Под покровом тьмы - Джеймс Гриппандо

— И что бы это значило? Тут вмешался Айзек:

— Энди, что происходит в Миннесоте? Она сменила тему:

— Миннеаполисское отделение поручило дело двум агентам. Они проверили архив, побеседовали с сотрудниками. На всякий случай они переговорили также с бывшими сотрудниками и даже кое с кем из бывших пациентов. Они особенно сосредоточились на людях, которые были уволены или наказаны, на тех, кто выказывал озлобление по отношению к центру, на личностях или организациях, выступающих против идущей в учреждении работы. Еще они собрали дополнительный материал о некоторых жертвах, чтобы установить — не может ли. кто-то из их мучителей в настоящее время находиться в Соединенных Штатах?

— Есть зацепки?

— Ничего многообещающего.

— Надо проверить всех, кто когда-либо работал в центре. Не только уволенных. Всех, — сказал Айзек.

— Мы проверили, — сказала Энди. — Впрочем, я перепроверю.

Виктория спросила:

— Как насчет Международного совета в Дании? Они получали весточки, которые могли бы исходить от нашего убийцы?

— Никаких.

— Значит, вы действительно проверили? — сказал Гоулд.

— Да, — сказала Энди. — Проверила. Пусто.

Гоулд встал и заходил по комнате с задумчивым видом. Облизнул палец и собрал последние несколько крошек из миски с крекерами.

— Это говорит кое о чем само по себе.

— Например? — спросил Айзек.

— Судя по досье, первоначальная теория мисс Хеннинг заключалась в том, что письмо в центр — это просто способ сообщить нам, что убийца любит пытки.

— На самом деле это была моя теория, — сказала Виктория. Гоулд сказал:

— Ничего-ничего, Вики, мы все делаем ошибки.

— Меня зовут Виктория. И где тут ошибка?

Гоулд продолжал ходить, поглаживая двойной подбородок.

— Подумайте вот о чем. Если наш убийца просто пытался сообщить, что он тащится от пыток, то почему он послал письмо только в Центр пыток в Миннесоте? Почему не в Международный совет в Дании? Не все ли равно куда — по Интернету-то. Кажется более вероятным, что он как-то связан именно с центром в Миннеаполисе. Надо внимательно копать там.

Айзек сказал:

— Может, он просто не знает о Международном совете.

— И это возможно, — сказал Гоулд. — Кстати, это замечательно работает на мой образ этого парня. У него нет времени заниматься подготовкой. Он слишком торопится. Вот что я здесь вижу. Торопыгу. Лихорадочного убийцу вроде того пацана, что прикончил Джанни Версаче.

— Кьюненен.

— Да. Эндрю Кьюненен. Такие люди убивают по нескольку человек подряд, без пауз. Причем делают это с такой быстротой уже под конец. Они знают, что их поймают. И хотят закончить поэффектнее.

— Тонко подмечено, — сказала Виктория. — Лихорадочный против серийного. У серийных убийц под конец паузы часто становятся все короче.

— Давайте не будем зацикливаться на ярлыках, — произнес Айзек.

— Это не просто семантика, — возразила Виктория. — Это совершенно другой психологический тип. Если перед нами серийный убийца — даже уже приближающийся к финалу, — мы по-прежнему говорим о психопатическом сексуальном садисте. Таковы серийные убийцы, и такого я вижу здесь. Хотя в Голливуде их любят изображать гениями, получающими удовольствие от смертельной игры в кошки-мышки с правоохранительными органами, на самом деле они убивают потому, что их толкают на это не поддающиеся контролю сексуальные фантазии и извращенные моральные Критерии. Они считают свой десятисекундный оргазм важнее жизни обычной тридцатипятилетней женщины. Лихорадочный убийца — другое дело. Откуда, черт побери, узнать, что побудило Эндрю Кьюненена убить Джанни Версаче?

— Лихорадочный, серийный — какой бы ни был, — сказал Айзек, — давайте вернемся к моему первому вопросу. Зачем звонить Морган Уитли и набирать «У Мэри был барашек»?

Гоулд сказал:

— При всем должном уважении к агенту Сантос, мне кажется, что этот телефонный звонок — игра лихорадочного убийцы, который хочет раскрыть карты. Он разбрасывает хлебные крошки, подманивая нас ближе, чтобы покончить с этим.

— Не согласна, — сказала Энди. Гоулд ухмыльнулся:

— О, это требует храбрости. Примазаться к победительнице Сантос.

— Я просто стараюсь мыслить логично. Если убийца хотел бы намекнуть, как его найти, он мог бы просто взять телефон и позвонить в полицию.

