Прежде чем я усну - С. Уотсон

Я вспомнила, как утром представляла себе воющих людей, и подумала: вдруг и я была такая!

— Какая я была тогда? — спросила я. — Мне здесь нравилось?

— В общем, да, — сказала Уилсон. — Вас здесь любили. Вы даже подружились с одной из медсестер.

— Как ее звали?

Она пролистала папку.

— Боюсь, здесь нет этих данных. Вы часто с ней играли в «солитера».

— «Солитера»?

— Это карточная игра. Думаю, доктор Нэш объяснит вам позже. — Она подняла голову и продолжала: — Здесь сказано, что вы периодически проявляли агрессивность. Не пугайтесь. В вашем случае это не редкость. Люди с тяжелыми мозговыми травмами часто склонны к агрессии, особенно если пострадала часть мозга, отвечающая за самоконтроль. Кроме того, пациенты с амнезией часто ощущают себя в реконструированной реальности. Они не могут понять происходящее вокруг, поэтому вынуждены достраивать детали. О себе, об окружающих людях, о собственном прошлом, о том, что с ними произошло. Считается, что так воплощается желание заполнить провалы в памяти. И это понятно. Но порой, если фантазии больного противоречат реальности, он начинает реагировать агрессивно. Должно быть, вам было очень трудно ориентироваться. Особенно когда приходили посетители.

Посетители. Я подумала: а вдруг я однажды ударила своего сына?

— Что именно я делала?

— Иногда вы бросались на персонал, — сказала она.

— Но не на Адама, надеюсь?

— Судя по записям, нет. — Я вздохнула с некоторым облегчением. — У нас есть несколько страниц из дневника, который вы вели, — сказала доктор. — Может быть, хотите их прочитать? Вы сможете лучше представить ваше тогдашнее состояние.

Мне стало страшно. Я взглянула на доктора Нэша, он кивнул. Доктор Уилсон протянула мне листок голубой бумаги, и я взяла его, хотя сначала боялась даже взглянуть.

Первое впечатление было — сплошные каракули. Вначале буквы четкие, слова располагаются точно на линиях, но ближе к концу становятся неряшливыми, огромными, лишь два-три слова на строке. Я начала читать, преодолевая ужас от предчувствия, что мне сейчас откроется.

8.15. Так начиналась запись. Я проснулась. Бен здесь. Прямо под этой строкой: 8.17. Выше запись неверная. Ее сделала не я. И еще ниже: 8.20. Я проснулась только СЕЙЧАС. А не раньше. Бен здесь.

Мои глаза побежали вниз по странице. 9.45. Я проснулась. И СЕЙЧАС — ВПЕРВЫЕ. А дальше, через несколько строк: 10.07. Вот теперь я проснулась. Записи выше — ложные. Я проснулась СЕЙЧАС.

Я подняла глаза.

— Это написала я?

— Да. Долгое время у вас, по-видимому, было стойкое ощущение, что вы только что проснулись от очень долгого, глубокого сна. Смотрите сами, — доктор Уилсон указала на голубой листок и процитировала несколько предложений: «Я спала целую вечность». «Я словно на время УМЕРЛА». «Я только что проснулась». «Наконец-то я снова могу видеть по-настоящему». Вас явно просили записывать ваши ощущения, чтобы вы вспомнили, что с вами произошло. Но, похоже, вы постепенно начали думать, что предыдущие записи сделаны кем-то другим. Вы начали подозревать, что все эти люди проводят над вами эксперименты, что вас держат здесь против вашей воли.

Я еще раз взглянула на листок. Он был исписан одинаковыми предложениями, с разницей в несколько минут. У меня внутри все остановилось.

— Я действительно была в таком состоянии? — собственный голос эхом звучал у меня в голове.

— Да, какое-то время, — ответил доктор Нэш. — Дневник показывает, что ваша память удерживала события лишь несколько секунд. Иногда минуту-другую.

Я все-таки не могла поверить, что это написано мной. Возникал образ человека, чей разум полностью разрушен. Взорван. Я снова и снова читала фразу: «Я словно на время УМЕРЛА».

— Простите, — выдавила я. — Я не могу…

Доктор Уилсон взяла из моих рук листок.

— Кристин, я понимаю. Вы расстроены. Я…

Меня охватила паника. Я резко поднялась, но кабинет как будто начал вращаться.

— Я хочу уйти, — сказала я. — Это не я. Я не верю, что это я. Я не могла бросаться на людей. Не могла. Я просто…

Доктор Нэш поднялся вслед за мной, доктор Уилсон тоже. Она резко подалась вперед, стол покачнулся, и бумаги разлетелись по полу. Передо мной приземлилась фотография из папки.

— О боже… — прошептала я.

Доктор взглянула вниз и быстро накрыла фотографию каким-то листом. Но я успела увидеть главное.

— Это что, я? — от ужаса мой голос поднялся до визга. — Это что, я?!

