"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

Заставил Беляна попятиться и встал так, чтобы его хорошо было видно со стены, а не только из бойниц. Задрал голову и тут же накоротко глянул перед собою: дружинники сгрудились вокруг митрополита и келейника, прикрываясь от бойниц щитами. Отпустил повода, поднял забрало, совсем снял шелом с головы. Весенний ветерок принялся приятно холодить кожу под мокрыми волосами.

– Эй! Старейшина, давай поговорим! Ты видишь меня? – прокричал.

– Ну?

– Ты разве меня не узнал? Я Хотен, бывый киевский емец, а теперь мечник великого князя Изяслава. А ты кто будешь? Киевлянин?

– Ну.

– Как кличут тебя, боярин?

– Сновидом. Ну, Сновидом Сигурдовичем.

– Слыхал про тебя! Идет слава Киевом! – восхитился Хотен, и слыхом не слыхавший ни про какого старейшину сторожей Сновида.

Тут свистнула внизу первая стрела, тупо стукнула о железо. Потом вторая, на нее отозвался густой мат. Кто же ранен? За спиной вскрики и возня: мирный народ прячется, видать, под возы. Хотен набрал в грудь воздуху.

– Сновид! Кончай стрельбу! Я тебе добра желаю! Если ранишь или убьешь кого из нашей дружины, князь Изяслав окоротит тебя на голову, а стрельцов повесит на ваших же воротах.

– Ну!

– Великий князь идет из Белгорода. Белгород наш! Ты же сам видел, как Борис Юрьевич пробежал, спасаясь от полона, через твои ворота.

– Великий князь мой Юрий Владимирович, и он на Красном дворе отдыхает.

– Ты увидишь, что он уже сбежал прямо оттуда, в Киев не заезжая!

– Ну?

Теперь стрела просвистела, успев пролететь мимо Хотенова уха. Белян, заржав возмущенно, отпрыгнул в сторону, и шлем брякнулся с луки седла и покатил, позванивая, по вытоптанной траве.

– Эй, Сновиде! Посмотри на дорогу за Предславином. Войско Изяславово, небось, уже там. Венгерские волы в броне волокут немецкий железный таран, он мигом разнесет створ твоих ворот, если не подчинишься великому князю.

Хмырь подскакал. Свесившись с седла, поднял шлем и отдал хозяину.

– Эй, Сновиде!

– Ну?

– Кончай со стрельбой! Пожалей свою жизнь!

– Се Михно-суздалец спустился стрелять, боярин.

– Так образумь паршивца! А затвор немедля подними!

Подумав, Хотен надел шлем. Несколько тягостных мгновений – и в башне снова затопали, а затвор с противным скрежетом начал подниматься. Хотен испытал горячее желание покинуть седло и ползком протиснуться в щель, как только это станет возможным. Впрочем, и все остальные проскочили под створом раньше, чем он поднялся на полную высоту, так что Хотену пришлось только наклонить голову. И только проскакав через проезд, перестал он ожидать стрелы в спину… И в голове снова прояснилось.

– Радко! Ты б остался на воротах, присмотрел бы, чтобы больше никаких…

– Да! Я и сам хотел… Соломина, Стечка, Белуга, Чекан – спешиться и со мной! Федько – коновод, заодно и руку себе перевяжешь.

Отец Клим вдруг хихикнул:

– Дивно, братие, а ведь я дитенком мечтал, что дружинником стану. И когда в ночное отцовых коней гнал, все воображал, что в поход на половцев… О Боже, но разве возможно о сем мечтать?

Тут Радко, уже открывший было дверь башни, чтобы подняться по лестнице наверх, возвратился, взял под уздцы захрапевшего коня отца митрополита, уставился в его переносицу тяжелым взглядом.

– У каждого своя доля, господине отче. Мы в грязи копаемся, а ты в высокой мудрости витаешь. Видишь сам, мы свою работу сделали, и теперь тебя Хотен в твою Софию в мгновение ока домчит. Вот только за то, что мы тебя в Киев доставили, Федько заплатил своей кровью, а могли и мы все головы положить. Так не подведи и ты нас! Черта нам в твоих детских мечтах! Забудь, что ты книжник и мямля церковная. Покажи себя настоящим хозяином церкви, положи на них, софийских твоих изменников, свой господский гнев! Федько, отстегни отцу митрополиту свой меч. Ладно, я тебе помогу. Здоровую руку-то подними.

