Ночной театр - Викрам Паралкар

— Делаю, что могу.

Чиновник устроился поудобнее, сложил на брюшке мягкие пухлые ладони. Ногти на руках у него были маленькие, округлые, аккуратно подстриженные. Когда он говорил, у него появлялся второй подбородок. К чаю чиновник так и не притронулся.

— Вы же знаете историю о брахмане и Ганге, доктор-сагиб?

— Э-э-э…

— Наверняка вы ее слышали, может, просто забыли. А история такая: жил-был бедный брахман, и никого у него не было. Шли годы, спина его согнулась от старости, волосы побелели, и он понял, что скоро умрет. Лишь одного хотелось брахману, прежде чем он навсегда закроет глаза, — окунуться в воды Ганга.

Но наш брахман за всю жизнь ни разу не покидал своей деревеньки. Что он знал о мире? Кто-то сказал ему, что Ганг на севере. И вот этот бедняк продал все, что имел, раздал долги, взял посох, увязал в узелок припасы и отправился в путь.

Через полдня брахман очутился на берегу ручья. Он бросил узелок на землю, зачерпнул из ручья пригоршню воды и вылил себе на голову.

Мимо проходил крестьянин из деревни неподалеку. Он узнал брахмана и спросил:

— Одежду стираешь?

— Нет, очищаю себя, — ответил брахман. — Эта вода, текущая из Ганготри, смоет мои грехи, и я смогу умереть спокойно.

— Это не Ганг, — возразил крестьянин, — это просто ручей. Ганг гораздо дальше.

Как ни ослабел брахман, а пришлось ему собирать пожитки и снова отправляться в путь. Раскаленная земля обжигала его подошвы. После каждого часа ходьбы он на два часа делал привал.

Через два дня он вышел к реке. Помолился, поклонился богу и вошел в воду.

— Почему ты здесь молишься, дедушка? — спросил его случившийся на берегу пастушок.

— Грехи смываю, сынок, — ответил брахман. — К смерти готовлюсь.

— Грехи смываешь? В этой-то воде? Но это же самая обычная речушка, дедушка. Она питает наши поля, и только. Если ты ищешь Ганг, так он дальше.

Брахман совсем обессилел, но что еще ему оставалось? Он снова тронулся в путь, по дороге просил еду, чтобы душа не рассталась с телом. Теперь ему приходилось останавливаться и давать отдых костям каждые пять минут — под деревьями, большими камнями, везде, где находилось местечко.

Наконец он вышел к широкой могучей реке и со слезами ступил в нее. Радость его была так велика, что даже боль оставила его. С воодушевлением и верой он вознес последние молитвы, окунулся в реку и очистился.

Проплывавший мимо на каноэ рыбак окликнул брахмана:

— Эй, осторожнее, старик, смотри не утони!

— Все мы однажды умрем, — улыбнулся в ответ брахман. — И я намного раньше тебя. Утонуть в Ганге — блаженство: я прямиком попаду на небеса.

Рыбак так расхохотался, что едва не перевернул каноэ.

— В Ганге? Вот дуралей беззубый! Да кто тебе сказал, что это Ганг? Это всего лишь его приток. А тебе через мост и на север.

К тому времени брахман уже едва дышал; от каждого шага у него кружилась голова, его била лихорадка, в горло не лезла ни пища, ни вода. Он понимал, что смерть близка.

Мимо него по дороге прошли веселые люди в нарядных одеждах.

— Чему вы так радуетесь? — спросил брахман мальчишку из толпы.

— Мы идем окунуться в Ганге, — ответил тот, — до него отсюда рукой подать.

Отчаяние наполнило душу брахмана: он чуял, что уже не дойдет, и все-таки побрел вперед, опираясь на посох и стараясь не отставать от остальных, но путешественники обгоняли его один за другим. Ноги его отяжелели, как жернова. На горизонте замаячил Ганг — на этот раз настоящий, голубой, полноводный. Но брахман весь горел, боль теснила грудь. Посох выскользнул из рук брахмана, и он замертво рухнул в грязь.

Душа его оставила тело и устремилась в мир иной. Он предстал перед Читрагуптой[12] и его книгой добрых и злых дел.

— Великий боже, — воскликнул брахман, — я не сумел очиститься. Я исполнен греха. Отправь меня в преисподнюю, если хочешь, ведь я не сумел омыться в Ганге.

— Ошибаешься, сын мой, — ответил Читрагупта и открыл брахману дверь на небеса.

Такая вот история, доктор-сагиб. Трогательно, не правда ли? Как вам кажется, в чем заключается ее мораль?

В обычный день манера, в которой была рассказана эта притча, привела бы хирурга в ярость. Даже сейчас ему не верилось, что он вот так покорно сидит и слушает снисходительную нотацию. Но злиться не было сил; хирург открыл рот и пробормотал:

— Мораль? Любая речушка… может стать такой же священной, как Ганг… если есть вера. Вы это хотели услышать?

Чиновник воздел указательный палец к потолку, точно лектор.

— Вот и все так думают. Вы не единственный, кто предлагает такое оптимистическое истолкование. Я же, признаться, держусь иного мнения. Я много думал об этой истории и понял, что истинная ее мораль в другом. В том, что нет никакого Ганга.

— Как это — нет Ганга?

— Ну то есть, конечно, существует река, которая берет исток в Ганготри, сливается с Ямуной и впадает в океан. А того Ганга, который искал брахман, чтобы омыть грехи, нет в природе. И вода в нем течет самая обычная, никакая не волшебная. Вы знаете это не хуже меня, сагиб.

— Так в чем же тогда здесь мораль? В том, что грехи не смыть, как ни старайся?

— Не совсем. Грех ведь штука неоднозначная: зависит от того, как вы на него смотрите. Брахман верил, что смывает грехи, пусть даже в речушке. Это был компромисс, но это было лучшее, что он мог сделать, и, как оказалось, Читрагупте этого хватило. Вот что я хочу сказать: наши с вами возможности небезграничны, и мы вынуждены идти на компромисс. Нет никакого Ганга. Выбираешь любую реку, убеждаешь себя в том, что ее воды священны. А об остальном лучше не думать.

От ощущения нереальности происходящего хирурга охватил такой ужас, что даже кошмары предыдущей ночи померкли перед ним. Наверное, поэтому приговоренным к казни надевают мешок на голову: чтобы избавить их от мучительного последнего разговора с палачом, пока им ладят веревку.

— Скажите, сагиб, какую реку вы выбрали в жизни?

— Я… пытаюсь по мере сил помогать людям. Помогать тем, кто приходит ко мне.

— И какой вы ждете отдачи? Для самого себя?

— Да, в общем, никакой. Лишь бы мне жить не мешали. И не причиняли вреда тем, кто со мной работает.

— Только-то? То есть вы всего-навсего ищете равновесия?

— И рад бы жить иначе, но как уж сложилось.

— А что бы вы сделали, если бы для спасения собственной жизни вам пришлось пожертвовать чужой?

— Поступил бы по