Талисман - Стивен Кинг

– Подойди ко мне, Джек, – подозвал его Смоуки. – Тебя не задело?! Ну и слава Богу!

И через секунду:

– Тогда почему ты до сих пор не убрал это безобразие?!

Полчаса спустя Смоуки отправил его драить мужской туалет. Человек средних лет, с прической под Дика Пайна, стоял, склонившись над одним из писсуаров. Одной рукой он опирался о стену, в другой держал огромный необрезанный член. Под ногами растекалась лужа блевотины.

– Закрой дверь, малыш, – сказал человек, – старику нехорошо.

Не в силах сдерживать отвращение, Джек повернулся к ближайшему унитазу. Его вырвало чем-то отдаленно напоминающим сегодняшний обед. Он успел только пару раз судорожно глотнуть воздух, когда началась следующая схватка. Трясущейся рукой Джек дотянулся до веревки и спустил воду. Уайлон и Уилли надрывались за стеной, воспевая прекрасный город Линенбах в штате Техас.

Внезапно перед его глазами всплыло лицо матери – намного более красивое, чем оно когда-либо было даже на экране. Он увидел, как она в одиночестве сидит в их номере в отеле «Альгамбра». Рядом с ней, в пепельнице на столе, дымится забытая сигарета. Она плачет. Сердце так сильно сжалось, что Джек даже испугался – как бы не умереть. Не умереть от любви к ней. Как хотел бы он, чтобы ничего не было – ни страшных тоннелей, ни женщин, которым нравится быть постоянно битыми, ни мужчин, которые мочатся и блюют одновременно. Как хотел он быть сейчас рядом с ней и как ненавидел Спиди Паркера за то, что ступил на этот ужасный путь!..

В эти секунды мало что осталось от его самомнения – оно рассыпалось в прах раз и навсегда. Голос рассудка был заглушен отчаянным детским плачем: Я хочу к маме! Господи Боже мой! Молю тебя! Я ХОЧУ К МАМЕ!

На ватных ногах от отошел от унитаза и подумал: Все к черту! Я возвращаюсь домой! Я ненавижу тебя, Спиди! Зачем я с тобой встретился? Зачем? Сейчас он совершенно не думал о том, что мама может умереть. В этот момент немой боли он был «Джеком для Джека», эгоистом, движимым только бессознательным чувством самосохранения, как маленький зверек, подверженный любой опасности, зубам любого хищника, – как олененок, заяц, белка или бурундук. В этот момент он мог позволить ей умереть от раковой опухоли, захватившей ее легкие, лишь бы она могла сейчас обнять его перед сном, поцеловать и пожелать спокойной ночи, запретить всю ночь слушать приемник или читать с фонариком под одеялом.

Он оперся о стену и попытался взять себя в руки. Это было даже не сознательное действие, а скорее инстинкт. Чувство самоконтроля, которое он унаследовал от Фила Сойера и Лили Кевинью. Да, он сделал ошибку. Большую ошибку. Но он не пойдет на попятную. Долины существуют – значит, существует и Талисман. Как он может заживо хоронить свою маму из-за какой-то там трусости!

Джек наполнил ведро горячей водой из-под крана и отправился убирать нечистоты. Справившись со всеми делами, он обнаружил, что уже половина одиннадцатого и толпа начинает потихоньку рассасываться. Оутли – рабочий поселок, и его пьяницы рабочие по будним дням возвращаются домой пораньше.

– С тобой все в порядке? – спросила Лори. – Ты бледный, как простынка.

– Я хочу пить. Ты можешь налить мне виноградного сока?

Она подала ему стакан, он выпил и снова принялся намывать полы в танцевальном зале. В четверть двенадцатого Смоуки послал его в кладовую «катить бочку». Джек едва справился. А в четверть первого Смоуки начал потихоньку выгонять засидевшихся посетителей. Лори щелкнула выключателем магнитофона, даже не позаботившись о том, чтобы его перед этим остановить. Дик Кэрлесс умер с протяжным загробным ревом – еще несколько протестующих криков, и он затих. Глория повыключала игры, одернула свитер (такой же розовый, как канадские леденцы, которые регулярно сосал Смоуки, такой же розовый, как пластмассовые десны его зубных протезов) и удалилась. Смоуки погасил все лампы, кроме одной, и выставил за дверь оставшихся четверых или пятерых алкашей.

– А ты молодец, Джек, – сказал он, когда они остались одни. – Хорошо работаешь! Конечно, можно было бы и лучше, но ведь ты только начал. Можешь отправляться спать.

Вместо того чтобы спросить о деньгах (которые Смоуки и не подумал предложить), Джек молча кивнул и на полусогнутых ногах побрел в кладовую. Он настолько устал, что был похож на маленькое подобие пьяниц, позже всех покинувших свое излюбленное место.

В кладовой он застал Лори, сидящую в углу на корточках. Ее спортивные шортики приподнялись до кошмарного уровня. Сначала Джек с тревогой и страхом подумал, что она роется в его рюкзаке, но, подойдя поближе, увидел, что Лори стелит одеяло поверх нескольких широких мешков. Затем она положила сверху маленькую атласную подушку с надписью: «Нью-Йоркская всемирная выставка».