Снимок лица женщины крупным планом. Волосы откинуты назад. Сначала кажется, что это маска для Хеллоуина. Один глаз широко открыт и смотрит прямо в камеру, другого совсем не видно под огромным лиловым кровоподтеком, губы ярко-малинового цвета, распухшие, в глубоких порезах. Щеки растянуты, что придает всему лицу гротескные черты. Мне вспомнился переспелый фрукт — подгнивающая слива с лопнувшей кожицей.

— Это я?!! — кричу я снова, но, несмотря на искаженные, раздутые до неузнаваемости черты, я знаю ответ: да.

Мое сознание раскололось на две части. Первая часть — само спокойствие. Собранность. Серьезность. Она наблюдает за второй, а та бьется в истерике, визжит, к ней взывают доктор Нэш и доктор Уилсон. Ты должна вести себя достойно, словно говорит одна другой. Это неприлично.

Но та, вторая часть, сейчас сильнее. Она взяла верх и подчинила меня целиком. Я кричала, снова и снова, потом развернулась и ринулась к двери. Доктор Нэш крикнул что-то вслед, но я распахнула дверь и побежала, хотя не знала, куда бежать. Картинка в мозгу: больничная дверь с задвижками. Сирена. Мужчина, преследующий меня. Мой плачущий сын. «Со мной все это уже было, — подумала я. — Все это мы уже „проходили“».

Я отключилась.

Очевидно, со мной кое-как справились, успокоили, убедили пойти с доктором Нэшем; во всяком случае, мое следующее воспоминание — я сижу на пассажирском сиденье, он за рулем. Небо затянулось тучами, улицы казались серыми, сплющенными. Доктор что-то говорил, но я не улавливала смысла. Мое сознание отключилось, словно застряло в прошлом и никак не могло догнать реальность. Я смотрела в окно: люди шли в магазин, гуляли с собаками, с колясками, ехали на велосипедах — и думала, а зачем мне, собственно, доискиваться правды? Да, это может способствовать улучшению памяти, но на что я могу рассчитывать? Я не верю, что смогу однажды проснуться с нормальной головой, как у всех людей, помня, что я делала вчера, какие у меня планы на сегодня и каким извилистым путем я пришла в настоящее, стала самой собой. Самое большее, на что я надеюсь — взглянув в зеркало однажды утром, не испытаю шока, но буду знать, что я замужем за человеком по имени Бен и что у нас был сын по имени Адам, и мне не придется читать от корки до корки собственный дневник, чтобы вспомнить все это.

Но даже эти скромные надежды были призрачными. Я пыталась осмыслить впечатления от увиденного в отделении Фишера. Безумие и боль. Люди с разъятым сознанием. «Я ближе к этому состоянию, чем к выздоровлению», — подумала я. Возможно, будет лучше, если я просто-напросто примирюсь с этим фактом. Сообщу доктору Нэшу, что больше не буду с ним встречаться, сожгу свой дневник, навсегда похоронив правду, которую успела о себе узнать, отправив ее в те же глубины, где хранится оставшаяся, непознанная часть. Да, это будет бегство от прошлого, но я не испытаю сожалений — ведь через несколько часов я даже не буду помнить ни о дневнике, ни о докторе; жить снова станет просто. Дни будут проходить без связи друг с другом. Наверное, порой я буду вспоминать Адама. Буду испытывать горечь и боль, тосковать о том, чего лишилась, но ненадолго. Так или иначе я лягу спать и вновь все забуду. «Мне будет так легко, — подумала я. — Куда легче, чем нынче».

Я вспомнила ту фотографию. Кто это со мной сделал? За что? Я подумала о происшествии в отеле, которое мне вспомнилось. Воспоминание не ушло, но казалось зыбким, словно постепенно уходило под воду. Сегодня утром я прочла, что, по всей видимости, у меня был любовник, но сейчас поняла, что пусть это правда, но я не могу его вспомнить. Я сумела вспомнить только имя, это случилось несколько дней назад; и нет никакой гарантии, что я вспомню больше, даже если захочу.

Доктор Нэш продолжал говорить. Мне было неинтересно, о чем. Так что я перебила его:

— У меня есть прогресс?

Стук сердца. Он молчал лишь мгновение, потом спросил:

— А вы как полагаете?

Я не знала, что сказать.

— Я не знаю. Да, мне так кажется. Я вспоминаю новые факты из прошлого, время от времени. Словно вспышками. Чаще всего они приходят, когда я перечитываю дневник. Они очень реальны. Я помню Клэр. Адама. Свою мать. Но все это ниточки, за которые я никак не могу ухватиться. Воздушные шарики, парящие в небе, которые мне никак не поймать. Например, я не помню своей свадьбы. Не помню первые шаги Адама, его первые слова. Не помню, как он пошел в школу, не помню его выпускной. Вообще не помню. Даже не помню, была ли я на нем. Возможно, Бен решил, что мне нет смысла там появляться. — Я перевела дыхание. — Я даже не помню, как узнала о его смерти. И о похоронах. — У меня из глаз полились слезы. — Я чувствую, что схожу с ума. Иногда я даже не уверена, что он умер. Вы представляете? Иногда мне кажется, что Бен солгал мне, как солгал насчет многого другого.