"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

Подтянулись князья и бояре, подъехал и второй венгерский воевода, начали думать. Великий князь предложил немедленно, пока не подошли к Володимирке главные силы, ударить на него. Князья возражали: неизвестно, как у противника дела обстоят теперь, и в любом случае через лес наступать неудобно. Петр Бориславович напомнил, что вроде решили быстро идти на Киев, чтобы застать Юрия врасплох.

– Ладно, не ударим сейчас наудалую, но все равно придется биться с Володимиркой! – начал сердиться Изяслав. – Вы будто не понимаете, что двигаться, как раньше, просто невозможно теперь! Ведь Володимирко догнал нас, и теперь нам опасно подставлять ему спину.

– Но мы потеряем внезапность, – заикнулся было Петр Бориславович.

– Мы по-прежнему перекрываем дорогу на Киев, Петро, а если Володимирка, от которого мы теперь вроде как убегаем, улучит время и разгонит нас по лесам, твоя внезапность, сам знаешь, до какого места нам будет!

– Быть может, отъедем подалее в лес, княже? – спокойно спросил Чудин. – Тут воняет, да и стрелы стали чаще залетать.

– Отъедем, боярин. Вот закончим думу, и все вместе отъедем. Я решил дать бой. Биться необходимо, но не здесь же, в лесу! Становимся табором на поле, за Святославовой криницей, укрепляемся. Стоянка нам все равно была необходима, кони и люди измучены. Как только расположим войско, ты, Чудин, отводишь стрелков от Уши. Пусть Володимирка переправляется. По крайней мере, будет у меня на глазах. А утром нам с ним как Бог даст. Поехали!

За спиной просвистела стрела, обиженно заржал конь. Хотен тронул коленями Беляна и выехал вровень с князем Изяславом.

– Дозволь мне, великий княже, слово молвить.

– Отчего ж не на думе? – отрывисто спросил Изяслав. – Или опять тайны какие?

– Да нет, сие не для совета… Мне пришло в голову, что полезно было бы пригласить в думу и отца митрополита.

– Не для его ушей, не для его очей… Вон чего палатинус Бела учинил! Они, венгры, хотя и христиане-латынники, да недавние – дикость степная в них бродит. Нет.

– Я почему, великий княже? Отец митрополит на походе сперва куксился, а затем повеселел и всякие диковинки про войну из книг принялся рассказывать, особенно про военные хитрости.

– А ты сам смотри. Буде чего полезного услышишь, перескажи мне.

К сумеркам устройство табора было завершено, на всем огромном поле запылали костры, а когда напоили коней, в Святославовой кринице остался только мокрый песок. Хотен лежал на лапнике, набросанном у возка отца митрополита, однако не мог заснуть. Он встал и огляделся. На западе, над тем лесом, из которого они ушли, догорала полоска заката, а ниже просвечивали сквозь стволы деревьев россыпи красных огней. Это были костры, разложенные галичанами. Однако если я вижу их костры, то и бояре Володимирки видят, как горят наши… Что-то об этом рассказывал отец митрополит, мирно похрапывающий сейчас на возке под попоной.

Вот! Хотен покрутил головой, прогоняя сонную одурь, и принялся пешком, обходя костры и спящих дружинников, пробираться к шатру великого князя. Внутри шатер тонкого шелка еле светился: князь не спал. Действительно, он вышел на шум, когда охрана отказалась впустить Хотена.

– Вот ведь неугомонный! – отметил он, не рассердившись. – Ладно уж, заходи.

– Я бы хотел показать именно отсюда, великий княже, вон те костры галицкого воинства.

– И что ж?

– Они тоже видят наши огни и уверены поэтому, что мы на месте и утром от них никуда не денемся. А если оставить гореть костры, подложив в них побольше хвороста, а войско увести? Митрополит Клим рассказывал байку, как какие-то древние сумели оторваться от скифов, пустив в ход именно такую хитрость.

Князь Изяслав воздел руки к темным небесам, широкие рукава опустились, и Хотен удивился худобе рук великого князя.

– Мой Боже! И я ведь слышал сию байку! А я как раз мучился, раздумывая, как бы избежать завтрашней битвы! Это ведь не то, Хотен, что я предлагал вчера, когда была вероятность застать Володимирку врасплох, с малыми силами. Теперь он пришел в силе тяжкой и вынуждает меня биться – а я сего сильно не жалую, когда мне навязывают битву! Сторожа! Ко мне!

