О любви (сборник) - Наталья Нестерова

День рождения Маняши совпадал с семейным торжеством Ровенских — днем свадьбы. Мане уступили субботу, а в воскресенье вечером чествовали Ровенских. Дата была не круглой — восемь лет, — и отмечали ее без помпезности: всего-то тридцать человек пригласили в отдельный зал ресторана «Савой».

Зина сидела у зеркала, наносила последние штрихи. Петров стоял у нее за спиной, завязывал галстук.

Глядя на отражение мужа, Зина весело сообщила:

— Ведь я тебя к Лене очень ревновала. Но она, представляешь, вышла замуж девственницей. Сама мне сказала. Кто бы мог подумать? Такая девушка!

Петров на секунду замер, тщательно контролируя выражение лица, продолжил завязывать узел и небрежно бросил:

— Никто бы не мог.

Про себя добавил «И правильно бы сделал!»

Никто бы не поверил десять лет назад, что глава холдинга «Класс» Юра Ровенский может уйти от жены, тихой аморфной книгочеи Светы, и жениться на бывшей секретарше Петрова Леночке.

Историю их замужества Зина знала в пересказе Леночки — романтически подредактированном варианте. На самом деле все началось с изнасилования.

Лену воспитывала прабабка, которая не замечала изменений в окружающей жизни, а образцом бытовой устроенности считала Житомир 20-х годов. Прабабка вырастила двух дочерей, четырех внучек и придерживалась строгих правил в уходе за девочками.

Одним из непререкаемых правил было ношение панталонов. Старушка заготовила этих панталонов в сундуке на три поколения вперед. Толстые, неудобные, гладкие снаружи и с байковым начесом внутри, собранные резинкой на талии и на ногах в многочисленные складки — панталоны уродовали любое платье и стали проклятием Лениного детства. Снимет в школьном туалете, спрячет в портфель — мальчишки достанут, повесят на швабру и носятся со «знаменем» по этажам. Снимет в подъезде, засунет за радиатор — обязательно стащат. Бабка орет — надрывается:

— Перед кем ты, Петлюра, штаны снимала?

Прабабушка давно умерла, Лена устроилась на хорошую работу, отселилась от родителей, могла себе позволить покупать дорогое белье в фирменных магазинах. Травмированная в детстве чудовищными панталонами, Лена предпочитала невесомые и прозрачные детали женского туалета.

Хитом сезона было темно-бордовое белье. Оно отодвинуло в сторону нейтральное бежевое, целомудренное белое и вызывающее черное. Прикупив себе кружевное бордо, Лена вдруг поняла, что хочет купить трусики и бюстгальтер нежно-розового цвета — такого, как были проклятые панталоны. Розового не выпускала ни одна фирма. Встречалось сиреневое, грязновато-красное, а от невинного розового, популярного двадцать лет назад, давно отказались.

Нашла она свою мечту случайно — на барахолке в Лужниках. Приезжала в дирекцию стадиона за какими-то бумагами, обратно возвращалась к метро через рынок и увидела — оно! Младенчески чисто-розовое! Трусики — кружевная резинка на талии и между ягодицами, впереди гипюровый треугольник.

Бюстгальтер тоже кружевной, по центру отверстие, чтобы сосок выглядывал наружу — сбруя для публичного дома.

— Беру! — сказала Лена и назвала свой размер.

— Мы только оптом торгуем, — лениво отозвалась продавщица. — Коробками. Весь размерный ряд: трусы от сорок четвертого до пятьдесят четвертого, бюстгальтеры от наперстков до парашютов.

— Зачем мне размерный ряд? — возмутилась Лена.

— А мне какое дело?

Узнав, что коробка розовой мечты стоит дешевле, чем один гарнитур в дорогом магазине, Лена решилась — купила весь размерный ряд. Она проволокла коробку через рынок, поймала такси и поехала домой.

Далее следует ряд случайностей, без которых не обходится истинно судьбоносное событие. Случайность первая: Ровенскому понадобились бумаги, которые Лена взяла в Лужниках. Он из машины позвонил в контору, узнал, что Лене разрешили принести бумаги завтра. Случайность вторая: водитель сообщил Юре, что они проедут мимо ее дома. Случайность третья, интуитивная: Ровенский передумал посылать водителя, решил подняться сам. Случайность четвертая, решающая: Лена забыла запереть дверь.

Как известно, судьба не стучится в запертые двери, входит в те, которые для нее распахнули.

Лена не слышала звонка, потому что в квартире гремела музыка Юра толкнул дверь, прошел по коридорчику и замер на пороге комнаты. Такого он еще не видел!

По всей комнате гроздьями — на люстре, на рамках картин, на телевизоре, на шторах — висели розовые бюстгальтеры и кружевные трусики.

