Ордынский волк. Самаркандский лев - Дмитрий Валентинович Агалаков

Насмеявшись вволю, Тимур сказал послу:

– Передай хозяину, что именно такого ответа я и просил у Бога! Завтра утром жду Юсуфа Суфи перед крепостью. Лети к нему немедленно – передай мои слова!

Посол низко поклонился и мгновенно исчез. Мало кто поверил, что такой поединок возможен. Зачем великому государю так рисковать? Да и тому, хорезмийцу, зачем? Пусть выберут лучших бахадуров с обеих сторон, и те устроят сечу. Но не тут-то было. Утром Тимур, хромая, вышел в полном облачении и сел на коня. Впереди, в утренней дымке, вырастал древний Ургенч. Все эмиры до одного, кто был рядом, запротестовали, не хотели пускать Тимура. Сам Хаджи Сайф ад-Дин, перехватив узду лошади своего повелителя и друга, сказал:

– Когда твои слуги живы, государь, тебе не следует идти воевать самому. Это можем сделать мы.

Но Тимура только разозлили навязчивой опекой его бахадуры.

– Сам разберусь как-нибудь. Слава Аллаху, я крепко держу меч! Теперь поглядим, крепко ли его держит этот хорезмийский болтун!

И поехал в сторону Ургенча один.

– Трубачи, за мной! – только и крикнул он.

За ним поехали четверо трубачей. На середине пути они стали трубить в свои длинные рога, как трубит олень, вызывая на бой противника. Жуткий вой эхом понесся по всей округе.

Всю эту ночь Юсуф Суфи не сомкнул глаз. На что, собственно, он надеялся, когда отправлял вызов человеку, для которого вся его жизнь была одним сражением? Это Тимур, а не Юсуф Суфи, был молодым бойцом-беком в Мавераннахре, когда поджидал отряды грабителей-могулов на караванных дорогах; это Тимур возглавлял летучие отряды сорвиголов, выступая на стороне того или иного эмира, и сражался с превосходящим числом противником; это Тимур был храбрым наемником-полководцем, вступавшим в битвы в чужих землях с целыми армиями врагов. Наконец, это Тимур сам водил победоносные армии и почти всегда побеждал. Возможно, владыка Хорезма, амбициозный и мстительный Юсуф Суфи, и впрямь далеко не был умен, переоценивал себя и преступно недооценивал противника. Или рядом было столько подпевал, восхвалявших его величие, что он не мог отличить правды ото лжи? Все может быть.

Но когда жуткий вой донесся до его слуха, он вздрогнул всем своим существом. Вскочил с укрытого пестрыми покрывалами дивана. Не сомкнувший глаз, с темным от переживаний лицом, он осторожно вышел ранним утром на крепостную стену и увидел, как к Ургенчу приближается всадник, а за ним едут проклятые трубачи. Его вызывали на бой. Но он и не предполагал, что до этого дойдет. И не готовился к поединку.

Тимур подъехал к крепостному рву и крикнул страже:

– Скажите Юсуфу Суфи, что я здесь! Я пришел, следуя его слову! Надобно, чтобы и он выполнил свое обещание! Пусть выходит из города! Посмотрим, кому Бог дарует победу!

И вновь затрубили трубачи, и вновь всем нутром вздрогнул от медного гула Юсуф Суфи, прятавшийся за башней.

Стража с уважением смотрела на Тимура, с которым взялся воевать их владыка. Это был настоящий воин. Некоторые вельможи даже советовали изрешетить Тимура стрелами, пока он открыт для них. С какой радостью Юсуф Суфи последовал бы их совету, но он понимал, что тогда случится с его землей – такого бы ему полководцы Тимура не простили. В случае победы вырезали бы весь Хорезм.

Наконец Тимуру надоело ждать ответа, и он крикнул:

– Каждому, кто не выполняет свое слово, лучше умереть, чем жить!

Повернул коня и воротился назад. Трусливый Юсуф Суфи и злил, и забавлял Тимура одновременно.

– Принесите мне самую спелую и самую красивую дыню, – попросил он у слуг.

Ему принесли.

– А теперь найдите золотое блюдо, положите в него дыню и отвезите моему родственнику Юсуфу Суфи.

Вельможи зашептались.

– Зачем золотое блюдо? Хватит этому Суфи деревянного корыта!

– Нет, – покачал головой Тимур. – Мое великодушие этого не позволит!

Беки посмеивались – хозяин явно иронизировал. Так и сделали. Подъехали к воротам, расстелили ковер, положили золотое блюдо, сверкавшее на солнце, как фонарь, с огромной спелой дыней.

Крикнули:

– Эмир Тимур передает владыке Юсуфу Суфи от чистого сердца самую красивую и спелую дыню!

И уехали. Ворота открылись. Дыню забрали. Принесли владыке. Юсуф Суфи долго и с отвращением смотрел на подаренную дыню, потом сказал:

– Клянусь Аллахом, она отравлена. Выбросите ее в ров.

– А что делать с блюдом?

– Не знаю! – раздраженно рявкнул тот. – Отдайте его командиру стражи на воротах! Только пусть хорошенько его помоет, прежде чем укладывать на него фрукты или сладости!

Один из его воинов взобрался на крепостную стену и швырнул прекрасную дыню в ров. Блюдо отдали начальнику стражи, который очень обрадовался подарку. Но приказал его тотчас помыть.

Юсуфу Суфи, отказавшемуся от поединка, нужно было исправлять положение. Он сказал, что потянул на охоте правую руку и пусть за них дерутся бахадуры. На следующий день в середине между двумя крепостями произошла жаркая схватка. По сотне человек с каждой стороны. Много было убитых и раненых. В конечном итоге хорезмийцы бежали и скрылись на стенами Ургенча. Друг и соратник Тимура бахадур Элчи Буга был тяжело ранен, а другой дорогой ему воин Навширван скончался от ран. Тимуру было жалко своих друзей.

Наконец ему надоел этот нелепый диалог двух враждующих государей, он приказал соорудить катапульту и бить в то место, где, судя по рассказам, стоял дворец Юсуфа Суфи. Катапульта била с превосходной точностью, без остановки, камни подвозились регулярно, и через сутки от дворца остались только развалины. Юсуф Суфи к тому времени уже перебрался в другое место. Началась изнурительная осада, катапульты без остановки били в стены крепости. Под эти методичные удары, вздрагивая ежеминутно, Юсуф Суфи и приказал долго жить – у несчастного не выдержало сердце. Осада Ургенча длилась три месяца и шестнадцать дней, после чего в проломы устремились воины Тимура. Город был предан разграблению. Но тотальной резни в отместку за долгую осаду в этот раз не было.

Тимур еще перед решающим штурмом сказал:

– Помните, бахадуры, ни один волос не должен упасть с головы богослова, ученого мужа Ургенча или умелого ремесленника! Они нужны мне живыми.

Город был покорен, богословы, ученые мужи Ургенча и умелые мастера были отправлены в Самарканд и по большей части в Шахризаб. Тимур решил сделать из родного города, где он родился и который любил всем сердцем, второй город-сад. Если Кеш и будет уступать Самарканду, то ненамного.

После Хорезма взгляд великого государя упал на древний Герат. Он уже подчинился Тимуру, но лишь номинально. К его владыке султану Малику Гияс ад-Дину предусмотрительный Тимур и послал своего друга