Крепы - Александр Бородыня

На следующее утро я проснулась поздно и увидела, что лежу в постели Егора одна. Я с трудом припомнила звонок телефона: Егор сперва резко что-то спрашивал, потом попросил перезвонить и перешел в другую комнату, не желая, вероятно, меня будить. Неприятно кололо в голове — нельзя в моем возрасте столько пить. Часы показывали половину второго. Я подумала, что время назначенного телефонного объяснения давно прошло.

— Егор! — присев на постели, крикнула я.

Но никто не ответил. В ярко освещенной квартире — все шторы распахнуты, пыль везде вытерта, даже цветы из гостиной исчезли — никого. Ни Егора, ни Анны. На столе я нашла записку, придавленную пустой вазой.

«Прости, что не разбудил. Мы с Анечкой уехали по срочному делу. Вернусь, наверное, вечером. Все объясню. Егор».

Я разозлилась. Тридцать лет назад подобная записка послужила причиной нашего моментального разрыва. Тогда он ушел на аэродром, обещав в записке вернуться вечером, и исчез на неделю. Когда он вернулся, состоялся разговор из пяти фраз, и все — расстались на двадцать пять лет. Только раз увиделись при официальном разводе.

Обнаружив на кухне груду немытой посуды и взявшись за нее (слава Богу, хоть чего-то девочка недоделала — нашлось на чем отвести душу), я постаралась успокоиться: вспомнила, как, спустя много лет, увидела Егора на своем операционном столе. Долгие ночи в онкологическом стационаре, когда мы запирались с ним в процедурке, выставив дежурную сестру. То, что я переехала к нему еще до его выписки из больницы, было совершенно естественно. Ненормальным оказалось то, что я с легкостью сначала крала для него морфий, а потом и покупала героин. Впрочем, почти любой профессиональный онколог смог бы меня понять. Немножко успокоившись, утирая слезы и улыбаясь, я припомнила и происшествия последних дней. Выходит, звонил этот Алан Маркович, выходит, именно он и объяснил все Егору, выходит, именно из-за него Егор и Анна куда-то сейчас отправились.

Бросив недомытую тарелку, я вытерла руки, порылась в своих карманах и сумочке и, найдя визитную карточку, набрала номер. Телефон в гостиной стоял напротив зеркала, и я, слушая длинные гудки, не без отвращения рассматривала свое отражение: щеки провалились, седые патлы торчат во все стороны, рот открыт, как у идиотки.

— Не пугайтесь, пожалуйста! — вдруг сказал в трубке детский голос.

— Чего я должна пугаться? — удивилась я и закрыла рот.

— Значит, я ошибся! — сказал мальчик. — Извините… Но по моим расчетам…

— Это Олег? — спросила я.

— Да!

— А папа дома?

— Папы сейчас нет. Он поехал вместе с Анной в министерство доказывать, что он еще не сошел с ума.

— Что доказывать?

— Ну, что он не сумасшедший…

Я стояла лицом к зеркалу, телефонная трубка была у меня в руке, а мое отражение в зеркале уже опустило трубку на рычажки, повернулось и вышло из комнаты. Я смотрела в зеркало, в котором не было моего отражения!

— Ну вот! — сказал мальчик. — Я же предупреждал.

— О чем?

— А вы не видите?

— А ты откуда знаешь, что я вижу?

— Это часто бывает, — сказал мальчик. — Ничего особенного. Просто зеркало имеет небольшое искривление. Если бы вы смотрели в бинокль, эффект был бы намного сильнее.

В зеркале отражалась открытая в коридор дверь. Я увидела мелькнувший в проеме собственный силуэт, потом там появился Егор: губы его шевелились, но ни слова не было слышно. За его спиной я видела тонкую руку Анны, закрывающую по одному все три замка.

— Что это? — шепотом спросила я в трубку.

— Это будущее. Ближайшее. Там у вас разница вряд ли больше, чем на две-три минуты. Вы оказались в поле действия мертвых, вот и все!

В эту минуту в дверь резко позвонили. Я положила трубку на рычажки и вышла из комнаты.

X

Мы жутко поссорились. Наверное, в первый раз за последние пять лет. Егор, оставив меня спать в своей комнате, сам ушел в кабинет. Девочка дипломатично не вмешивалась.

Пролежав с книжкой до половины второго, я все-таки, прокравшись на цыпочках в собственную комнату и приоткрыв дверь, спросила шепотом в темноту:

— Спишь, Анечка?

— Нет, Герда Максимовна.

— Прости, девочка. — Я вошла и, ощупью найдя край постели, присела. — Прости дуру старую. Любопытство замучило. Куда вы ездили-то сегодня?

— А сердиться на нас не будете? — Она подняла свою красивую головку и пристроила ее на согнутом локте.

— Обещаю.

— Хорошо, — прошептала она. — Но только вы все равно не поверите ни одному моему слову.