– Я свила тебе гнездышко, птенчик, – проворковала Лори.

– Спасибо, – ответил ей Джек. Это было лишь маленькое проявление доброты, но Джек почувствовал, что ему приходится бороться с подступившими слезами. Он выдавил из себя улыбку: – Большое тебе спасибо, Лори.

– Не за что. С тобой все будет хорошо, Джек. Смоуки не такой плохой, каким пытается себя показать. – Ее голос прозвучал с глубокой тоской. Похоже, она сама не верила в то, что говорила.

– Я верю, – сказал Джек и неожиданно для себя добавил: – Но утром я уйду. Оутли, к сожалению, не для меня.

– Может, уйдешь… – сказала она. – А может, ос… решишь остаться здесь надолго. Почему ты не ложишься? – Что-то натянутое, ненатуральное проскользнуло в ее голосе. Джек вспомнил, какой неискренней была ее улыбка, когда она «вила гнездышко». Он просто отметил это – он слишком устал, чтобы делать какие бы то ни было выводы.

– Видно будет, – сказал Джек. – Утро вечера мудренее.

– Мудренее, – согласилась Лори. Она подошла к двери и оттуда грязной ладошкой послала ему воздушный поцелуй. – Спокойной ночи, Джек!

– Спокойной ночи, Лори.

Он принялся стаскивать с себя рубашку, но тут же натянул ее назад. Пожалуй, снять следует только кроссовки. Кладовая была холодной и сырой. Джек сел на груду мешков и снял носки – сначала один, потом второй. Он уже собирался упасть на сувенир со всемирной выставки и заснуть мертвым сном, когда снова зазвонил телефон в баре, разрывая тишину на части, ввинчиваясь в нее и заставляя Джека вспомнить мерзкие серые корни, плетку Осмонда и двухголовую лошадь.

«Дзинь-дзинь-дзинь!» В тишину. В мертвую тишину.

«Дзинь-дзинь-дзинь!» «Дети, спрашивающие принца Альберта, давно уже спят».

«Дзинь-дзинь-дзинь!» Привет, Джеки, это Морган. Я учуял тебя в своем лесу, маленький кусок дерьма! Я унюхал тебя в своем лесу, и зря ты думаешь, что можешь спастись от меня в другом мире! Твой мир – это тоже мой лес. Последний раз говорю – отправляйся домой, иначе умрешь. У тебя нет выбора, Джеки. У тебя нет никаких шансов…

Джек вскочил и на цыпочках подбежал к двери. Холодный пот прошиб его с ног до головы.

«Дзинь-дзинь-дзинь!»

И наконец:

– Алло! Дискотека Апдайка. Я слушаю. Кого вам нужно? – Голос Смоуки.

Тишина.

– Алло!

Опять тишина.

– …вашу мать!!!

Смоуки бросил трубку, и Джек услышал, как скрипит под его ногами пол танцевального зала, потом ступеньки, ведущие в маленькую комнату на втором этаже, где жили они с Лори.

7

Джек, не веря своим глазам, смотрел то на полоску зеленой бумаги в его левой руке, то на пачку счетов на столе. Было одиннадцать часов следующего утра – утра четверга, и он решился спросить о деньгах.

– Что это? – спросил он, все еще не в состоянии поверить в то, что увидел.

– Ты же умеешь читать, – сказал Смоуки. – Умеешь считать. Ты не так быстро шевелишь руками и ногами, как бы мне хотелось, но, я думаю, с мозгами у тебя все в порядке.

Теперь в одной руке Джек держал все ту же зеленую полоску бумаги, а в другой – деньги. Тупая злость подступила к горлу, вены пульсировали на висках. «СЧЕТ ЗА ОБСЛУЖИВАНИЕ КЛИЕНТА», – прочитал Джек. Точно такие же счета приносила миссис Бенберри посетителям «Золотой ложки». Ниже было написано:

Гамбургер 1 шт. 1.35

Гамбургер 1 шт. 1.35

Молоко 1 ст. 0.55

Сок виногр. 1 ст. 0.55

Наценка 0.30

Внизу большими цифрами: 4.10 и обведено в кружок.

С четырех дня до часу ночи Джек заработал девять долларов. Безжалостная рука Смоуки перечеркнула почти половину. То, что она протянула, было четырьмя долларами девяноста центами.

Джек яростно взглянул – сперва на Лори, которая смущенно отвернулась, затем на Смоуки, который и до этого на него не смотрел.

– Это обман, – сказал он тонким голосом.

– Джек, здесь все правильно. Посмотри на цены в меню…

– Я не об этом говорю, и вы прекрасно понимаете!

Лори слегка вздрогнула, решив, что эти слова ему даром не пройдут… Но Смоуки лишь терпеливо смотрел на Джека.

– Я не взял с тебя за ночлег.

– За ночлег?! – выпалил Джек, чувствуя, как кровь подступает к лицу. – За ночлег? На грязных, драных мешках прямо на полу? Ночлег! Хотел бы я посмотреть, как ты попытаешься высчитать с меня за это! Грязный мошенник!