Под покровом тьмы - Джеймс Гриппандо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тихо выбрался из шкафа, скользнул по коридору — одетый в черное трико с капюшоном, делающее его невидимым в темноте. Охотничий нож в закрепленных на предплечье ножнах. В одной руке пластиковые наручники. В другой — палка для удушения. Дверь спальни открыта. Он стоял в дверях, напротив эркера в дальней стене. На улице большая, полная луна давала достаточно света, чтобы в комнате залегли тени. На другой стене развешаны фотографии в рамочках. Огромная кровать стояла перед комодом. Опытный взгляд различил мягкий изгиб ее тела под одеялом. Она лежала на правом боку, спиной к нему. Несомненно, спала, но он ждал, пока включится печка, прежде чем подойти. Жужжание вентиляторов заглушит его шаги. Несколько минут он стоял неподвижно, наблюдая за ней, ни разу не шевельнув ни единым мускулом. Наконец печка заработала. Потоки теплого воздуха хлынули из вентиляционных отверстий. Зашевелились тюлевые занавески на окне. Это было сигналом к началу. Он прикрепил пластиковые наручники к поясу. Продел руку в петлю на палке для удушения и закинул ее на правое плечо. Обе руки свободны. Он сделал четыре шага — прямо к краю кровати. Теперь до нее можно достать рукой.
Ее сонного лица почти не было видно из-под одеяла, но он точно знал, как она выглядит. Он знал о ней все. Она отвечала всем существенным требованиям. Каштановые волосы, карие глаза, старше тридцати. Очень подходящий вариант, учитывая сжатые временные рамки.
Он сделал глубокий бесшумный вздох — и одним плавным движением дал волю ярости. Схватил ее за бедро и плечо и резко дернул назад, изгибая ее позвоночник о колено с такой силой, что седьмой позвонок треснул. Стащил на пол, положил на живот. Ее руки и ноги дергались, когда он сел на нее верхом: почти двести фунтов мускулов рухнули ей на почки. Он вытянул руки и одновременно хлопнул ее по ушам сложенными чашечками ладонями. Это оглушило ее, дав ему время застегнуть на заведенных за спину запястьях пластиковые наручники. Резко вздернув, он усадил ее на край кровати. Она пронзительно вскрикнула. Палка для удушения резко опустилась через голову, заставив замолчать. Это было простое, но смертоносное приспособление: двухфутовая петля нейлоновой веревки, приделанная обоими концами к восьмидюймовой деревянной рукоятке. Ее можно было крутить одной рукой, сдавливая горло жертве, при этом другая рука оставалась свободной. Он встал рядом с женщиной на колени, стягивая веревку на шее. Прилив крови к мозгу прекратился. С каждым бездыханным мгновением она слабела. Свободной рукой он поддерживал ее за талию, под грудной клеткой, почти по методу Хеймлиша[8]. Пока она жива, он не даст ей упасть. Она сидела лицом к зеркалу. Он был прямо у нее за спиной и тоже лицом к зеркалу, хотя узнать его под лыжной маской было невозможно. Света хватало, чтобы отражения были видны. Зеркало было необходимо при каждом нападении.
Только так жертва могла видеть, как ее душат.
Ее ноги дернулись, тело напряглось, пытаясь сопротивляться. Тщетность ее усилий только увеличивала его возбуждение, подчеркивая полный контроль. Эта боролась почти полчаса. Сражение, однако, шло на его условиях. Каждые несколько минут он поворачивал правую руку, затягивая петлю. Она стонала и корчилась, потом медленно теряла сознание. А потом — строго в нужный момент — он отпускал. Петля на конце палки для удушения ослабевала. Ее лебединая шея переставала походить на песочные часы. Снова открывался доступ воздуха. Кровоснабжение мозга возобновлялось. Пурпурное кольцо синяков на шее раздувалось, затем начинало пульсировать. Полумертвое тело постепенно возвращалось к жизни. И снова и снова дарило ему наслаждение. Пока три раза.
И теперь она приходила в себя — еще раз.
Она слегка закашлялась. Снова собирается с силами. Он чувствовал изменения в ее шее и плечах. Она больше не была мертвым грузом. Это было беспрецедентно — четыре раза. Туда, сюда и снова обратно. Либо она замечательный боец, либо он становится лучше. Скорее всего последнее. Он уже лучший. Он знал, как далеко можно зайти, как крепко сдавливать, как долго держать. На это ушли годы тренировок — в основном на мускулах собственной шеи. Все эти дни, проведенные подростком в гараже, когда он стоял на лестнице, а затем висел на самодельном вороте. Тренировка — путь к совершенству. Он знал, каково быть на другом конце. Веревка научила его. Что важнее, он знал путь назад. И мог показать путь другим. Мог привести кого-нибудь назад. Или не привести.
