Букет прекрасных дам - Дарья Донцова

У Сугробовых все было с точностью до наоборот. Домишко самый плохонький, хозяин вечно пьяный, а несчастная Анна Ивановна горбатилась на колхозном поле, пытаясь поставить на ноги дочерей-погодков. Никакой скотины не держали и о телевизоре даже не мечтали.

«Лентяи» — так называли Яковлевы Сугробовых. «Кулаки жадные», — не оставались в долгу соседи.

Понятно теперь, почему желание старших детей создать семью было встречено в штыки с обеих сторон. И если Анна Ивановна поплакала и согласилась, то Валентина Сергеевна стояла насмерть.

— Пойми ты, — втолковывала она неразумному сыну, — Зойка голодранка, нищета беспросветная, да еще лентяйка, зачем нам такая невестка? Вон Ленка Кожина, сватайся к ней, дом полная чаша, все путем, а тут только женишься, мигом ее мать и сестры на шею сядут и ноги свесят.

— Я люблю Зою.

— Тьфу, — плевался отец, — какая там любовь-морковь. Хозяйство надо создавать, семью, а ты сопли разводишь, нет тебе нашего благословения.

Костя был послушным сыном, уважал родителей и никогда с ними не спорил, но в этой ситуации проявил твердость, даже жесткость. Поняв, что отец и мать добром не сдадутся, попросту собрал чемодан, да и перебрался к любимой.

Село загудело. Жизнь в деревне скучная, что такое сериалы, ток-шоу и всякие развлекательные программы, тогда не знали. Единственное удовольствие у баб сплетни. А тут такое дело. Сын Яковлевых, лучший жених в деревне, подался к нищим. Словом, языки замололи, и, когда в воскресенье днем Валентина Сергеевна явилась в сельпо за хлебом, длинная очередь из односельчан мигом примолкла. Яковлева спокойно встала в хвост. Минут пять все молчали, потом Катька Ракова ехидно спросила:

— Что это Костька твой удрал от маменьки?

— Глупости не пори, — сердито оборвала ее Валентина.

— Да ладно тебе, — заржала Катька, — все уж знают! Ну цирк!

— Дело-то молодое, — вздохнула Яковлева, — ну не дотерпели до свадьбы, бывает. Ты сама-то чай не девкой под фатой сидела, вот и наши поторопились.

— Да ну? — протянула противная Катька. — Они чего, расписываться станут?

— А как же, — ответила Валентина, — нельзя без штампа.

Так и сыграли свадьбу, гуляли три дня с ведрами самогона, зарезали свинью и извели кучу кур. Зоя пришла в дом к Косте и получила в придачу к любимому мужу свекра, свекровь и других вечно недовольных родственников. Потом случилось несчастье. Сестра Кости попала в райцентре под автобус, теперь парень стал единственным ребенком в семье. Мать, любившая дочь больше сына, возненавидела Зою с утроенной силой. На голову невестки постоянно сыпались упреки, иногда доходило до колотушек. Зоя мечтала уехать от старших Яковлевых, но Костя сказал твердо:

— Отца с матерью не брошу, я у них теперь один.

Вот так и жили, копили деньги, умножали богатство, складывали заработанное на сберкнижку. Через три года после свадьбы Валентина с тяжелым вздохом заявила Зое:

— Гнилая ты, видать, совсем, вон Ленка Кожина мужу своему второго родила, а ведь позже тебя расписались, а ты все пустая.

— Кому нажитое передавать, — зудел свекор, — дом, двор, машины. Детей рожайте.

Зоя уж совсем было отчаялась, как господь сжалился над ней. Рожать она отправилась в местную больницу. Красномосковск к тому времени еще не превратился в поселок городского типа, и в крохотной больничке было всего четыре палаты и два доктора, мастера на все руки, от стоматологии до гинекологии. Санитаркой, кстати, пристроилась Анна Ивановна.

В ночь с пятого на шестое ноября Зоя родила девочку, мертвую. Более того, Марья Алексеевна, принимавшая роды, сказала, что дети у Зои навряд ли получатся. Что-то она твердила про какие-то виды крови, про резус-фактор… Зоя точно не поняла, что к чему, смекнула лишь одно: теперь Валентина точно ее сживет со свету.

Не успела Зоя оплакать девочку, как в больницу внесли молодую женщину, тоже беременную, москвичку, звали ее Оля. Прямо на въезде в Красномосковск девушка попала в аварию. Шофер отделался легким испугом, а пассажирка оказалась на грани жизни и смерти. О том, чтобы довезти ее до столицы, не было и речи. Еле-еле доволокли до местной «клиники», потому что, кроме полученных травм и переломов, начались еще и роды. К утру Марья Алексеевна приняла двух хорошеньких, здоровеньких, крикливых двойняшек и потеряла их мать. Оля Родионова скончалась.

