"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

– Развяжи Потвору и гони ее в шею! – Хотен распорядился, а сам подошел к Корыте, недвижному под обломками стола. Жив ли?

Прислушался: купец начинает уже помыкивать, следственно, жив остался. Обошлось пока без смертоубийства, слава богу! На радостях Хотен от всей души приложился носком сапога, метя в толстый живот.

– Счастливо оставаться в дому своем богатом, дорогой тестюшка!

Глава 17

Между битвами

– Вот что донесли наши доброхоты, – посмеиваясь, поведал князь Изяслав Хотену, уединившись с ним в горнице, – о разносе, устроенном возле Мичска Володимиркой Галицким Андрею Юрьевичу и его сыну Владимиру. Особой смелости, чтобы сию, гм, беседу подслушать, не требовалось, потому что Володимирка орал так, что и за стенами Мичска было слышно. И вот что он, Галичанин, вопил: «Ничего не скажешь, здорово княжит сват мой Юрий! Если рать на него от самого Владимира идет, как мог он о том не прознать? А ты, его сын, сидишь в Пересопнице, а второй в Белгороде, и как было не остеречь от сего войска? Если так Юрий княжит, то справляйтесь сами, а я возвращаюсь в Галич». И прогнал обоих к Юрию. Что скажешь, боярин?

– А то я скажу, – заявил Хотен, отпив предварительно из серебряного кубка, – что князь Володимирка Галицкий не суздальских князей ругает, а тебя хвалит, великий княже. Ты еще раз доказал всему свету, что лучше тебя нет воина на Руси, а может быть, и на всем земном круге.

– Не стану скромничать, я доволен собою. И когда отец митрополит Клим, подкрепив свои силы добрым глотком вина, называет меня великим стратегосом, я в душе соглашаюсь. Он ведь не льстец, наш мудрейший отец Клим, только иногда преувеличивает. Итак, отбрасываю слово «великий», а на то, что я и вправду стратегос, должен согласиться.

– Извини мне мое невежество, великий княже, но что такое стратегос?

– Стратегос по-гречески то же, что по-русски «умелый полководец», и сказать так обо мне будет справедливо. А великих стратегосов было немного. Я припомню сейчас разве что Александра Македонского, а у нас – блаженного предка моего Святослава Игоревича. Добрый был воин Святослав, вот только его прославленное «Иду на вы!» давно устарело. Налей-ка нам еще вина, боярин. Нам надо успеть отдохнуть, пока враги дают передышку.

Возясь с кувшином и кубками, подумал Хотен, что великий князь вызвал его для беседы наедине, удалив из горницы даже своего чашника, вовсе не затем, чтобы рассказывать об Александре Македонском. Однако, как ни скребут на душе кошки, беседу следует поддерживать.

– Любопытно, великий княже, где бы мы сейчас разговаривали, если бы ты послал князю Юрию грамоту «Иду на вы!»?

– Конечно же, я молодец, что не испугался большого войска Володимирки, повисшего у нас на плечах, а ударил на Белгород и Киев. Однако сие было бы невозможно, если бы ты не обезвредил лазутчиков Юрия, а наше войско, заняв единственную прямую дорогу на Киев, не перекрыло гонцам Володимирки и Андрея всякую возможность предупредить Юрия о нашем на него походе. Смешно и горько мне сие, мечник, однако мы использовали давнюю беду Руси, в коей испокон веков царствует бездорожье. Если бы мы шли так по земле франков, гонцы, загубив по несколько скакунов, обогнали бы наше войско по объездным путям. Они там ездят дорогами, вымощенными камнем еще древними римлянами во времена великого Цезаря, а через реки у них переброшены каменные мосты! Уже тысячу лет те мосты простояли и еще столько же простоят, представляешь? Хороша была и стратегема с ложными кострами…

– Стратегема?

– Так по-гречески называется воинская хитрость. Я, знаешь ли, попросил отца Клима, чтобы выписал из своих книг и дописал, чего сам припомнит, про все книжные стратегемы. А как соберемся с боярами думать, чтобы прочел. Зачем тужиться, придумывая воинские хитрости, если добрые люди за нас уже поработали головами? Кстати, Петро трудится сейчас, записывает в свою летопись повесть о нашем походе. А вот о тебе ему приказал не писать… Отчего ж не спрашиваешь, почему?

– Зачем спрашивать? И так знаю, что недостоин таковой чести.

