Ночной театр - Викрам Паралкар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она дернула сына за руку.
— Папа, папа! — мальчик вцепился в раму кровати.
— Хватит. Перестаньте сейчас же, — потребовал хирург, но и ему не удалось ее успокоить. Женщина тянула сына, пока тот не выпустил железную перекладину. Сколько же сил придало ей отчаяние! Хирург преградил ей путь.
— Пожалуйста, остановитесь, подумайте хорошенько.
— Сагиб, я знаю, каково это, когда тебе перерезали горло. Каково умирать. Когда он только заикнулся об этом, об этой новой жизни, я испугалась того, что нам придется перенести, но все-таки согласилась. Я ведь как думала: ну ладно, потерплю одну ночь, а там будь что будет. А что же нам теперь остается? Только страх. Уже утро. Скоро будет день, потом ночь. И что прикажете делать, сагиб? Ждать боли? Лежать тут, пока наши повязки не пропитаются кровью? Нет, я так жить не хочу. Это не жизнь. Это хуже смерти. На том свете, конечно, плохо, но все лучше, чем так мучиться. Я не допущу, чтобы дети мои страдали.
Учитель протиснулся к жене.
— Умоляю, послушай. Я хотел, как лучше. Для нас всех.
— Так идем с нами. Вернемся вместе.
— Ты решила себя убить? Убить наших детей?
— Убить? Это каким же образом? Тут уже и убивать-то нечего.
Мальчик вывернулся из материных рук, бросился обратно. Она попыталась схватить его, но лишь царапнула ногтями его кожу.
— Иди сюда, сынок, возьми меня за руку. Идем со мной.
Мальчик пополз на четвереньках прочь от нее, забился в угол комнаты, прижался к стене, заскулил, испуганно покачал головой.
— Подумайте сами, — сказал хирург. — Подумайте о том, что вы делаете.
Лицо женщины исказилось: она зажмурилась, раскрыла рот в страшном беззвучном вопле, потянулась к сыну.
Аптекарь на цыпочках подкралась к женщине, одной рукой подхватила забытого всеми младенца под голову, второй — под попку, и женщина выпустила свое дитя, осела на кровать, закрыла глаза растопыренной пятерней, так что казалось, будто она смотрит из-за тюремной решетки, впилась ногтями себе в лоб. Аптекарь дрожащими руками положила девочку в колыбель и тихонько отодвинула подальше от матери.
Чудо, что на этот шум еще не сбежалась вся деревня. Хирург выглянул в коридор, но увидел только стоявшего у стены перепуганного мужа аптекаря. На склоне холма, насколько его было видно из окошка дальней комнаты, царила утренняя свежесть и безмятежность.
Учитель уселся на койку, отвернувшись ото всех, оперся на согнутую руку, другой прикрыл глаза.
— Что-то еще? — спросил хирург.
Учитель по-прежнему закрывал лицо ладонью, чтобы никто не заметил гримасы стыда.
— О чем еще вы мне не сказали?
В банке, которую учитель прижимал к груди, громко забулькал воздух. Во время бурной ссоры этот человек не забывал оберегать сосуд.
— Вы ведь о чем-то умолчали, верно? Положите руку на голову сына.
— Ради бога, сагиб, постарайтесь меня понять, пожалуйста, не надо…
Веки хирурга снова налились свинцовой тяжестью. Несмотря на окружающую суматоху его неумолимо тянуло в сон, в туманную бездну. Все заволакивалось болезненной тенью: и стены, и солнце, и мертвецы. С каждым взмахом его ресниц они темнели, тускнели. У него не осталось сил выносить эту мерзость. Хотелось рухнуть на кровать и погрузиться в забытье.
— Поклянитесь головой сына. Поклянитесь жизнью, которой вы ему желаете, что ничего не скрыли от меня.
Учитель походил на преступника на допросе. У него вдруг словно заострились скулы, запали глаза.
— Мне не следовало соглашаться, доктор-сагиб, надо было отказаться сразу же, как только ангел сказал мне об этом.
— О чем?
— Теперь-то я понимаю, что надо было отказаться сразу же, сию минуту…
— Перестаньте вилять, черт вас побери, говорите как есть!
Учитель вжал голову в плечи и поднял руки, словно ожидал, что его следующие слова вызовут вспышку гнева.
— Ангел сказал, если все кончится плохо и возникнет реальная опасность, что наша тайна выплывет наружу, ему придется забрать нас всех на тот свет. А вместе с нами и всех живых, кто нам помогал.
В ушах у хирурга зазвенело, словно от оглушительного взрыва петарды. Он силился понять слова учителя, но, как ни пытался, не мог отыскать в них смысл.
— Что…
— Сагиб, я не подумал…
— Всех живых? То есть…
— Вы хорошие люди. Я не имел права…
— Вы играли с нашими жизнями. Даже не зная, что мы за люди.
— Нет, сагиб, нет, пожалуйста, вы всё не так поняли. Я был в отчаянии. Я был готов на что угодно, лишь бы спасти семью. Тем более что нам никто и никогда уже не сделал бы такого предложения. Я вынужден был решить: теперь или никогда. Я не подумал, не учел, как это повлияет на других, сагиб. Я поступил очень дурно, но ради бога, не вините мою жену, моего сына. Они об этом ничего не знали.
— И вы… вы смели рассуждать о справедливости, о том, как нечестно, что вы погибли…
— Я полагал, что все пойдет по плану, сагиб. И не ждал беды. К тому же ничего плохого еще не случилось. Мы можем воскреснуть в любую минуту, и все будет как надо.
Вопиющая наивность, подумал хирург. На него вдруг навалилась страшная тяжесть, разболелись все кости, но сильнее всего — голова. Он услышал, как ахнула аптекарь, но не сумел заставить себя обернуться к ней. Хирург вцепился в дверную филенку, чтобы не упасть, но дверь распахнулась, глухо стукнула о стену, и он качнулся вслед за нею. Учитель дрожал всем телом — наверное, от рыданий, — но глаза его оставались сухи, по искаженному лицу не текли слезы, и выглядело все это слишком жутко, чтобы иметь хоть какой-то смысл. Хирургу вдруг показалось, будто ночь началась с начала: мертвецы только-только явились в лечебницу, рассказали о своих злоключениях и сделали его заложником этой ситуации.
— Вызывайте вашего ангела.
Учитель сперва будто бы не расслышал, а потом изумленно уставился на хирурга.
— Он ведь откликается на ваш призыв, так? Вот и зовите его.
— Но это было там, в загробном мире. Сюда-то ему не попасть.
— Вы же сами говорили, что при желании ангелы это могут.
— Поймите, пожалуйста, доктор-сагиб, ангел не может… не придет в эту деревню.
— И что прикажете нам делать? Никто из вас не знает, что будет дальше. Только ангел.
— Но ведь он…
— Хватит со мной спорить, идиот вы этакий! Вы и так уже наломали дров. Давайте