— Ладно уж! Не поверю… Рассказывай. После того что я видела, во что угодно поверишь. Хоть в черта, хоть…

— Не надо в черта… — попросила она, почему-то прикладывая пальчик к губам. — Тише, Герда Максимовна, я все расскажу…

Я ушла к себе, наверное, часа через полтора. Почему-то после рассказа Анны настроение мое совсем исправилось, и я легко заснула. Мне приснился город без птиц, где мертвые живут на равных правах с живыми, где магазины торгуют на деньги всех веков и где люди жаждут, чтобы о них узнал большой мир. Собственно, сон был яркой и цветной иллюстрацией к рассказу. Утром я опять проспала, но на сей раз все же поймала Егора до того, как он успел уйти. Он опять говорил по телефону из гостиной. Я заглянула. Егор был одет в форму и сапоги.

— Ничего не нужно делать! — кричал он. — Без меня ничего. Если вы кому-нибудь попытаетесь… Да что я вам, вы же не ребенок!.. — Он подул в трубку. — Алан Маркович, вы меня слышите? Ну, я повторюсь: вы не ребенок, вы должны понимать, что в лучшем случае вас внимательно выслушает психиатр. — Минуту он слушал. — Понял, я все понял… Знаю я этот полигон. Говорил же, у меня там друзья. Мы спокойно пройдем на территорию и заберем вашего сына. Вам — верю, конечно, а что мне еще остается… — Я стояла босиком в передней, одетая в одну ночную сорочку, и меня будто обдало холодом от этих слов, хотя в квартире было довольно тепло. — Есть у меня против них кое-что! — сказал в трубку Егор. — Как-нибудь управимся… Нет, не серебряными пулями, нет… Увидите… Ну почему я обязательно должен стрелять в детей?.. Поедем, а не пойдем. Я попросил!.. Уже одолжил машину. Алан Маркович, прошу вас, ничего не предпринимайте. Я за вами заеду.

Я видела в щель полуоткрытой двери, как он бросил трубку и, повернувшись, быстро открыл стенной тайник. Он вынул из него все пакетики. Постоял минуту в задумчивости, расстегнул кобуру на поясе. Я ахнула, когда он достал из кобуры детскую игрушку — пластмассовый водяной пистолет, и, надорвав пакетик, начал засыпать героин в ствол.

Я вскипела. Столько нервов, столько труда, столько денег, в конце концов, было брошено на проклятый этот порошок, а он его… Я бы наверняка ворвалась в комнату, если бы не крепкая рука Анны, взявшая меня в эту минуту под локоть.

— Герда Максимовна, — прошептала Анна. Она подошла так тихо, что я даже вздрогнула. — Герда Максимовна, пожалуйста, не нужно…

— А что случилось? — моментально остывая, так же тихо спросила я.

— Мальчика украли из школы. Олега. Мне тоже ничего не объяснили. Он звонит уже в пятый раз.

— А что за полигон?.. При чем здесь полигон?! — Анна, обняв меня за плечи, увела на кухню. Я особенно не сопротивлялась. — Какая машина? Да ты знаешь, что без этих порошков он умрет от боли?

Собравшись с силами, я моментально оделась. Кинулась обратно на кухню, собрала бутерброды, перелила в старую военную флягу бутылку водки. Когда я завинчивала крышечку, вошел Егор.

— Доброе утро! — Он выглядел подтянутым и сосредоточенным. — Я смотрю, ты уже все поняла, — наклонился и поцеловал меня в лоб. — Спасибо!

Во дворе загудела подошедшая машина. Егор накинул шинель и, не застегиваясь, вышел. Я ничего не успела ему возразить. Из окна я увидела стоящий во дворе новенький джип. Я привычно махнула рукой. Джип отъехал. Анна стояла рядом со мною у окна, и она первая увидела еще одну машину. Ярко светило солнце, и сразу было не понять, желтая она или белая, — так отражал металл кузова.

— Это я уже видела! — сказала Анна, указывая рукой.

Желтые милицейские «Жигули» выплыли из соседнего двора и покатили вслед за джипом. Мигалка на крыше на этот раз не горела, и никакой сирены тоже не было.

XI

Нужно было ждать. Ждать, ничего не понимая. Мы с Анной, суеверно боясь мыть полы, сидели сперва, как две дуры, на кухне напротив друг дружки, потом я все-таки включила пылесос, и мы сняли и почистили большой ковер в гостиной. Стрелки на часах двигались так медленно, что даже хотелось надавить на них пальцем. Я не удержалась и набрала номер Алана Марковича — безрезультатно: никого! Я не стала шуметь, когда девочка заперлась изнутри в моей комнате. Ее можно было понять.

В кабинете Егора на столе лежал развернутый псалтырь. Не в его привычках оставлять книги вот так, на видном месте, открытыми, и я заглянула. Несколько строк были очень тоненько подчеркнуты карандашом. Я прочла сперва про себя, а потом и вслух: