Русские сказки - Роман Злотников

Однажды вечером, когда профессор в очередной раз явился в особняк купца, чтобы навестить своего друга и пациента и, чего греха таить, постоловаться у тароватого купца, имевшего некоторый запасец сытных разносолов, закончив осмотр барона, получил приглашение от князя пройти в отведенный ему кабинет.

— Прошу прощения, дорогой профессор, но мне необходимо узнать ваше мнение. Как вы оцениваете состояние барона?

Профессор растянул губы в профессиональной улыбке:

— Гораздо лучше прежнего, ваше сиятельство, гораздо лучше. Конечно, после перенесенного столь серьезного стресса было бы неплохо показать его специалистам, но… — Он развел руками, показывая, что понимает текущую ситуацию.

Князь был согласен с этим, что и подтвердил кивком головы:

— А скажите, он сможет перенести небольшое путешествие?

Профессор удивленно вскинул брови:

— Путешествие? Барон мне ничего не говорил о том, что собирается куда-то отправиться.

Князь усмехнулся и произнес полушутливым тоном.

— Прошу прощения, профессор, но в настоящее время я определяю, кто и куда отправится. Профессор понимающе хмыкнул:

— Что ж, в таком случае могу сказать, что, если уж положение НАСТОЛЬКО безвыходное, думаю, небольшое путешествие барон вполне выдержит. Но не очень долгое. День, два, не более. Он все еще довольно слаб.

Князь снова кивнул, как будто ожидал именно такого ответа, и после небольшой паузы неожиданно спросил:

— А вы, профессор?

Тот удивленно вскинул брови:

— То есть? У вас есть где-то больной?

Князь пожал плечами:

— Вероятно, есть, хотя ваша миссия будет заключаться не только в возможном оказании медицинской помощи. Вы мне нужны и по другим соображениям.

Он умолк.

Профессор, с холодно вежливым выражением лица, означавшим скорее возражение, нежели согласие, молча ждал продолжения. Князь заговорил снова:

— Вы мне нужны как человек, который мог бы послужить для суверена гарантом того, что мне можно доверять, — и, будто не замечая округлившихся глаз Пантюше, спокойно добавил: — У вас есть двадцать минут до прихода авто, чтобы поужинать и напиться чаю. Профессор оторопело уставился на него:

— Но… я не готов… У меня завтра лекция… Мне надо сделать распоряжения… собрать вещи наконец, — и замолчал, внезапно поняв, что все уже бесполезно и недавнее заявление князя в полной мере относится и к нему тоже.

Через полчаса он уже трясся на заднем сиденье авто, мчавшегося сквозь сумрак в направлении Восточного вокзала.

Они неторопливо и монотонно катили на восток, уже начав слегка тяготиться скукой. Пока однажды ночью когда все пассажиры, как обычно, дрыхли без задних ног поезд не остановился на какой-то крупной станции. Как правило, станции и полустанки встречали состав неумолчным гулом, который все больше нарастал по мере приближения поезда, поскольку толпы истомившихся пассажиров бросались на штурм вагонов, не дожидаясь, пока он окончательно остановится. Однако на этот раз вокзал встретил их непривычной тишиной. Капитан, в этот полночный час выполнявший обязанности караульного и потому лишь притворявшийся спящим, высунул голову из-под пальто и настороженно прислушался. Как только поезд, лязгая буферами, остановился, в тот же миг снаружи послышался приглушенный топот и звяканье. Капитан откинул пальто, приподнялся и осторожно выглянул в окно. Из здания вокзала, колонной по двое, торопливо выбегали вооруженные штуцерами люди и быстро растягивались цепью вдоль вагонов. Капитан бесшумно вскочил на ноги и тронул за плечо господина Юри. Тот мгновенно проснулся. Капитан молча показал на окно. Юри, бросив взгляд на перрон, сделал знак капитану поднимать остальных и проскользнул в соседний отсек будить князя.

Вскоре все они уже были готовы к тому, чтобы покинуть вагон, однако поезд к этому времени был уже оцеплен. Профессор, который, в отличие от остальных, еще не совсем отошел от столь бесцеремонно прерванного сна, осоловелыми глазами посмотрел в окно и повернулся к майору:

— Что случилось, князь? Тот пожал плечами:

— Не знаю. Возможно… В день нашего отъезда пришло сообщение от нашего информатора, что в Закаменье генерал Исток и атаман Друзь подняли восстание и даже захватили пару городов. Вполне правомерно предположить, что за то время, которое мы провели в пути они продвинулись еще немного на запад.

На лице профессора при этом сообщении появилось радостное выражение.

