Личный лекарь Грозного. Прыжок в прошлое - Александр Сапаров

— Сергий Аникитович, так, когда ты сможешь выполнить свое обещание, мне нужен настоящий нос.

От неожиданной смены темы, я не успел отойти, и несколько секунд, старался понять, о чем меня спросили.

— Так нет никаких проблем, можно начинать в любой день, хоть завтра, — ответил я, когда до меня дошла суть вопроса, и пустился в объяснения. Но, когда астроном понял, что сразу никакого носа у него не будет, а придется делать этот нос из куска собственной кожи, и все это будет продолжаться не менее трех, четырех месяцев, то резко помрачнел. И в таком же мрачном настроении ушел, но, тем не менее, захватил с собой мой рисунок, на котором я быстро набросал очертания его лица с новым носом. Я же оставив Арендта готовить его снадобья, отправился читать лекцию своим ученикам.

Иоанн Васильевич сидел в палате, и рядом с ним была его жена Анна Колтовская, которая и не подозревала, что в другой жизни, она уже была давно пострижена в монахини. К сожалению, за семь прошедших лет, она так и не смогла родить ребенка царю. Но того, до сих пор радующегося при виде своей жены это, по всей видимости, не волновало.

Сегодня он встречал у себя митрополита московского и всея Руси Антония, и они говорили о человеке, который даже не подозревал, что его личность может обсуждаться на таком уровне. Получилось это совершенно спонтанно. Митрополит явился к царю с целью просмотреть церковные книги, которые планировалось печатать в типографии боярина Щепотнева. И разговор с них, постепенно перешел на личность лекаря.

Анна, сидя рядом со своим царственным мужем, молча, с почтением слушала беседу мужа с седым старцем.

— Великий государь, много думал я над удивительным этим делом, и решил, что не так просто боярин этот нам даден был. С детства претерпел он невзгоды сильные, не каждый бы их смог вынести. Из грязи ему пришлось подниматься и без провидения господня здесь не обошлось. И знания ему были даны не от лукавого. Вот смотрю я на тебя, и душа возрадуется, ныне любой может видеть, что царь всея Руси в полном здравии обретается. А, как меня сей отрок от смерти неминучей спас. А ведь я уже душу господу вручил.

Знаю я, без святой молитвы он ни одного дела не начинает, и все ему удается, ну почти все, оговорился митрополит, вспомнив несколько больных все же отдавших богу душу, несмотря на лечение.

Царь ядовито улыбнулся.

— А не ты ли Антоний, уговаривал меня два года назад ему пятки подпалить и кости молотом переломать, а потом на костер отправить.

Но митрополит не стушевался:

— Но Господь же не допустил этого, понял я свою ошибку, открылись глаза у меня. И теперь, в точности уверен, к истинной твоей славе, сей боярин тебе дан, — сообщил он царю, — вот подумай государь, ведь если бы не его старания, то гнездо змеиное Захарьиных до сих пор свой яд выпускало.

Иоанн Васильевич резко помрачнел, а разошедшийся митрополит прикусил язык. Он хорошо помнил, как всего несколько лет назад в опричные времена ему во двор подбрасывались собачьи головы, и царь отказывался с ним встречаться.

— Да вот не все гнездо выжечь удалось, — наконец, справившись с гневом, проговорил государь, — ниточки то далеко ведут, в Полонию да Литву. Ну, ничего с помощью Господней справимся мы с этой напастью.

Давай лучше поговорим Антоний вот о чем. Ратует боярин Щепотнев об учреждении университета в Москве, дабы не просто у нас школяры по епархиям да монастырям обучались кто во что горазд, а чтобы знания крепкие получали, и со схизмой могли не только огнем, но и словом сражаться. Готов ли ты митрополит для заведения такого монахов ученых найти?

Антоний, не ожидавший такого вопроса, задумался.

— И здесь Щепотнев успел, — с усмешкой подумал он.

— Государь, так ежели слово универсум значит, что учить всему будут? — спросил он.

— Ну, конечно, там отделения и факультеты, как у латинян они называются, разные будут. Но все едино сначала почитай всех придется словесам учить читать и писать. Твой то факультет самый большой будет, о том отдельно говорилось.

А вот в ректоры Щепотнев своего гостя и моего астролога теперешнего Тихо Браге наметил и моего соизволения на это спрашивает.

Царь замолчал и с хитрым прищуром посмотрел на митрополита.

Антоний резко выпрямился и храбро выкрикнул в лицо царю:

— Пока я жив, не бывать этому, чтобы схизматики богословами православными руководили.

Иоанн Васильевич улыбнулся:

— Рад слышать, что митрополит бестрепетно на защиту веры нашей идет.

Только причем здесь вера, не понимаю. Факультетом богословским будет поставлен тот, кого мы выберем с тобой. А что касаемо ректора, здесь задумка совсем другая. Нужны нам мастера знающие, строить, каналы копать, механикусы нужны. А Браге среди таких человек известный, услышат они, кто ректором в университете нашем будет, и сами захотят к нам отправиться.

Браге сам искусен во многих делах, и может вскоре о университете моем слава по всем Европам пойдет.

— Нужна нам эта Европа, — прошипел Антоний, — еретик на еретике, всех на костер там надо отправить.

Царь опять нахмурился:

— Так, выходит, что по твоему слову мне своих рейтар верных надо на костер отправить, и аптекарей, лекарей спалить. На пушечном дворе всех саксонцев на плаху отправить? Нет, Антоний, не то ты говоришь. Ты митрополит и должен думать не только, как схизму извести, а чтобы схизматики к истинной вере тянулись, а попы тебе подчиненные, вместо этого, блудят, да вина пьют неумеренно. Ох, доберусь я до них.

Антоний благоразумно молчал во время этого монолога. Дальнейший разговор протекал спокойней, и когда митрополит покидал дворец, то они оба с царем выглядели вполне довольные итогами незапланированной беседы.

Царь, когда митрополит вышел, с удовольствием встал с трона, потянулся так, что широкие рукава ездовой ферязи, одетой прямо на рубаху, упали до плеч, обнажая сильные мускулистые руки, привыкшие держать саблю и щит. Хорошо знающий повадки государя стольник уже несся с кубком сбитня и, отпив из него чуть ли не половину, с поклоном подал Иоанну Васильевичу.

— Что-то утомился я сегодня, — сказал он в никуда, — тяжко с митрополитом беседу вести, — добавил, уже обернувшись к жене.

Анна же, глядя на него, спросила:

— Государь мой, я вот слушала вас, и любопытно мне стало, что за университет это такой? Лекарь твой боярин Щепотнев большой выдумщик, а ты ему все потворствуешь. А вот мне мамки утром говорили, что он юродивых батогами бить у двора своего велел. Нехорошо это божьих людей обижать.

— Иоанн Васильевич улыбнулся, — душа моя, знаю я о сем случае прискобном, только биты батогами людишки ушлые, а юродивых не трогал никто. А скажи-ка мне, что за мамка тебе этот навет на уши шептала?