Со всех сторон раздался топот, звон железа.

– Старшего ко мне!

– Здесь!

– Симко, ты? Прикажи своим снять доспехи и тихо, как только возможно, разошли их за всеми князьями, боярами и воеводами! И чтобы те тоже прибыли тихо! Сам же беги к Томилке, старейшине лучников, кои отстреливались вчера на Уши, прикажи ему моим именем, чтобы они тайно залегли сразу за последними перед лесом нашими кострами и били стрелами каждого, кто из табора нашего направится к лесу. Князь будет – бей князя, боярин – боярина, иноземец – иноземца. Коней пусть оставят в таборе с коноводом, а за час до света пусть скачут в Мическ. Быстро!

– А тебя, великий княже, кто сторожить будет?

– Есть тут, Симко, кому меня посторожить, – и князь дружески положил невесомую свою руку на плечо Хотена.

– А я мнил, бежа, что хватать его прикажешь, – испортил Симко Хотену удовольствие от княжеской похвалы.

– Бегом!

Вскоре у шатра зачернели новые тени – появились первые бояре, за ними и князья. Изяслав не пригласил никого в шатер, никого не выделил. Только показал, чтобы теснее его окружили:

– Господа братия моя, племянники, воеводы, бояре! Сие не дума собрана, я решение уже принял, а ваше дело выполнить, чтобы наша хитрость удалась. Приказ мой: в костры добавить дров, тихо собраться и уходить на Мическ. Оси у возов смазать, дегтя не жалея, чтобы не скрипели. Кто ближе к дороге, уходит первым, едете шагом, пока костры наши не скроются с глаз, а там уж выжимайте из коней, что сможете. Всем понятно?

– Правильно, княже! – подал голос Петр Бориславович.

– Люди устали, кашу варят… – это уже Чудин.

– Сие не дума! Мною, бояре, уже придумано и приказано! – гаркнул великий князь и уже мягче: – Владимир, брат, разъясни твоим венгерским друзьям, что нужно сделать.

Из последних уже сил, а если точнее, так на одной голодной злости, доскакало войско Изяславово до Мическа. Тут к нему присоединилось местное ополчение, о котором, как оказалось, Изяслав договорился в своей тайной поездке по становищам черных клобуков. В Тетереве кони немного отдохнули, пока дружины обедали. Потом помчались дальше по большой дороге, на Здвижень. Под малым сим городом Изяслав позволил войску передохнуть до вечера, а сам созвал думу.

Пока дума собиралась, войско догнали стрельцы, оставленные в таборе у Святославовой криницы. С собою они привезли труп, замотанный в дерюгу; из куля торчали босые красные ступни. Старший стрельцов, Томилка, спешился и, еле держась на ногах, вошел в шатер великого князя. Потом выглянул из шатра, поискал по толпе бояр глазами и поманил Хотена.

– Пожди мало – тут подарочек для тебя, – процедил князь Изяслав.

Томилка и еще один стрелок втащили куль в шатер. Рядовой стрелок вышел, а Томилка ловко развернул дерюгу. На лапнике, синей щекою придавив дорогой княжеский ковер, лежал в кровавой рубашке мечник Сума Мечиславович.

– Он, значит, босой и пеший к галичанам перебегал? – ядовито осведомился князь.

– Да вот, поделили уже мы с ребятами барахлишко, – опустил глаза Томилка. – Прости, великий княже, если исторопились.

– Чего-нибудь поведал перед смертью?

– Стрела пробила сердце, я ведь сам стрелял. А ночью ведь стрелял! Когда подбежал, уже кончился Сума.

– На какой руке была у него повязка? – встрял Хотен.

– На шуйце, – Томилка ответил сразу и добавил: – Я еще удивился.

– Все, что на изменнике и у него было, отдать вот ему, моему новому мечнику, боярину Хотену Незамайковичу, и коней тоже, – и князь подмигнул Хотену. – Он разыскивать измену будет. А станет спрашивать тебя или кого из стрелков твоих, отвечать на любой вопрос. Забери отсюда сию падаль и повесь на ближайшей осине.

Томилка ухватил мертвеца за голую ногу и вытащил из шатра. Изяслав присел на раскладной ременчатый стул и указал глазами Хотену на второй.