Воспоминания - Сергей Юльевич Витте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня нет под руками этой переписки, которая хранится между прочими документами в моем архиве. В письме к князю Эйленбургу я просил его передать Императору Вильгельму, что я его очень прошу соблаговолить повелеть скорее окончить благополучно так долго тянувшуюся конференцию в Алжезирасе, что весь мароккский вопрос по существу для Германии не имеет существенного значения и, напротив, важен для Франции, что в виду той политики, которая была принципиально решена в Биорках и о которой мы так долго говорили в Роминтене, – сближение до степени союза России, Германии и Франции, именно мароккский вопрос представляет хороший случай Германии выказать свою кулантность и Германскому Императору свое великодушие по отношению Франции, а между тем для России крайне важно скорейшее улажение мароккского дела и благополучное окончание Алжезирасской конференции по известным денежным причинам. Письмо это было мною послано особым нарочным, который скоро привез мне ответ, что Император ознакомился с моим письмом, что Император не может без ущерба для престижа Германии отступить от некоторых условий, и затем обыкновенный совет действовать на Францию, чтобы она была уступчивее.
Изложенный образ действий Германии, конечно, меня весьма возмущал, а потому я как-то раз, когда ко мне обратился германский посол по какому-то делу, ему это дал понять. Результатом моего разговора с ним была его телеграмма канцлеру 20 февраля, которая, как и ответная телеграмма канцлера, попали мне в руки, что их авторами не предполагалось. Посол телеграфировал канцлеру:
„Граф Витте при сегодняшней встрече начал со мною разговор о мароккском вопросе и привел те же аргументы, что и граф Ламсдорф; он подчеркнул только откровение и с большим ударением весьма затруднительное положение России при продолжении напряжения (чего немцы желали), а также вытекающую отсюда сдержанность банкиров.
Принимая во внимание великие планы и миролюбивые намерения, о которых Его Императорское Величество изволил высказывать в Роминтене, он выразил свое удивление по поводу того, что мы в мароккском вопросе столь мало придаем значения французским уступкам, выразившимся в пожертвовании Делькассе и в предупредительных предложениях Франции. Я возразил, что падение Делькассе представляет событие внутренней политики… Политика Его Императорского Величества направлена, как и ранее, к миру, согласию и доверию. Однако из этого не следует, чтобы мы пожертвовали твердо обоснованными правами и интересами, которым угрожают другие. Неудача конференции с ее неисчислимыми последствиями будет избегнута, если Франция согласится на находящиеся предложения, которые в достаточной степени будут сообразоваться с международным правом“.
На это князь Бюлов отвечал послу 21 февраля: „Граф Витте в беседе с Вашим Превосходительством подчеркнул, что мы по мароккскому вопросу слишком мало придаем значения французским уступкам, выразившимся в пожертвовании Делькассе…“ „Пожертвование Делькассе было актом внутренней французской политики, что было тогда же точно высказано Рувье. Если Франция ныне утверждает, что Делькассе был принесен в жертву ради Германии, то соображение это соответствует известным событиям в 1870 году, когда фракция считала, что удалением Оливье она устранила всякую причину к войне и сняла с себя всякую вину…“ „Желаемое Францией исключительное положение в данном вопросе обозначало бы поражение Германии. Если граф Витте указывает на русские интересы, которые могли бы пострадать, то было бы настоятельно целесообразнее, чтобы он пытался побудить французское правительство отказаться от интриг, приняв более соответственный образ действий“.
Через несколько дней после сего, а именно 23 февраля, пал кабинет Рувье на вопросах внутренней политики. Был сформирован новый кабинет с Cappien во главе (насколько помню), пост министра финансов занял Пуанкарэ (которого лично я не знал), а пост министра иностранных дел в этом кабинете занял Буржуа. Как раз в это время возбудилась полемика между газетою «Temps» и немецкими газетами по поводу одной статьи «Temps», касающейся инструкции, нами данной Кассини.
Я просил графа Ламсдорфа объяснить мне, в чем дело, и вот что граф Ламсдорф ответил мне 11 марта:
«Инцидент исчерпан. Я объяснился с Шеном и телеграфировал Остен-Сакену. В сущности, немцы кругом виноваты: они с некоторых пор лгут постоянно, и им, конечно, очень неприятно, когда их неблаговидные проделки обнаруживаются. На прошлой неделе германское правительство распространило слух, будто бы английский посол в Алжезирасе поддерживает его притязания. Лондонский кабинет официально опровергнул это известие.
Тому назад несколько дней Бомпар (французский посол) явился ко мне по поручению Фальера (президента республики) и Буржуа с просьбою рассеять странное впечатление, произведенное во Франции пущенным в ход (Германией) слухом о том, что нашему уполномоченному в Алжезирасе предписано поддерживать требование германского правительства относительно порта Казабианка.
Я протелеграфировал тотчас же гр. Кассини, что, поддерживая нашу союзницу Францию в справедливых ее домогательствах, мы не можем вдаваться в частности и преследуем постоянно одну цель – умиротворение и изыскание почвы для соглашения, вполне достойного обеих дружественных держав (Франции и Германии).
Содержание телеграммы моей Кассини было сообщено графу Остен-Сакену (послу в Берлине) и Нелидову (послу в Париже). Нелидов в беседе с одним из сотрудников газеты „Temps“ имел неосторожность упомянуть об инструкции, посланной Кассини, что дало повод помещению этой инструкции в совершенно искаженном виде на другой же день в „Temps“.
Конечно, первоначальный пущенный слух, будто бы мы дали инструкцию Кассини поддерживать притязания Германии относительно Казабианка, а затем помещение инструкции графа Ламсдорфа в „Temps“, в искаженном виде, неблагоприятном для Германии, дало повод, с одной стороны, к недоумению французов, а, с другой, немцев, что, конечно, не могло способствовать ускорению дел в Алжезирасе.
Граф Ламсдоф далее пишет мне в письме: „Графу Сакену было поручено сообщить Бюлову подлинный текст пресловутой телеграммы, который я вчера сам прочел Шену. Сегодня появится опровержение статьи „Temps“. После этого немцам будет решительно не к чему придраться, с чем должен был согласиться германский посол, но, конечно, в Берлине очень неприятно, что все выдумки и некрасивые проделки Бюлова обнаруживаются и не достигают цели всех перессорить в пользу Германии“.
По тому же предмету тогда же мне писал наш агент министерства финансов в Париж Рафалович:
„Je ne saurais assez dèplorer la polèmique engagèe avec les journaux allemands par le „Temps“. L’auteur de ces articles est un ancien jeune diplomate (Tardieu). C’est lui, qui a obligè le Comte Lamsdorf de remettre les choses au point juste. Notre excellent ambassadeur M. Nèlidoff a ètè victime de la maladresse de Tardieu, qui a accentuè sous sa propre responsabilitè dans un sens anti-allemand une communication reue de Grenelle (улица,
