее, генерал больше верил блатным. Они, содержащиеся здесь в нечеловеческих условиях, шли на мятеж от отчаяния… Но генерал совсем не доверял капитану внутренней службы, который усиленно склонял его к побегу и убеждал, что он поможет это сделать.

За день до начала мятежа он по этому поводу поделился с паханом. По его мнению, капитан смахивал на провокатора. Пахан с ним согласился и дал слово не спускать с него глаз…

И совсем мало кто знает о том, что генерал запретил бывшему министру внутренних дел, тоже содержавшемуся здесь, и нескольким военным офицерам, которых недавно перевели в Кобустан, выходить из своих камер и предпринимать какие-либо активные действия.

— Не выходить ни под каким видом, ни под каким давлением. Пока вы не услышите моей команды, — распорядился он.

… На первых порах капитан суетился как надо. Открыл двери камер и сделал так, что заключенные беспрепятственно проникли в караулку и в комнату отдыха надзирателей. Двоих, наиболее ненавистных сторожевиков зэки кончили, не дав им пикнуть… И тут-то капитан исчез.

Пахану нужно отдать должное. Генерал в нем не ошибся. Хотя он и заставил своих людей уйти в камеры, его же ребята привели к генералу провокатора, который пытался скрыться. Его сняли с забора…

С генералом осталось всего девять человек. Он сказал им:

— Вы можете остаться в живых, если разойдетесь по местам… Им нужен я, а не вы…

Оставшимся терять было нечего. И тогда генерал от имени мятежной тюрьмы потребовал автобус. Его им дали. Прихватив с собой шестерых сотрудников тюрьмы, мятежники заняли удобные для себя места. Генерал вошел в салон последним. Впереди себя он вел капитана-провокатора…

— А дальше произошло то, что публиковалось и вещалось прессой… Их положили всех.

— Вместе с заложниками? — засомневался Маккормак.

— Вместе с ними и с капитаном, агентом Худиева, — подтверждает Том.

— Чем же не угодил им генерал? — Эм кивнул на диктофон.

— Был умен, имел свое мнение и держал себя с достоинством. Да притом, генерал назначался и.о. министра Обороны, и назначение это производил бывший Премьер, якобы, без согласования с Президентом… А это, — поморщился Том, — для Деда хуже занозы в заднице.

— Этого уже достаточно, — перебил Тома Караев. — Другое дело, — продолжал он, — я и представить себе не мог, что бунт в тюрьме — дело рук чекистов.

— Запомните, господа, за всеми переворотами, мятежами и политическими убийствами кто-то да стоит. Как правило, это спецслужбы или кучка заинтересованных лиц при поддержке тех же самых спецслужб, — со знанием дела поучал профессионал Ферти.