— Ну, слава богу, нашлись-таки люди, просыпается народ-богоносец…

Князь вздохнул:

— Возможно, вы правы, но лично для нас никакой радости в этом нет.

— Почему? Князь усмехнулся:

— Во-первых, потому, что мы уже остановились, и, возможно, надолго. По всей видимости, на этой станции выгружаются войска, перебрасываемые центром на подавление мятежа. Однако, если б дело заключалось только в этом, вряд ли стали бы оцеплять поезд. Это значит, что события могут принять еще более неприятный для нас оборот. Я имею в виду, и это представляется мне наиболее вероятным, насильственную мобилизацию пассажиров этого поезда. В лучшем случае куда-то на строительство оборонительных сооружений или прокладку железнодорожной ветки, а в худшем — прямо под ружье. Из этого вытекает, что у нас совершенно нет времени. Поскольку из-за близости фронта цель нашего путешествия могут в любой момент куда-то перевезти или… — Он мгновение помедлил. — Если этого уже не случилось.

Профессор, бледнея, испуганно пробормотал:

— Вы считаете, что они посмеют… Их разговор был прерван дружным залпом из штуцеров, судя по гулкому звуку, направленных в воздух, и в следующее мгновение в вагон ворвались вооруженные люди, которые, крича и ругаясь, принялись выпихивать наружу полусонных пассажиров.

Через полчаса солдаты, отогнав толпу пассажиров, дрожавших от страха и холода, от опустевших вагонов, начали теснить ее к привокзальной площади. Профессор, ежась и вздрагивая, медленно двигался вдоль стены вокзального здания, стиснутый со всех сторон дюжими телами офицеров. Шедший впереди князь вдруг остановился и, с силой пробивая путь, двинулся куда-то в другом направлении. Профессор лихорадочно вцепился ему в рукав:

— Что случилось?

Князь повернул к нему спокойное лицо:

— Ничего особенного. Принимаю меры на случай, если станет жарко. — Он кивнул в сторону площади.

Профессор вытянул шею. Вдоль домов, жирно блестя штыками, стояли в два ряда плотные шеренги солдат. Все выходы с площади были перекрыты броневиками, а поодаль цокал подковами полуэскадрон. Господин Пантюше судорожно сглотнул, осенил себя святым кругом и бросился вослед князю.

Минут двадцать ничего особенного не происходило. Над толпой стоял сплошной гул, люди встревоженно переговаривались, визгливо ругались и причитали, но, когда со стороны путей донесся гудок и паровоз, окутавшись клубами пара, медленно потянул ставшие уже родными вагоны куда-то вдаль, все звуки слились в один протяжный тоскливый вой.

— Молчать!

Вой оборвался так же резко, как и начался. В сухом, надтреснутом голосе была такая внутренняя сила, что одного слова хватило, чтобы заставить несколько сотен человек мгновенно умолкнуть. И вдруг послышались непонятные бренчащие звуки. Будто кто-то мерно бил молотком по железу. Люди в испуге завертели головами, но звуки отражались от стен домов, окружающих площадь, и, казалось, шли отовсюду. Ночь, молчаливая, скованная страхом толпа, шеренги солдат со штуцерами на изготовку вокруг нее, броневики, настороженно поводящие туда-сюда стволами пулеметов, и апокалиптический грохот шагов… Во всем этом было что-то мистическое. Профессор, вздрагивая всем телом и то и дело облизывая пересохшие губы, инстинктивно придвинулся поближе к могучей фигуре князя, словно пытаясь заслониться его мощью от неумолимо приближавшегося Великого Темного. Внезапно шаги смолкли, и в то же мгновение вспыхнули фары броневиков. Люди, застигнутые врасплох, с криками попятились назад — и снова раздался тот же голос:

— Я сказал — молчать!

На башне броневика стоял высокий худой мужчина в длиннополом кожаном пальто, с остроконечной бородкой и поблескивавшим в свете фар стальным пенсне на носу. Он сделал шаг вперед, ища, как видно, устойчивое положение, медленно обвел взглядом притихшую площадь и, кривя губы в некоем подобии улыбки, надрывным тоном заговорил:

— Сограждане, революция в опасности! Недобитые силы реакции подняли кровавый мятеж. Доблестные революционные солдаты, истекая кровью, сдерживают наступление злобных прихвостней бесноватого генерала. Я обращаюсь ко всем — к тем, кто может носить оружие, и к тем, кто по каким-то причинам уже этого не может, — нам нужны добровольцы. Комитет действия проводит мобилизацию на фронт и на строительство оборонительных сооружений. Если вам дорого дело революции — вступайте в ряды Гвардии вооруженной защиты свободы!