Талисман - Стивен Кинг

2

Высокий мужчина с обвислым животом ожидал своей очереди у двери в мужской туалет. Он ковырял в зубах пластмассовой зубочисткой и с ненавистью смотрел на Джека. Видимо, его живот и был тем препятствием, которое помешало двери открыться с первого раза.

– Ослиная задница! – повторил мужчина. В этот момент дверь туалета отворилась и оттуда вывалилась атлетического вида фигура. На какой-то момент глаза человека и глаза Джека встретились. Это был парень, похожий на Рэндольфа Скотта. Он не был кинозвездой. Он был всего-навсего фабричным рабочим, пропивающим свою зарплату. Чуть позже он уедет отсюда на купленном за полцены «мустанге» или старом, разбитом «харлей-дэвидсоне» с прикрепленной на козырьке надписью: «НАСТОЯЩИЙ АМЕРИКАНСКИЙ ПАРЕНЬ».

Его глаза светятся изнутри… Желтым светом… Нет, Джек, это только твое воображение, ведь он всего лишь…

…всего лишь фабричный работник, который смотрит на него, потому что Джек здесь новичок. Он ходил в школу, играл в футбол, познакомился с молодой стройной девушкой, женился на ней, и девушка растолстела от шоколада и мороженых консервов «Штоуффер». Он всего-навсего деревенский дурачок, всего лишь…

Но у него желтые глаза!

Ты с ума сошел! Заклинился на этом желтом свете, нормальные у него глаза.

Что-то было в парне такое, что заставило Джека вспомнить, как он шел в Оутли. Как шел через тоннель…

Толстяк отпрянул от Скотта, одетого в джинсы «Левис» и чистую белую рубашку. Рэндольф Скотт шел прямо на Джека. Длинные волосатые руки болтались по бокам.

Глаза, до этого синие, как лед, сверкнули и начали менять цвет…

Джек поспешил удалиться, совершенно не заботясь о том, что он может кого-нибудь толкнуть.

Шум окружил его. Для какого-то красномордого человека, назвавшегося Робином Джеймсом, выл из магнитофона Кенни Роджерс.

Подставь свою вторую ще-е-е-еку! – учил Кенни находящихся в зале алкашей с заплывшими лицами. – Жизнь в раю смиренных жде-е-е-еот!

Джек не видел здесь ни одного человека, который выглядел бы хоть капельку смиренным. «Дженни Велли Бойз» уже вернулись на свое место и взяли инструменты. Все, кроме гитариста, были пьяны и не вполне понимали, где находятся. Гитарист же был абсолютно трезв и скучал в одиночестве. Слева от Джека какая-то женщина оживленно беседовала по платному телефону – телефону, заковавшему Джека в непроницаемую ледяную капсулу, телефону, к которому Джек не подошел бы теперь даже за миллион долларов. Пока она разговаривала, ее пьяный приятель пытался залезть к ней под полурасстегнутую ковбойку.

В зале прыгало и дергалось около семидесяти пар. Во время медленных танцев они просто топтались на месте, улыбаясь, облапив друг друга. Губы сливались в долгом поцелуе, пот ручьями тек со лбов и рисовал большие темные пятна под мышками.

– Слава тебе, Господи! – сказала Лори, когда Джек наконец подошел, и приоткрыла дверцу справа от стойки бара. Смоуки стоял здесь же, наполняя бокалы танцующих прохладительными напитками, джином и тем единственным, что могло составить конкуренцию пиву, любимому напитку жителей Оутли, – русской водкой.

Джек снова увидел Рэндольфа Скотта. И тот его тоже увидел. Он сверкнул ледяной голубизной своих глаз и едва заметно кивнул, как бы желая сказать: Мы поговорим. Чуть попозже. Я пока еще точно не решил, о чем. Может, о том, что произошло и что могло произойти в тоннеле на Милл-роуд. Или об Осмонде и его плетке. Или о больных матерях. А может, о том, сколько ты проторчишь в этом месте… Или о беззубых стариках, плачущих над торговыми тележками. А может, ты сам что-нибудь предложишь? А, Джеки?

Джек вздрогнул.

Рэндольф Скотт улыбнулся, увидев эту дрожь (или почувствовав?), и углубился в толпу, в плотный, прокуренный воздух.

А секунду спустя тонкие пальцы Смоуки вцепились в плечо Джека, разыскивая болевую точку и, как всегда, найдя ее. Опытные, чувствительные пальцы.

– Джек, ты мог бы шевелиться быстрее, – сказал Смоуки. Его голос при этом звучал дружелюбно, почти ласково, однако пальцы сжимались все сильнее и сильнее. От него пахло канадскими леденцами, он сосал их постоянно. Вставные зубы равномерно пощелкивали, время от времени изо рта доносились неприятные звуки – Смоуки втягивал на место соскользнувший протез. – Ты должен шевелиться быстрее или мне придется приложить к твоей заднице раскаленную сковородку. Понял?