В сумочке у несчастной нашелся паспорт, да и шофер, отделавшийся только парой синяков, сообщил домашний адрес и телефон погибшей. Марья Алексеевна должна была известить родственников.

Оттягивая неприятный момент, врач перелистала паспорт и сказала Анне Ивановне:

— Видишь, как получается, дети-то круглые сироты. Штампа о браке нет. Вот не повезло бедолаге.

И именно в этот момент Марье Алексеевне и Анне Ивановне пришла в голову одна и та же мысль. Через три дня Зоя выписалась домой вместе с девочкой.

— Может, и нехорошо мы поступили, — запоздало раскаивалась Анна Ивановна, — только это Мария Алексеевна придумала, царствие ей небесное, жалостливая очень была.

Женщины рассудили просто. Близняшек отдадут небось деду с бабкой, если таковые найдутся, а если нет, отправят в детский дом. Зою же Валентина сгрызет, разведет с Костей, придется девке доживать век одной, мыкаясь на медные копейки.

— Ну это вы, пожалуй, преувеличиваете, — не выдержал я, вспоминая Николеттиных подружек, бегавших в загс, как на работу. — Развелась бы и снова замуж вышла…

— Это в Москве, — сурово ответила бабушка, — а тут все. Никто бы за себя не взял, не девочка уже. Нет, вышла замуж, терпи. Я вон всю жизнь с пьяницей провела, и ничего, пережила его, теперь сама себе хозяйка, и соседи слова дурного никогда не скажут. И потом, мы же хотели как лучше, шофер-то нам все рассказал!

— Что? — поинтересовался я.

— Ну женщина эта, Ольга, забеременела от любовника, — принялась объяснять Анна Ивановна, — от мужчины намного старше ее. Вроде голову он ей морочил, морочил, но жениться не собирался.

Вот дурочка и решила привязать к себе ветреного кавалера, родив ребенка. Старая уловка женщин, рассчитывающих на порядочность любовников. К слову сказать, большинство мужчин, хоть и понимают, что им выкрутили руки, но все же покоряются обстоятельствам. Правда, из этих браков, как правило, ничего хорошего не выходит. Но любимый Ольги Родионовой оказался из другого теста. Он категорически отказался расписываться и велел любовнице побыстрее сделать аборт. Но Оля, наивная и глупая, страстно желавшая выйти замуж именно за этого не слишком достойного человека, решила, что он растает, увидав дитя. Бедная девочка совершила ошибку, мужчинам не свойствен «материнский» инстинкт. Своего, даже очень желанного ребенка они начинают любить не сразу, а только тогда, когда уже можно играть с ним и разговаривать. Отчаянно орущий кулек не вызывает у представителей сильного пола никакого умиления, и очень много браков рушится на этой «младенческой» стадии.

Но Олечка ни о чем таком не предполагала. Аборт делать она не стала, матери имя любовника не сообщила и ждала родов. Однако дней за десять до предполагаемого события будущий отец, не общавшийся с девушкой всю беременность, позвонил Ольге и велел приехать к нему на дачу, в Воропаево, для разговора.

Обрадованная дурочка решила, что речь пойдет о женитьбе. Ехать на электричке, потом на автобусе, а затем переть еще два километра до поселка пешком она не захотела, поэтому попросила хорошего приятеля, соседа Веню Глаголева, свозить ее туда-сюда.

— За бензин заплачу, — просила Оля, — ну сделай одолжение.

Вене девушка не рассказала сначала, к кому едет. Наплела что-то про гадалку, которая предсказывает будущее беременным… Одним словом, наболтала чушь, но Веня поверил. Это на обратной дороге он узнал правду.

Ольга остановила машину у магазина и пошла до нужного дома пешком. Веня включил радио и мирно задремал.

Примерно минут через пятьдесят девушка вернулась, села на переднее сиденье и тихо сказала:

— Поехали.

Веня глянул в ее окаменевшее лицо и испугался:

— Что-то плохое сказали?

Внезапно спутница разрыдалась и принялась рассказывать. Вот тогда-то парень и узнал про любовника. Оказывается, мужик вызвал девушку вовсе не для того, чтобы предложить руку и сердце. Нет, сначала он сообщил, что детей не признает никогда, никаких денег давать не станет и участия в их воспитании принимать не будет.

— Добро бы один родился, — гадко ухмылялся он, — а уж двое! Ну уволь! Я тебе предлагал сделать аборт, денег давал, а ты уперлась. Вот сама и воспитывай. Можешь подавать на меня в суд!

Оля только хлопала глазами, потеряв дар речи.

— Впрочем, — несся дальше бывший любовник, — выход все же есть.

— Какой? — пролепетала девушка, ожидавшая теперь самого плохого.