– Просто о тайных делах мы молчим, ведь правда? И тем более нельзя о них писать, что можно невольно предупредить о новых наших придумках противника и даже подсказать ему, как их использовать против нас. А тебя я еще награжу, мечник. Может быть, прямо сейчас. Ибо вижу, что грустен и добрым шуткам смеешься через силу. Поведай же, что случилось.

И Хотен, как отцу родному (а разве великий князь не отцом пребывает всем своим подданным на Русской земле?), рассказал о своей беде.

Князь не раздумывал долго. Стукнув по столу кулаком с такой силой, что чуть вино из кубков не расплескалось, он приказал:

– Прелюбодейку и ее дружка приказываю расстрелять на воротах, выблядка поработить! С горничной и тестем разобраться и твоей власти мечника хватит. Нельзя такую наглость спускать мужней жене, тем более купеческой дочери! Когда от родича моего Владимира Давидовича сбежала жена, известная тебе добре Звенислава Всеволодовна (что ж не подкручиваешь ус? Не узнаю своего мечника!), и он не захотел или не сумел отомстить, а после, желая взять Башкорда в союзники, признал его отчимом своего сына от распутницы… В общем, наши сплетники не один ушат грязи на бедного вылили. А как избавишься от злой жены, я тебя женю на боярышне. Тогда уж мои бояре перестанут, наконец, на тебя коситься. Вот только как ты доберешься до обидчиков, если они во Владимире, что на Клязьме? Если бы не война с ним, я попросил бы стрыя своего Юрия выдать их как преступников или поменять на его пленных бояр, какие поплоше… Вот только на Суздальщину для того только, чтобы тебе угодить, я не пойду, нет!

И великий князь погрозил пальцем своему мечнику. Хотен через силу улыбнулся – и вдруг хлопнул себя по лбу:

– Не думай, что тщусь польстить тебе, великий княже, но в беседе с тобою или с отцом Климом и моя голова вроде как светлеет… Ведь милостиво упомянутая тобой поимка Юрьевых лазутчиков до конца не доведена. Второй приказчик, посланный Саидом в Киев к Юрию, на Волынь во Владимир до нашего похода так и вернулся. Позволь мне обыскать киевскую лавку и дом Саида, схватить того лазутчика, если там прячется, засадить его в поруб, а под его именем отправить на Суздальщину моего персианина-холопа, голову которого я в свое время выкупил у Башкорда. Он в торговых делах Саида не собьется, потому что у него служил подручным. Кстати и ведомости о том, что в тылу князя Юрия творится, привезет.

– Так пусть и едет под своим именем! Не надо усложнять лазутчику задачу, когда можно и попроще. Но ты пока возьми людей у Чудина, уже бывших в том деле, и пусть последят за владениями Саида, пока ты не вернешься. Я ведь решил отправить тебя в посольство, для чего и вызвал. Не бойся, недалеко поедешь, в Вышгород. Но прежде я хотел поговорить о самом тайном нашем с тобою деле – вспомнил, о каком? Мне куны нужны сейчас, как никогда, однако ехать в указанное место, пока Юрий не выступил на нас в поход, весьма опасно. Вы с Радко воины, вам к опасности не привыкать, а вот опасно для того добытка вашего, что назад повезете, – могут вороги отбить. Поэтому будьте готовы к тайной поездке, держите при себе пустые возы, лопаты, чтобы в любой момент могли отправиться, и в походе тоже, но поскачете только тогда, когда я скажу. Сие понятно?

– Понятно, великий княже, – кивнул головой Хотен и даже испугался: передряги и переживания последней недели выбили у него из головы мысли о кладе Мономаха и даже о возможности сказочно обогатиться, получив свою долю. Или это от недосыпа? Ночи он теперь проводил с Радко за медом, но заснуть удавалось только на рассвете, и то на какие-то полчаса.

– …напрасно мы расхвастались. Конечно, всем нам очень приятно, что за победу заплачено не смертями, а малой кровью и жестокой усталостью. Раненые стрельцы, слава богу, выздоравливают, коней сейчас кормят вволю и выхаживают от заработанных в походе недугов. Венграм придется давать большие подарки – а за что, спрашивается? За трехдневный скорый поход, да еще за скачки на Ярославом дворище! Какая же сие победа, если противник сохранил все свои силы, не считая бояр, захваченных в Киеве? Вон Володимирка, отступая в свой Галич, ограбил те города на большой западной дороге, которые открывали перед нами ворота. В том же Мичске горожанам пришлось серьги вынимать из ушей, чтобы набрать потребованную им меру серебра. Если бы мы его разбили, те же горожане ловили бы и грабили бегущих порознь галицких дружинников.