– Да, – ответил Джек. Только бы не расплакаться.

– Ну вот и хорошо. – На какое-то мгновение пальцы Смоуки еще глубже вонзились в маленькое плечо. Джек все-таки расплакался. Смоуки, которому именно это и было нужно, отпустил его. – Помоги мне открыть бочку, Джек. И постарайся сделать это побыстрее – вечер пятницы, людям хочется выпить.

– Утро субботы, – тупо пробормотал Джек.

– Не важно, давай.

Джек помог Смоуки задвинуть бочку в пустое пространство под баром. Тренированные мускулы Смоуки вздувались и перекатывались под тонкой тканью рубашки. Бумажная шляпа, похожая на поварской колпак, сидела на его узкой, как у хорька, голове обычным образом: передний угол почти касался левой брови, придавая лицу глуповатое выражение. Джек, затаив дыхание, следил, как Смоуки вытаскивает красную пластмассовую пробку. Раздался хлопок, намного громче, чем должно было быть… Джек облегченно вздохнул – пены не было. Смоуки выдвинул пустую бочку.

– Отнеси эту в кладовую и залей водой. Не забудь, что я говорил тебе днем.

Джек не забыл. Дело было так: в три часа пополудни неожиданно раздался громкий свист, похожий на сигнал воздушной тревоги. Сердце Джека едва не выпрыгнуло из груди. Лори тогда засмеялась и сказала: «Успокой нашего Джека, Смоуки. А то, мне кажется, он сейчас сделает пи-пи в штанишки».

Смоуки наградил ее строгим взглядом и сказал Джеку, что этот свист означает начало выдачи зарплаты на «Оутли текстилз». Еще сказал, что такой же свисток заработал сейчас на «Догтаун раббер» – фабрике, выпускающей игрушечных зверей, резиновых кукол и презервативы с названием «Веселая ночь». Рабочие получают зарплату, сказал он, и вскоре все будут здесь.

– И ты, и я, и Лори, и Глория должны шевелиться как можно быстрее, – говорил Смоуки, – потому что за один вечер пятницы, после этого свистка, мы можем выжать намного больше, чем за воскресенье, понедельник, вторник, среду и четверг, вместе взятые. Когда я говорю тебе, что ты должен прикатить бочку, – это значит, что бочка должна быть у меня до того, как я успею договорить. И еще – каждые полчаса ты должен быть в мужском туалете со шваброй. По ночам пятницы эти ребята бегают туда каждые пятнадцать минут, а блюют каждые десять.

– Я беру на себя женский, – подходя, сказала Лори.

Волосы золотыми волнами стекали с плеч, обрамляя белое, как у вампира из книги комиксов, лицо. Она либо простудилась, либо имела вредную привычку – постоянно шмыгала носом. Джек больше склонялся к мысли, что это простуда – такая женщина, как Лори, не могла иметь дурных привычек.

– Женщины не такие пакостные, как мужчины, ненамного, но получше.

– Заткнись, Лори!

– Сам заткнись! – сказала она, и Смоуки тут же занес руку. Раздался звонкий шлепок, и все пять пальцев Смоуки красными полосками отпечатались на одной из бледных щек Лори, словно детский румянец.

Лори захныкала… но в ее глазах Джек с ужасом и удивлением разглядел счастливое выражение. Взгляд женщины, считающей побои знаком внимания.

– Сейчас вы начнете работать, и все будет в порядке, – сказал Смоуки. – Ты, Джек, помни, что должен шевелиться быстрее, когда мне нужна бочка. И не забывай убирать блевотину в сортире.

Потом Джек снова сказал Смоуки, что хочет уйти, а Смоуки повторил свои лживые обещания насчет утра воскресенья. Но какого черта ему ждать столько времени?

Теперь в зале было шумно. Со всех сторон раздавались громкие крики и почти лошадиное ржание. Треск ломающихся стульев… крики боли… В центре танцевального зала завязалась драка – третья за ночь.

Смоуки толкнул Джека:

– Ты идешь или нет?

Джек закинул пустую бочку на тележку и повез ее к двери кладовой, оглядываясь по сторонам в поисках Рэндольфа Скотта. Он увидел его стоящим в толпе, которая наблюдала за «поединком», и слегка успокоился. В кладовой пустая бочка присоединилась к ряду других – дискотека Апдайка за одну ночь «вырабатывала» их около шести. Покончив с делом, Джек вернулся к рюкзаку. На какое-то мгновение ему показалось, что тот исчез, и сердце провалилось в пятки. В рюкзаке – зелье Спиди и монета Капитана Фаррена! С ног до головы покрывшись холодным потом, он обыскал другую груду бочек. Рюкзак был там: цел и невредим. Джек чувствовал изгиб бутылки через тонкий нейлон. Сердце вернулось в грудную клетку, но ноги остались такими же ватными. Так чувствует себя человек, секунду назад бывший на волосок от гибели.