Лучший правитель Украины. О том, как Румянцев сделал Малороссию богатой и счастливой - Сергей Александрович Алдонин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что мы помним о Семилетней войне сегодня? Гордимся первыми триумфами русской армии в Западной Европе, да ещё и в столкновении с лучшей в мире прусской военной машиной. Вспоминаем о том, что впервые русские казаки триумфально процокали по берлинской мостовой именно в ту войну. Не забыли и о том, что в той войне ярко проявил себя Румянцев. Сетуем вослед за Ломоносовым на пруссачество Петра Третьего, который пустил по ветру все завоевания той войны. Никаких серьёзных политических уроков из Семилетней войны мы не вынесли, а напрасно.
При Екатерине Румянцев не раз окажется триумфатором. Его громкие победы над османами перекроют трубную славу Семилетней войны. Фельдмаршальский жезл, почётный титул Задунайского, россыпь орденов, бриллиантов, наградных имений. А всё-таки ничто в полководческой биографии Румянцева не сравнится с победами над Фридрихом и прусской армией; с блистательной Кольбергской операцией. Там Пётр Александрович показал себя военным академиком, превзошёл лучших из лучших. Видимо, такое бывает лишь раз в жизни — несколько кампаний Семилетней войны, о которых при Екатерине вспоминали нечасто. Но граф-то знал цену тем победам. Помнил, как бежали с поля боя прусские гусары, спасая своего короля, обезумевшего от поражений.
Глава третья
Правитель Малороссии
Переворот
Этот день современники воспринимали как революционный. 28 июня 1762 года. Екатерине Алексеевне и братьям Орловым удалось привлечь к заговору цвет гвардии, а также таких ушлых политиков, как Никита Панин, Кирилл Разумовский и даже И. И. Шувалов. В канун Петрова дня гвардия открыто выступила против императора — и Пётр Фёдорович не внял совету Миниха отправиться в Восточную Пруссию и опереться на проверенную в боях армию.
В Ораниенбауме император подписал отречение от престола, а вскоре при тёмных обстоятельствах скончался. Румянцев тем временем с армией продвигался к Штеттину — за фельдмаршальским жезлом, не иначе.
В Манифесте Екатерины о вступлении на престол (его составил Г. Н. Теплов) указывались причины отстранения Петра III: неуважение к православной церкви, подписание невыгодного мира с Пруссией. Ситуация образовалась противоречивая до крайнего предела: после отречения Петра логичным было бы ожидать воцарения Павла Петровича (ему шёл восьмой год) при регентстве матери. Но Екатерину в день переворота в Казанском соборе провозгласили самодержицей — и всё шло к венчанию на царство, которое и состоится 22 сентября, как положено, в московском Успенском соборе.
Румянцев не спешил присягать Екатерине после первых известий о перевороте. Есть тёмные сведения о том, что он позволил себе даже резкие отзывы о новой императрице. Не присягала, разумеется, и его армия — и такое промедление пугало новых хозяев достроенного Зимнего дворца. Только получив точные сведения о смерти (гибели!) Петра Третьего, Румянцев присягнул новой императрице. Что это — демонстрация независимости? «Как Миних, верен оставался паденью Третьего Петра»… Возможно, Румянцев считал недостойным слишком борзо перебегать из-под знамён императора под флаги заговорщиков? Царь-голштинец доверял ему, а честь и самолюбие — не последние понятия для Румянцева. Но есть и другая причина, не забудем: перед нами — политик. Он не знал, насколько прочна власть Екатерины, и помнил о череде дворцовых переворотов в доелизаветинские времена. Присягнул, когда власть Екатерины не вызывала сомнений. Эта заминка стоила Румянцеву доверия императрицы, зато наследник, а в будущем — император Павел Петрович, узнав через несколько лет о почтительности Румянцева по отношению к Петру III, проникнется доверием к полководцу.
Пётр Александрович всё ещё пребывал при армии далеко на Западе, а Никита Панин уже замышлял широкую коалицию — так называемый «Северный аккорд». Пруссии отводилась в ней роль важного союзника России. Панин намеревался сыграть на британской щедрости и британском же честолюбии. После петровского переворота в финале Семилетней войны Франция и Австрия относились к России без доверия. Панин рассчитывал, что британцы, в пику Франции и Вене, финансово и политически поддержат союз России, Пруссии, Польши, Швеции. Главной удачей Панина станет разрыв намечавшегося союза Франции и Швеции. Скандинавы должны были стать союзниками России.
Русские генералы быстро привыкли играть судьбами европейских монархий. В первые годы правления Екатерины эта тенденция прервётся, да и вообще в политике премудрой Фелицы почти не уделялось места авантюризму. Османская империя, Крымское ханство, Польша, Швеция — вот зона непосредственных интересов России в то время. И — никакой Пруссии, никакой Дании. Но, сосредоточившись, Россия стала сильнее — и оказывала ещё более сильное влияние на расстановку сил в Европе. Отныне полководец должен был становиться дипломатом, знатоком международной политики. Румянцев — сын выдающегося дипломата — и по этой части выделялся. Ни один из канцлеров Российской империи не был для него бесспорным авторитетом. И к расчётам Никиты Панина Румянцев подчас относился критически. Понимал, что рано или поздно найдутся противоречия в отношениях, например, со Швецией. Наверняка России придётся ещё не раз повоевать с этой скандинавской страной — как во времена Петра Великого. Да и польский вопрос стоял остро: России было, что делить с ближайшими соседями. Румянцев лучше других знал, как притесняют в Речи Посполитой православное меньшинство — это происходило даже при лояльном к России правительстве. Знал, что православные подданные польской короны надеются на Россию. Как тут обойтись без войны? К тому же хитроумному Панину явно не удавалось найти общие политические интересы с Британией. Панин не был сторонником имперской экспансии — и умел выжидать, выстраивая оптимальные схемы. Он и внешне производил впечатление медлительного увальня. Хотя панинская мысль петляла энергично. Екатерина не зря называла Панина энциклопедией: он походил на французских просветителей, не уступал им ни в эрудиции, ни в смелости преобразовательных прожектов. Чего стоят его конституционные мечтания!
Румянцев, как и любой амбициозный молодой генерал, не представлял жизни без сражений, а, значит, и без войн. В те годы никто не сомневался, что Российской империи предстоит ещё десятилетиями сражаться, расширяя границы. И стратегических целей было сразу несколько — их предстояло сформулировать идеологам времён Екатерины. Но при Елизавете, и при Петре Фёдоровиче Румянцев предполагал сражаться в Западной Европе, сокрушая как лучшую в мире армию Фридриха, так и относительно небольшие, но недурно обученные армии германских и скандинавских государств. Можно было ожидать целое десятилетие войн на севере Европы, войн с германским оттенком, в которых немцы должны были быть и нашими союзниками, и противниками. Екатерина нарушила эти планы. Она переместит завоевательную активность империи на юг, хотя и с беспокойной Польшей предстояло иметь дело.
Но вернёмся к первым неделям правления будущей Северной Семирамиды. Сразу