Ее лицо покраснело и опухло. Из прокушенных губ и языка сочилась кровь. Она открыла глаза, их взгляды встретились в зеркале. Ее глаза — остекленевшие и налитые кровью. Его — темные, узкие щели. Он быстро крутанул палку, сильнее, чем в прошлый раз, дальше, чем раньше. Петля затянулась, смяв гортань. Ее тело напряглось, потом быстро обмякло. Она уже не боролась. Борьба была окончена.
Эта назад не вернется.
Он ослабил натяжение веревки, пристально вглядываясь в лицо, которое больше ничего не выражало. Короткое возбуждение ослабело, потом превратилось в разочарование. Гнев должен был бы утихнуть, но он только усилился. Так близко, лицом к лицу с жертвой, когда волна убийственного возбуждения схлынула, его ошибка стала явной.
Женщина не была достаточно похожа на Бет Уитли.
ЧАСТЬ III
27
Пробежку в понедельник утром Энди закончила в рекордное время. Кажется, даже облака расступились, когда она пересекла воображаемую финишную черту перед домом. После трех миль со спринтерским рывком в конце Энди взмокла, ноги подкашивались Телефон зазвенел, как раз когда она подошла к задней двери. Не успев перевести дыхание, Энди бросилась на кухню и схватила трубку. Гас.
— Доб-рое ут-ро. — Каждый слог был разделен прерывистым вздохом.
— Я оторвал вас от… чего-то?
— Нет-нет… дело не в этом. — Энди сообразила, что прерывистое дыхание очень напоминает недавний оргазм.
— Я лучше перезвоню позже.
— Все в полном порядке. — Она сделала еще несколько вздохов. — Я просто бегала.
— О! — В его голосе прозвучало облегчение.
Энди вытащила заколку, распустив стянутые узлом волосы.
— Что случилось?
— Очень не хочется беспокоить вас так рано, но я все выходные думал, что надо бы поговорить об одной вещи. С вашей психологической подготовкой и тому подобным, я считаю, вы могли бы помочь.
— Конечно. С удовольствием.
— Это касается Бет. Похоже, у нее были какие-то неприятности. Я имею в виду, еще до того, как она исчезла.
Энди мгновенно собралась. Выслушала историю Уитли о булимии и кражах в магазинах, присев на стул у кухонного стола. Один раз встала, чтобы схватить закрепленный на магните блокнот с двери холодильника, и, зажав трубку щекой, нацарапала пару строк. Подробный рассказ занял несколько минут. Сама Энди помалкивала, только время от времени вставляя «угу» и «ясно». Однако пока Гас говорил, она размышляла: говорить ли ему по телефону, что эти подробности тем более указывают на Бет как на возможную жертву? Наконец Уитли закончил.
Немного помедлив, Энди спросила:
— Вы не возражаете, если я загляну к вам сегодня утром?
— По-моему, это было бы замечательно. У вас есть какая-то идея?
Энди спохватилась, не желая использовать термин «виктимология» в беседе с человеком, который, возможно, не готов отнести свою жену к категории жертв.
— Скорее всего мне было бы полезно посмотреть, где жила Бет, как она жила. Может быть, даже смотреть на вещи, которые, как вы считаете, она украла. Потом мы сможем поговорить дальше.
— Звучит вполне разумно.
— Я смогу подъехать где-то через час.
— Прекрасно. До встречи.
Дом Уитли производил еще более сильное впечатление, чем ожидала Энди. Кирпичный особняк в тюдоровском стиле стоял в стороне от улицы, скрытый за восьмифутовой живой изгородью, за которой прятались внушительная каменная ограда и декоративные железные ворота. Извилистая подъездная дорожка полого поднималась к дому. Особняк стоял на самой высокой точке заросшего густым лесом участка, возвышающегося над деревьями соседей, откуда открывался вид на Пыоджет-Саунд.
Энди припарковалась под портиком и позвонила в дверь. Открыл Гас. Он казался утомленным, словно почти не спал ночью.
— Входите, — сказал Гас, впуская ее. Закрылись двойные двери. Энди стояла под хрустальной люстрой в холле, откуда следовал вход в эффектно выглядевшую гостиную. Сводчатый потолок с крутыми линиями все в том же тюдоровском стиле. Дубовый пол, инкрустированный по краям тиком и розовым деревом. Огромный каменный камин во всю стену. На другой стене висели красивые картины. Мебель дорогого европейского дизайна, какой Энди только любовалась в витринах. В центре шелковый восточный ковер такого размера, что хватило бы на весь ее дом.
— Очень мило, — сказала Энди, когда Гас помогал ей снять пальто.
— Уютно.
«Н-да. Моя „субару“ тоже уютная»…