О любви (сборник) - Наталья Нестерова

Накануне свадьбы Лена посетила могилу прабабушки, положила цветы и мысленно поблагодарила за чудные панталончики розового цвета.

Союз Лены и Юры оказался прочным. У них была общая цементирующая страсть, по сравнению с которой все остальное служило вкраплениями в бетон, — деньги. Лена стала заботливой женой, предугадывающей желания мужа. Единственное, чего она ему не прощала, — это измен. Скандалов не устраивала — заранее, как бородавки, выжигала возможных соперниц. Стараниями Лены в скором времени женский персонал фирмы «Класс» сплошь состоял из каракатиц в юбках.

Перед тем как усесться за праздничный стол, Ровенским вручили коллективный подарок — метровую башенку сталактита, украденного спелеологами из Ново-Афонской пещеры. Сталактит покоился на эбонитовом помосте, подсвечивался снизу галогеновыми лампочками.

— Какая прелесть! — Лена разыгрывала негаданное восхищение, будто не она сама раздобыла браконьерский реликт. — В нем есть что-то неуловимо фаллическое.

Лена, теперь уже Елена Викторовна, директор сети магазинов «Класс-мебель», к дизайну квартиры относилась исключительно требовательно. В ее доме главным украшением служили стеклянные скульптуры. Рядом с ними сталактит будет отлично смотреться. По сравнению с жилищем Петровых, где вечно валялись игрушки, на стенах появлялись рисунки фломастером, а на мебели — пятна от жвачки, дом Ровенских походил на дворец Снежной королевы.

Саму королеву годы и усилия специалистов отлакировали до абсолютного женского совершенства, с учетом вкусов и эталонов времени. Лена походила на зрелую куклу Барби в образе бизнес-леди. Придирчивый взгляд мог бы, конечно, отметить отсутствие породы. А злой язык брякнул бы, что она точно дворняжка, остриженная под королевского пуделя. Но такой стандарт любая замухрышка-графиня променяла бы, не задумываясь, на все свои аристократические манеры.

— Прошу к столу! — пригласила Лена. — Отведать, что бог послал.

«Бог вас давно послал», — мысленно ответил Петров, усаживая жену, при взгляде на чванливое великолепие стола: румяных молочных поросят, длинных каменно-остроносых стерлядей, французские паштеты и клешни лобстеров.

Весь вечер Петрова не покидало желание зло каламбурить, а не веселить, как обычно, народ. Поэтому он старался не раскрывать рта. Роль тамады взял на себя Юра и в свойственной ему манере говорил добрые слова о себе любимом, своей жене, своем бизнесе, своих автомобилях, конюшне, псарне и охотничьих соколах. Ему вторили хвалебными речами гости.

Из общего строя выбился Петров, чье раздражение выплеснулось в тосте, который его заставили произнести:

— Выпьем за главную черту семьи Ровенских — скромность!

Секундное замешательство сменилось дружным смехом: все решили, что Петров оригинально острит.

На взгляд Зины, вечер скрасил Потапыч, который раздобыл гитару, и ребята долго горланили песни из их голодного студенчества, а потом вспоминали свои проделки и чудачества. Зина слышала эти истории десяток раз. Нынешние бизнесмены, сидевшие за столом, так же мало походили на себя в прошлом, как новенький золотой червонец на старый медный пятак. Но пусть лучше предаются воспоминаниям, чем устраивают купеческие кутежи. Подвыпивший Ровенский любил колобродить.

В прошлый раз согнал всех официантов и заставил отжиматься от пола. Молодые люди в белых куртках и не подумали сопротивляться — победителю Юра назначил приз в тысячу долларов.

— Ты чем-то расстроен? — спросила Зина мужа, когда они возвращались домой. — У тебя неприятности?

— У меня сплошные приятности. А на сердце кошки скребут. Все смертельно надоело.

— Надо ехать в отпуск, — заключила Зина. — Если человек походит на свое фото в паспорте, ему требуется отпуск. У тебя паспорт с собой? Доставай, не сопротивляйся. Ой, да ты тут краше, чем в натуре. Решено — отпуск. Закончится учебный год, возьмем детей — и к морю. Хорошо?

— На месяц? — размечтался Петров.

— Не трави душу. Когда ты дольше недели отдыхал? Десять дней — предел моих желаний.

«Десять дней меня не спасут, — подумал Петров. — Как и ты, Зинаида».

Перед тем как отправиться спать, они проведали детей. Маняша спала в обнимку со старой потрепанной куклой. Ваня и Саня, накрывшись с головой, симметрично отвернулись к стене. Зина потом горько сожалела — почему не подошла к сыновьям, не поцеловала, не проверила.

Кошмар обнаружился утром. Вместо близнецов под одеялами лежали муляжи из мягких игрушек.

На столе записка:

«Мама, не обижайся и не волнуйся! Вам звонили по поводу ремонта летнего душа. Мы поехали к своему настоящему папе в Североморск. Ваня и Саня».