— Я не сказал, что он пытается облегчить нашу задачу, — сказал Гоулд. — Он знает, что мистер Уитли связался с ФБР, и предполагает, что телефоны юриста прослушиваются. Может быть, убийца боялся, что его узнают по голосу.

Айзек сказал:

— Он мог бы позволить Бет говорить самой.

— Слишком рискованно, — сказал Гоулд. — Она могла бы проговорить слишком долго, оставить след.

— У нас так и так есть след, — сказал Айзек.

— Чего и хотел убийца, — сказала Энди. Гоулд усмехнулся:

— Ага, теперь вы примазываетесь к Айзеку? Поспеваете всюду, Хеннинг.

— Ни к кому я не примазываюсь, трепло. Тот возмущенно отступил:

— Эй, меня попросили о дружеской услуге. И я совсем не хотел огорчать вас.

В комнате было тихо. Энди сказала:

— Простите. Я признаю, что у меня меньше опыта, чем у вас, но я размышляла над этим делом больше всех на свете, возможно, за исключением Гаса Уитли. И мне кажется, я могу кое-что сказать по этому поводу.

— Так говори, Энди.

— Насколько я понимаю, перед нами два вопроса. Во-первых, почему убийца позвонил из телефона-автомата? Ответ: он хотел, чтобы мы нашли тело.

— А почему он хотел этого?

— Если вы посмотрите на карту, то заметите, что следы-улики все время ведут на юг. Сиэтл. Иссакуа. Теперь Орегон. Может быть, он просто пытается увести нас в неправильном направлении.

Виктория кивнула, и это придало Энди энергии. Она продолжала:

— Это приводит ко второму вопросу. Почему он не бросил тело на шоссе, где кто-нибудь быстро бы нашел его? Или почему он не позвонил просто в Службу спасения или в газету и не сказал, где тело? Почему он позвонил Морган Уитли и сыграл мелодию? Я могу предложить только одно объяснение. Убийца хочет, чтобы мы знали, что Бет Уитли принадлежит ему. По-настоящему принадлежит ему.

— Ты имеешь в виду сексуально? — спросил Айзек.

— Я говорю не о плотской связи. Он хочет, чтобы мы знали — он заглянул ей в голову и знает о ней все. Вплоть до тайного кода, который Бет использует для общения с дочерью. Он хочет, чтобы мы поняли — она в его власти.

Агенты молча переглянулись. Однако никто не возразил. Сказанное явно имело смысл. Энди продолжала:

— Это не лихорадочный убийца, стремящийся к самоубийственной шумихе в вечерних новостях. Это серийный убийца, утверждающий свою власть. Он не хочет, чтобы мы поймали его. Наоборот. Он считает, что мы не сможем.

Молчание стало тревожным. Знакомый страх, возникающий в уме полицейских каждый раз, когда убийца считает себя неуловимым, — а вдруг он прав?

— Вопрос, — сказала Виктория, — в том, по-прежнему ли она в его власти?

— То есть? — спросил Гоулд.

— А вдруг лишь память о Бет Уитли подпитывает фантазию этого психопата?

— Или, — закончила Энди, — он держит ее живой? Агентов охватил озноб, словно никто не понимал, что было бы хуже.

31

Гас встретился с частным сыщиком в «Кафе Рене». Несмотря на название, эта дешевая закусочная была не более французской, чем поджаренные в молоке с яйцом гренки или картошка фри, которые в Америке называют французскими.

Сырые стены из неоштукатуренного красного кирпича и подвесная осветительная арматура, выглядевшая так, будто может в любой момент свалиться с потолка. Покоробившийся деревянный пол с протоптанными за годы настоящими тропинками. И все же благодаря отдельным кабинетам и бездонным чашкам кофе у Декстера Брайанта это было любимое место встреч. К тому же здесь никогда не запрещали курить сигары.

Раньше Деке был офицером сиэтлекой полиции и специализировался на похищениях детей и побегах подростков. Как частный сыщик он имел репутацию блестящего специалиста по поиску без вести пропавших людей. При этом на первый взгляд самого детектива можно было принять за пропавшего человека. Он не брился с момента ухода в отставку и снова отрастил «хвост», как у хиппующего подростка, как раньше — до того как «продался» и пошел служить в полицию. Сам себя Брайант, правда, не считал «продавшимся». Он всем сердцем сочувствовал потерянным душам, которых разыскивал.

Они заняли отдельный кабинет, и Гас сообщил детективу последние новости. Деке закурил. Он не просто курил сигару, он любовался ею, проверял клеймо — и при этом внимательно слушал клиента. Когда Гас закончил, Деке медленно глубоко затянулся. Потом заговорил, выпуская изо рта клубы густого серого дыма:

— Нам надо продолжать наступление, пытаясь разработать кое-какие намеки. У вас есть выходы на прессу?

— Конечно.

— Советую использовать их.