Ночной театр - Викрам Паралкар

В остальном же все трое ничуть не переменились. Не корчились от боли, не хватались за бока. Не теряли сознание, не падали. Кровь не лилась рекой. Малыш в колыбельке лежал так же неподвижно, как в утробе.

Хирург вошел в комнату, и учитель попятился, взмахнул рукой, словно хотел защититься. Сагиб схватил его за запястье. Рука у хирурга онемела, точно ее накачали анестезией, но это были всего лишь остатки сна, текшего по его венам.

— Не двигайтесь, — велел он, пытаясь нащупать пульс на запястье учителя. Отыскал нужное место, сжал.

Но пульса не было.

Хирург выпустил руку учителя, потрогал его шею под самым подбородком. Никаких признаков жизни. Другой рукой хирург пощупал собственное горло, и под пальцами его забился частый сильный пульс.

— Как же так? Ведь уже рассвело. Почему же вы не…

— А вы спросите его, доктор-сагиб, спросите его, — так резко перебила женщина, за всю ночь произнесшая от силы несколько тихих слов, что хирург только диву дался: она ли это?

Ее муж поежился.

— Давайте подождем еще чуть-чуть, сагиб. С минуты на минуту мы…

— Не лги! — гневно прикрикнула на него жена.

Мальчик дернулся от материнского вопля, прижал колени к животу, обхватил их руками.

— В чем дело? Что происходит? — растерялся хирург.

Учитель отвел взгляд.

— Он мне только сейчас сообщил, сагиб, — женщина ткнула пальцем в мужа, — только сейчас, когда я спросила, почему ничего не получилось. Только сейчас, в эту самую минуту, и это после всего, через что мы прошли…

Мужчина съежился от упрека.

— Простите меня, сагиб, я не думал, что так выйдет, вот и не стал вам говорить.

— О чем говорить?

— Тот ангел из загробного мира предупредил меня, что могут возникнуть проблемы. Он не мог нам гарантировать, что все сложится благополучно.

— Проблемы? Какие? Повторите в точности, о чем он вас предупредил.

— Ангел сказал нам…

— Не нам, а тебе, — отрезала жена. — Мне он ничего не сказал. Он разговаривал с тобой.

— Ангел сказал мне, что состояние, в котором нас отправят обратно, состояние между жизнью и смертью, в общем… возможно, нашим телам не так-то просто будет ожить. У нас повсюду тромбы — в каждом кровеносном сосуде, в сердце, в мозгу. Ему придется их разжижить, разбавить свежей кровью. Запустить кровоток. И оживить все органы одновременно, в один и тот же миг, или мы умрем на месте. Он полагал, что все должно получиться, хотя прежде ему такого делать не доводилось и это очень непросто. Он пытался мне объяснить, но я почти ничего не понял. И поверил ему на слово.

— А мне ты, значит, не доверяешь, — взвизгнула жена. — Раз ничего не сказал.

— Если бы я тебе сказал, ты бы отказалась и никуда не пошла.

— Да как ты смеешь! Это мое дело. Я имею полное право отказаться. Это моя жизнь. И мои дети. Ты же клялся, что все пройдет гладко.

— Неправда, никогда я такого не говорил. Я всего лишь… я не хотел, чтобы ты испугалась и отказалась.

Хирург поднял руку, призывая обоих успокоиться.

— А теперь еще раз и помедленнее. Что именно сказал ангел? Что произойдет, если на рассвете по вашим венам не потечет кровь?

— Он предупредил, что тогда мы оживем не сразу.

— А когда же?

— Не сказал.

— Ну хоть примерно? Через несколько часов? Дней?

— Не знаю, сагиб. Не знаю.

— То есть, может, и месяцев? В таком вот состоянии?

— Нет, что вы… ангел никогда бы этого не допустил.

Хирург лишь покачал головой. Проделать этакий путь, вернуться с того света и умолчать о самом важном. Что тут скажешь? Глупость, да и только.

— Но он хотя бы упомянул, каково вам будет? Всем одинаково? Или кому-то вернуться к жизни окажется сложнее, чем остальным?

Мальчик сполз с матраса, прижался спиной к материной койке.

Учитель зажмурился.

— Ангел предупредил, что кто-то может ожить раньше, кто-то позже, и он не знает, кто из нас когда воскреснет. Я подумал, речь о считаных минутах, и не придал этому значения, не догадался его расспросить.

Раздался пронзительный визг, и хирург вздрогнул: женщина резко опустилась на койку, ржавые ножки скрипнули по плитке. Но в женщине никакой перемены не произошло — она лишь схватилась за щеки и ошеломленно уставилась в пустоту.

Дыхание хирурга участилось; горячий воздух щекотал ноздри.

— Вы мне всю ночь талдычили о рассвете. Ни о чем другом. А об этом и словом не обмолвились.

— Простите, доктор-сагиб, мне… очень стыдно.

— То есть вы решили, что я не заслуживаю знать всю правду?

— Я не хотел усложнять, сагиб: надеялся, что все пойдет по плану.

— И вы решили сообщить мне ровно столько, сколько было нужно, чтобы я начал работу и выполнил, что от меня требовалось.

— Нет, сагиб, пожалуйста, не говорите так. Я доверился ангелу. Что мне еще оставалось?

Тут женщина рывком встала с койки, разгладила медицинский халат, топорщившийся вокруг ее шеи.

— Я ухожу, — с каменным лицом сообщила она.

У ее мужа от испуга перехватило дыхание:

— Куда?

— Обратно. — Она схватила лежавшего в колыбели ребенка. Голова его бессильно запрокинулась, ткнулась в ладонь матери. Другую руку женщина протянула сыну:

— Идем.

Мальчик прижался к кровати.

— Идем, — повторила она, но мальчик застыл на месте и лишь таращился на мать.

Женщина сделала два шага к сыну. Новорожденная девочка бессильно повисла на ее руке. Из-за спины хирурга вышла аптекарь и протянула руки, точно готовясь подхватить младенца, если тот вдруг упадет.

Несмотря на все запреты, женщина наклонила голову, нагнулась и попыталась схватить сына. Мальчик стиснул кулаки, спрятал их за спину. Мать несколько раз попробовала взять его за руку, а потом, отчаявшись, подхватила под мышку и потянула мальчика вверх, вынуждая подняться.

— Куда вы собрались? — удивился хирург.

— Прочь из деревни.

Учитель словно обезумел.

— Нет. Не надо. Не делай этого.

— Это еще почему? Все лучше, чем так: сидеть и ждать незнамо чего.

— Но тогда зачем мы вообще пришли сюда?

— Потому что ты нас обманул. — По лицу женщины рассыпались волосы, она попыталась убрать их, но не сумела, поскольку одной рукой держала младенца, а второй вырывавшегося сына. — Ты ведь ни о чем другом и думать не мог с той самой минуты, как мы очутились на том свете. Я-то еще пыталась найти утешение, уговаривала тебя и себя: нужно смириться с тем, что мы здесь оказались, не так уж все и плохо, как ты говоришь, мы должны принять свою участь,