Серпантин - Алина Политова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чувствовала, как я мучаюсь, видела, что мне тяжело принять всю эту грязь — и
жалела. Хотя возможно это мне только кажется. Сам я относился к ней странно. Как
к иконе что ли… или к идолу. Ничего не мог с этим поделать. Стоило кому-нибудь
хотя бы криво посмотреть на нее, как во мне все вспыхивало и я готов был
разорвать этого гада на куски. Но к тем двоим никогда не ревновал, хотя знал об
их отношениях с Евой. Они были членами стаи, братьями по несчастью, так сказать.
Не соперники, нет. Короче, я не могу это описать. К тому же я быстро понял, что
Эльдару все это тоже в тягость. Но он был в нее влюблен и нечего не мог с собой
поделать. По-настоящему кайфовал наверное только Жорик. Они с Евой так прекрасно
ладили, что я не могу понять, зачем ей нужен был кто-то еще. Хотя, может, она
держала его только для секса. Во всяком случае спаривались они где только можно,
и где нельзя. Особенно в лагере. В пионерском лагере, мы туда летом всей
семейкой ездили. Так там они с Жоркой на пару ночи напролет где-то шлялись.
Хорошо еще, что он при нас хоть ее не лапал. Эдакий кодекс чести при пользовании
общей самкой. Но ни смотря ни на что, я не сказал бы, что она отдавала ему
какое-то особенное предпочтение. Это тяжело понять, но это так. У нее была
какая-то необъяснимая связь с каждым из нас. И это не зависело от наших с ней
внешних отношений. Например, когда я спал ночью в лагере, я мог постоянно
ощущать ее присутствие, как будто даже общаться с ней без слов, на уровне
ощущений что ли… Хотя в то же время я прекрасно знал, что в эти самые минуты они
с Жоркой облизывают друг друга где-нибудь в лесу. Это было все так странно… и в
то же время казалось вполне нормальным. Наверное у меня тогда точно с башкой
было не в порядке.
Алексей снова замолчал. Казалось, он полностью погрузился в свои мысли. От былой
озлобленности не осталось и следа. О присутствии Маринки он будто забыл, а та,
не решаясь торопить его, угрюмо рассматривала пепельницу с тлеющей сигаретой.
— Знаешь, — снова заговорил он, — наверное тебе все это кажется диким, да и мне
теперь тоже, но тогда… Когда Еву увозили, я вдруг почувствовал, что теряю что-то
важное. Как будто с ней увозят часть меня. Пусть худшую, но часть меня самого. И
это было так больно… К счастью, мне пришлось потом возиться с Жоркой, у которого
вообще планка упала. Это отвлекло меня, заставило ее забыть. Просто глядя на
Жорку, на то, что творилось с ним, я понял до чего же все абсурдно и
ненормально. — Он посмотрел на жену. — Вот видишь, теперь ты смотришь на меня
волком. А почему? Разве я в чем-то виноват? Ведь я не хотел, чтобы все было так
как было. Просто на свете есть вещи сильнее нас. С ними бесполезно бороться.
— Ты все еще любишь ее? — дрожащим голосом произнесла Марина. — Любишь, я же
вижу. Поэтому боишься с ней встретиться. А я уже не в счет, да?
— Перестань, все давно в прошлом. Глупо упрекать человека в том, что уже не
исправишь. И в том, что он кого-то любит или не любит.
— Но почему, почему эти твои старые интрижки должны отражаться на мне, на моих
нервах!
— Черт, ты ничего так и не поняла, да? Я же объяснял тебе, что мне нужно
поговорить с ними только затем, чтобы объяснить, что для меня все кончено! Чтобы
они отлипли от меня раз и навсегда! Что я еще могу сделать?!
— Тогда не встречайся с ними вообще. Давай уйдем куда-нибудь, они же должны
понять.
— Послушай, я не собираюсь ни от кого бегать.
— Да ты просто хочешь ее увидеть.
— Нет.
— Да. Но раз тебе так интересно, оставайся.
— Мара…
— Когда я вернусь, ты обо всем мне честно расскажешь. О том, что они хотели от
тебя и все остальное. Но если я узнаю, что ты тайком будешь встречаться с этой…
тогда можешь сразу же подавать на развод, ясно?
— Ясно. Но только не нужно со мной так разговаривать, я этого не заслужил. — Он
невольно повторил фразу, сказанную недавно Эльдаром и подумал, что Ева-то как
раз заслужила все, что он собирался ей сказать. Хитрая развратная лживая Ева.
Марина ушла, демонстративно хлопнув дверью, и он снова остался наедине с собой.
Нужно было как-то убить время. Делать ничего не хотелось, Алексей решил даже не
переодеваться, и так и остался в старых потертых джинсах. Тем более не хотелось
ни о чем думать, хотя потревоженные воспоминания так и затягивали в пучину
прошлого, в котором копаться было опасно и глупо. Слишком много ненужных эмоций.
Особенно сейчас, когда так необходимо не расклеиться.
К тому времени, когда стрелка часов подползла к пяти, он успел уже выпить
несколько чашек кофе и выкурить пять сигарет. Сердце стучало как молоток,
Алексей решил, что ему удалось-таки вывести себя из состояния меланхолии. Он был
тверд, решителен и уверен в себе, как никогда. Но раздавшийся в прихожей звонок,
просто пригвоздил его к месту, и он почувствовал стремительно нарастающую
панику.
На ватных ногах вышел в прихожую, открыл дверь, быстро поздоровался и пошел на
кухню, не дожидаясь, пока гости разденутся.
На кухне все трое молча сели за стол, и Алексей выругался про себя, поняв, какую
ошибку совершил, не пригласив их в комнату. В тесном пространстве кухни
присутствие Евы ощущалось так сильно, что он начал терять последние остатки
самообладания.
— Рад, что вы зашли, не забыли старого приятеля. — с издевкой выдавил он,
стараясь вернуть свой прежний агрессивный настрой.
— Прежде всего, — взял инициативу Герка, — когда Ева узнала, что ты женился, она
решила с тобой не встречаться. Так что не нужно никаких выпадов в ее сторону,
это я привез ее, я виноват. Мне просто показалось, что это будет нечестно по
отношению к тебе если она не приедет. Ты же тоже один из нас.
— Один из вас?! — взорвался Алексей, глядя в упор на цветущую Геркину
физиономию. — Ой, спасибо тебе, друг! Ты что, серьезно не понимаешь, какую
дурость ты сделал?! Разве я не говорил, что с меня хватит? Или тонуть — так
вместе? Ты же подозревал, что стоит мне ее увидеть и…
— Пожалуйста, не надо. — Тихо произнесла Ева.
От звука ее голоса у него внутри все перевернулось
Он усилием воли перевел на нее взгляд и тут же был оглушен целым каскадом
забытых давно ощущений. Он почувствовал, как летит в бездну, как и много лет
назад. И спасения нет, он знал, что не сможет больше жить, не вдыхая этот