Все возможное было сделано: приметы ребят отосланы, милиция поднята на ноги, нужно ждать. Зина то металась по комнате, то садилась на диван и раскачивалась как безумная. Уже не плакала, а мычала.

Петров стоял у окна, спиной к жене, рассматривал кроны деревьев. Больнее всего бьют те, на кого нельзя держать обиды. Значит, он ненастоящий папа! А где был настоящий, когда Ванька напоролся глазом на ветку и три дня врачи решали — оставить глаз или удалить? Дежурил у палаты? Настоящий папа таскал Саню по всем ортопедическим клиникам Германии после ушиба позвоночника? Мальчишке грозило десять лет пролежать на койке в гипсе. Сделали операцию, дороже современного автомобиля стоила, обошлось, к счастью.

Настоящий папа читал им книги, тратил время на детскую алгебру и занимательную физику? Вытирал им сопли, менял пеленки, лупил их, в конце концов?! Нормальный человек поднимет руку на ребенка, которого не считает своим кровным? Он, Петров, никогда — ни в поступках, ни в мыслях, ни в чувствах — не разделял родную Маню и неродных близнецов. Напротив, хулиганистые мальчишки требовали больше внимания, чем тихая дочурка.

У Зины в лихорадочном мельтешении тревожных мыслей промелькнула вдруг одна, не связанная с общим потоком.

— Павел, ты не обиделся на бред, который они написали? — спросила Зина.

Он небрежно отмахнулся:

— Не говори глупостей!

Ненастоящий папа — что-то знакомое. Павел вспомнил: лет пять назад мальчишки прибежали со двора зареванные и перепуганные. Соседка, дура старая, пристала к близнецам: а как ваш настоящий папа? Навещает? Ведь Павел вам не настоящий отец, настоящий у вас военный.

Они откровенно все рассказали Ване и Сане. Без надрыва и трагедий — как о чем-то простом, само собой разумеющемся.

И только тогда вспомнили, что забыли изменить отцовство. Мальчишкам через год в школу идти, а у них фамилия Игоря, который, к слову сказать, не давал о себе знать все пять лет.

Петров направил в Североморск юриста с бумагами на отказ от отцовства. Тот позвонил: Игорь не соглашается подписывать, эти дети, говорит, у него есть не просят. У Игоря новая семья, получил квартиру, недавно родилась дочь. Петров велел юристу следующий раз выйти на связь в присутствии Игоря, подозвать его к телефону.

Блефовал Петров грубо и цинично:

— Мне сообщают, ты бумажки подписывать не хочешь? Смотри — тебе жить. Рассказываю варианты. За пять лет алиментов накопилось — без штанов и новой квартиры останешься.

— Не ври! — усмехнулся Игорь. — Задним числом не взыскивают.

— Задним числом даже заводы покупают, а уж алименты — чепуха Перед тобой юрист сидит, он тебе поведает, как судебные приставы до нитки обдирают. Впрочем, я думаю, и другие варианты можно рассмотреть. Скажем, такой: нет человека — нет проблемы.

— Ты мне угрожаешь? — озлобился Игорь.

— Боже упаси! — благодушно возразил Петров. — Но профессия у тебя опасная, да и по пьяному делу всякое может случиться. Я к тому говорю, что для меня второй вариант предпочтительнее, хлопот меньше.

— А как там они вообще? — после недолгого молчания спросил Игорь.

— Кто?

— Зина и близнецы… Ваня и Саня. — Игорь не сразу вспомнил имена сыновей.

— Забудь о них. Они для тебя не существуют. Живи своей жизнью — если, конечно, бумаги подпишешь.

Точно мелкий шакал, Игорь шел на попятную, потявкивая и огрызаясь:

— Ты всегда был жмотом!

— Не без этого, — согласился Петров.

— Старый хрыч!

— Принимается.

— Пошел ты знаешь куда?

— Догадываюсь.

Петров решил: позволю еще два выпада, а потом врежу. Но Игорь бросил трубку. Бумаги он подписал. Более о «настоящем папе» не слышали.

В московскую квартиру Петровых приехали Зинина сестра Валя с мужем Денисом и дочерью Олей, ровесницей Маняши, и Потапыч с Людмилой. Сидели в гостиной на диванах и в креслах, пытались поддерживать разговор и не гипнотизировать взглядами телефон.

Петров рассчитал время, когда близнецы могли смыться с дачи. Они с Зиной уехали в шесть вечера, Ваня и Саня уложили сестру спать не раньше девяти. К остановке рейсового автобуса до Москвы идти полчаса. Он выяснил расписание — автобус ушел в десять тридцать, ехать пятьдесят минут. Значит, около полуночи они были в Москве. Знают ли дети, где живет Игорь? Если знают, то откуда? Петров заглянул в ящик секретера, где лежали документы, — так, рылись, нашли ксерокопию отказа Игоря от отцовства, в ней указаны его паспортные данные и адрес. И… черт подери! Зина оставила на память расписку, в которой Ваня и Саня фигурировали должниками Петрова. Хороша память! Она и подтолкнула ребят к побегу?