Изумленно взирая на обнаженный меч в своей руке, прошептал отец Клим:

– Да, сказано и сие: «Не мир я вам принес, но меч»…

Хотен нетерпеливо хлопнул его коня по крупу:

– Помчали! Меч только из руки не выпусти! Радко прав, старый он хитрец! Что ж только под Золотыми воротами молчал? Я постараюсь тебе помочь, отче.

– И я без подмоги не оставлю, – мрачно пообещал келейник.

Уж если от Владимира до Киева одним духом проскакали, что для них, молодцов-хоробров, две короткие улицы? Перед въездной в Софийский двор не то башней, не то часовней (далеко уродине до Золотых ворот!) Хотен пропустил копейщиков вперед, и они дружно разнесли на доски ее створки. Вот и знакомый двор, а вот и митрополичьи палаты, где четыре года назад познакомился он с отцом митрополитом. Тут мало что изменилось… Спешились!

– Мужи, снимите господина отца с коня, поставьте на крыльцо! Сахно, найди звонарей и тащи в митрополичью горницу!

Мелькнули простые полотняные, пестрые от дорожной грязи портки, поддетые отцом Климом под рясу, а мечом он чуть не выколол Хмырю глаз. Выскочил им навстречу некто в камилавке и рясе, завякал непонятное. Хотен, не останавливаясь, сбил его с ног кулаком в железной рукавице. Отец Клим чуть не выронил меч.

– Перенесите отца Клима через сию падаль!

А вот внутри многое изменилось. Хотен не узнал той просторной кельи, где впервые говорил с митрополитом, подумал было, что ошибся дверью. Нет, та самая. Вот только вместо книг на столе – парчовая скатерть, на ней множество серебряной и золотой посуды, стены в коврах, и под ногами мягко… Ага, тоже ковры. Где ж епископ? Неужели успел удрать? Хотен обежал стол и увидел толстые пятки, торчащие из-под скатерти. Опрокинул стол, хотел было взять за шиворот обнаружившегося под ним толстяка в красной шелковой рясе, да решил, что не сдюжит поднять такую тяжесть. Поэтому пнул что было сил сапогом толстяка в копчик и уложил-таки на ковер перед отцом Климом.

– Сей боров и есть твой местоблюститель, господине отче?

– Ох, отче Евфимие, успел ты, однако, тут нагрешить, – заметил митрополит, покачивая головою, а заодно и мечом. Толстяк отшатнулся. – О тебе такое говорят, что и повторять сором…

– Ключаря своего привез ли из Переяславля? Отвечай, боров! – и снова пнул Хотен епископа носком сапога в зад.

– Здесь Онцифор. Митрополичью ризницу бережет. А тебе анафема в сей век и в будущий, злодей!

– Отче митрополите, соборный ключарь у него ведомый вор. А каков слуга, таков и хозяин. Обоих можешь сразу на цепь сажать. Хмырь, одна нога здесь, другая там! Найди и притащи сюда ключаря Онцифора. Бить можешь, только не искалечь… Эх, жаль, что нельзя Хоря из могилы поднять!

Митрополит коротко поднял на Хотена смеющиеся глаза, тут же грозно глянул на епископа и стукнул его по голове плашмя мечом:

– Судить тебя, Евфимий, буду потом. А сейчас облачайся, бери крест – будем великого князя Изяслава торжественно встречать! Сбежать же не надейся – мужи сии за тобой присмотрят.

– Присмотрим, присмотрим, – подтвердил Хотен и насторожился, услыхав топот в сенях. Тревога была напрасной: Сахно, отрок из дружины Радко, втолкнул в горницу трех мужиков в рясах из крашенины:

– А вот звонари!

Обветренные лица звонарей, насупленные и злые, вдруг разгладились, а в глазах засияла неподдельная радость.

– Ты ли предо мною, добрый наш отец Клим? – вопросил самый из них красноречивый. – Тут без тебя такой грабеж живет…

– Я, кто ж еще, детушки! Не бес же в моем облике! – расплылся в улыбке митрополит и замахал перед собою мечом. – Я с этими храбрыми мужами въехал в Киев первым, впереди великого князя нашего Изяслава Мстиславовича! Бейте, детушки, в набат, сзывайте народ православный, а потом творите благовест, как пойдем со кресты освободителя нашего встречать! Не мне вас учить.

– Сделаем, святый отче!

– А ученика пошлите, не в службу, а в дружбу, за протопопом софийским отцом Ионою, пусть собирает весь клир, облачает…

– Дак ведь Иона и все наши попы и дьяконы в темнице сидят, муку для поварни мелют!