Сама Лена, облаченная в такое же белье, плясала на ковре. В такт музыке она то крутила ягодицами, практически голыми, то по-цыгански трясла едва прикрытой грудью. Ритм она поддерживала круговыми движениями рук, в которых держала еще по паре бюстгальтеров.

Оторопь, которую испытал Юра в первые секунды, перешла в возбуждение невероятной мощи. Он быстро скинул ботинки и брюки. Бросился на Лену.

Она испуганно вскрикнула, а через мгновение уже отбивалась от Юры. Силы были неравны: обезумевший Ровенский мог бы изнасиловать и тигрицу. Он сделал Лене подсечку и повалил на ковер.

Как по заказу, музыка кончилась в тот момент, когда затих Ровенский. Лена спихнула его с себя, вскочила.

— Скотина! Сволочь! — кричала она. — Петлюра!

— Лен, ну извини! — ухмыльнулся Юра, поднимаясь. — Кто же устоит?

— Конь в пальто! — плюнула Лена в его сторону.

Ровенский действительно был в пальто, а также в пиджаке, в рубашке с галстуком и в носках, но без брюк. Он опустил глаза и увидел кровь у себя на бедрах.

— Лена, ты что, девочкой была? — ахнул он.

— Бабушкой! — рыдала Лена — Убирайся отсюда!

— Лен, я не хотел, то есть очень хотел, — бормотал Юра, одеваясь. — Хочешь, пойдем в ресторан? Можно я помоюсь?

— Вон!!! — завопила Лена, топая ногами. — Пошел вон!!!

— Все, ухожу.

Юра поднял руки: сдаюсь — и попятился спиной к выходу. Захлопнув за собой дверь, он на лестничной площадке услышал рыдания и проклятия девушки.

Лена не помышляла о романе с Ровенским не потому, что тот был примерным семьянином, напротив — всеядным бабником. Совсем как морковка, пробившаяся сквозь асфальт: листики можно пощипать, а чтобы вытащить из земли (читай — семьи), потребуется отбойный молоток. Лена делала ставку на Петрова, ставку выиграла многодетная мать.

А что, если безобразная сцена с Ровенским обернется первой трещиной в асфальте? Вяло начавшиеся месячные он в суматохе принял за порушение девственности, ее визг — за крик боли. На забавной ошибке можно сыграть. Не давить, мягко стелить, не навязываться. Стоя под душем, Лена обдумывала дальнейшие действия. На работу завтра не идти, сказаться больной. Сколько дней: три, пять? За пять дней Ровенский забудет, как мать родную зовут. Продумать новый имидж.

Лена отсутствовала два дня, пришла в пятницу. Волосы, которые обычно кудрявым водопадом спускались на спину, она гладко зачесала назад, собрала на затылке в сиротский узел. Новая прическа ее не портила — как всякая красивая женщина, Лена была хороша и в образе светской львицы, и в обличье монахини. Она надела длинную черную юбку и скромненькую серую блузку, застегнутую под горло.

— У тебя кто-то умер? — спросил Петров, увидев свою секретаршу.

— Нет, — печально ответила она, — просто болела.

Позже, когда Ровенский поинтересовался у него, вышла ли Лена на работу, Петров крикнул:

— Вышла. В трауре. Наверное, аборт сделала.

Юра сморщился, как от зубной боли. Петров удивился: прежде Ровенский не проявлял такой чувствительности.

На выходные фирма сняла для коллективного выезда номера в подмосковном санатории, где прежде поправляла здоровье крупная номенклатура.

Лена не вышла ни к ужину в пятницу, ни к завтраку в субботу. Ровенский отыскал ее на полянке. Две косички от висков, девичий сарафан с оборочками, собирает цветочки.

Он хотел извиниться и выяснить форму компенсации за свое опрометчивое поведение. Но Лена перебила его. Подняла затуманенные слезами глаза:

— Хочу, чтобы ты знал… Я давно тебя люблю… любила… То, что случилось… это правильно, так мне и надо, — невыносимо жалостно всхлипнула она.

Вторая сцена любви состоялась на зеленом лугу и была, не в пример первой, нежной и долгой.

Через месяц у Ровенского уже не было сомнений: разводиться или не разводиться со Светой. Он не мыслил жизни без Леночки — потрясающе красивой, ласковой и нетребовательной.

Рассказывая Зине историю замужества, Лена излагала легенду, в которую сама поверила. По ее словам получалось, что она была безнадежно влюблена в Юру, терзалась страхами разрушить его семью. Как в песне: «С любовью справлюсь я одна, а вместе нам не справиться». Но чувства взяли свое. Она, Лена, счастлива, что Юра стал ее первым мужчиной. Конечно, ужасно, что ему пришлось уйти от жены и сына. Но ведь Зина знает — сама бросила Игоря, — иногда приходится доставлять людям боль.